Ба Цзинь - Осень

Он хотел было тронуться дальше, но вдруг увидел, что из столовой флигеля, принадлежащего Кэ-аню и госпоже Ван, с тазом в руке вышла и направилась к кухне низкорослая, круглолицая девушка Цян-эр — новая служанка госпожи Ван. Провожая ее взглядом до кухни, он отметил непосредственность в ее лице и ее легкую походку. «Одна — ушла, другая — пришла. Всегда так», — шевельнулось в нем чувство жалости. Не задерживаясь больше, он повернул к себе, вспомнив, что следует написать письмо в Шанхай и сообщить Цзюе-хою и Шу-ин о последних событиях.

Часа через два Цуй-хуань позвала его к Кэ-мину, который хотел что-то обсудить с ним.

— Дяде лучше? — заботливо спросил Цзюе-синь.

— Гораздо лучше. Он уже встал с постели, — улыбнулась Цуй-хуань.

— Вот и хорошо, — успокоился Цзюе-синь и поднялся, держа в руке только что запечатанный конверт.

— Давайте, барин, я передам его Юань-чэну, — протянула за письмом руку Цуй-хуань.

— Пожалуйста, если не трудно, — в тон ей ответил Цзюе-синь, передавая письмо.

— Какой вы у нас вежливый, барин! По всякому пустяку говорите «пожалуйста» да «если не трудно», — добродушно улыбнулась Цуй-хуань. Неожиданно она обратила внимание на то, что розы в вазе на столе увяли, и пробормотала, словно обращаясь к самой себе: — Уж эта тетушка Хэ! Такая невнимательная — цветы давно засохли, а она и не сменит. Хотите, барин, я нарву вам цветов коричного дерева? — чистосердечно предложила она. — Они сегодня как раз распустились.

Цзюе-синь почувствовал, что внимание ее искренне — Цуй-хуань говорила от души, без притворства. Сердце его не было безразлично к женской ласке, и хотя оно замкнулось под ударами судьбы, сыпавшимися на него, в нем еще жила надежда — надежда на ласку. Он чувствовал, что искреннее чувство женщины, словно родниковая вода, смыло бы с его души всю грусть; оно укрыло бы его израненное сердце, как птица укрывает своих птенцов теплым крылом. Его истерзанная душа всегда нуждалась в таком чувстве, но из-за собственной слабости ему несколько раз приходилось смотреть, как оно уходит от него. И сейчас неожиданно он вновь увидел проблеск надежды. На память ему пришли некоторые факты, и каким-то шестым чувством он понял, что надежда эта не беспочвенна. Он не смел рассчитывать на слишком многое; сердце его было по-прежнему замкнуто — в нем говорила лишь благодарность.

— А разве тебе не нужно возвращаться к тете Чжан? — спросил он у Цуй-хуань.

— Ничего, я могу сделать кое-что и для вас. Госпожа не будет ругаться, — необдуманно ответила девушка, но тут же смутилась и, чувствуя, что лицо у нее горит, отвернулась, стараясь скрыть свое смущение. — Я хотела бы еще найти барышню Цинь, чтобы спросить у нее несколько иероглифов, — попыталась вывернуться она и, словно обращаясь к самой себе, добавила: — Сначала пойду отнесу письмо. — Не взглянув на Цзюе-синя, она поспешно вышла из комнаты.

Цзюе-синь растерянно стоял у письменного стола, глядя на удаляющуюся Цуй-хуань и на занавеси, которые скрыли ее от его глаз, затем, словно очнувшись, вздохнул и пошел к Кэ-мину.

Тот сидел на кушетке. Боль, видимо, уже прошла, но лицо было болезненного желтого цвета, да и выражение лица не говорило о здоровье. Ко всему он тяжело дышал.

Справившись о здоровье дяди, Цзюе-синь сел. Начался разговор о врачах. Цзюе-синь предлагал позвать врача с европейским образованием, а Кэ-мин, утверждая, что европейская медицина сильна в хирургии, но плохо лечит внутренние болезни, никак не соглашался. К тому же он уже послал за Ло Цзин-тином. Цзюе-синь не стал переубеждать его.

Перейдя на семейные дела, Кэ-мин коснулся подготовки к празднику «середины осени» и дал Цзюе-синю подробнейшие указания. Видя, что Кэ-мин плохо себя чувствует, Цзюе-синь и госпожа Чжан то и дело уговаривали его лечь отдохнуть, но он, задыхаясь, говорил и говорил. Наконец речь зашла о продаже дома, на чем настаивали Кэ-ань и другие.

— Отца огорчило бы, что семья распалась, — негодующе и решительно сказал Кэ-мин. — В завещании сказано четко: ни при каких условиях не продавать дома. А эти непочтительные сыновья растащили отцовские деньги, да еще не хотят слушаться. Но что бы они ни болтали на стороне — на продажу дома я своего согласия не дам. Они продадут дом не раньше, чем я умру!

Снова последовал приступ кашля и астмы, и снова госпожа Чжан поспешила похлопать мужа по спине. Упоминание о смерти перепугало и ее и Цзюе-синя. Пришлось им, забыв свои невзгоды, долго убеждать и уговаривать Кэ-мина. Наконец, пришел Ло Цзин-тин, пощупал пульс, не нашел ничего серьезного и прописал лекарство, но оно не помогло.

Тогда Ло Цзин-тин стал приходить ежедневно, прописывая все новые и новые лекарства. Дней через двадцать Кэ-мин почувствовал себя значительно лучше. Правда, одышка еще оставалась.

Как-то дней через десять после праздника «середины осени» в сумерках Цзюе-синь пришел к Кэ-мину. Тот разговаривал в спальне с женой; увидев племянника, радушно предложил ему присесть и забросал его вопросами о том, что творится на белом свете. Цзюе-синь сообщил ему о самых важных событиях; дядя с удовольствием слушал и, казалось, был в хорошем настроении.

Когда же Цзюе-синь сообщил дяде о том, что Кэ-ань собирается продавать акции, но еще не нашел покупателя, Кэ-мин неожиданно нахмурился и вне всякой связи с предыдущим спросил:

— Говорят, Шу-хуа поступила в колледж? Почему же мне ни слова не сказали?

Некоторое время Цзюе-синь не мог вымолвить ни слова — казалось, его наградили пощечиной. «Как он мог узнать об этом, сидя больной в своей комнате, если Шу-хуа занимается всего неделю?» — недоумевал он про себя. Улыбка на лице Кэ-мина сменилась недовольством, и Цзюе-синь покраснел.

— Да все как-то не приходилось, — несколько растерянно попытался пояснить он, — ведь она сдавала экзамены после других и ходит на занятия еще меньше недели. По-моему, у ней есть стремление к этому, и не стоило бы ей зря проводить время дома. Поэтому я согласился. Мама тоже не возражает. А вам я не хотел говорить потому, что вы плохо себя чувствовали.

— Но заниматься девушкам в колледже не очень удобно. Честно говоря, образованность женщинам ни к чему: разбирались бы немного в этикете — и достаточно. А ведь она — барышня из семьи Гао, — неодобрительно покачал головой Кэ-мин. На сердце у Цзюе-синя стало еще тяжелее. Переменившись в лице, он испуганно смотрел на дядю, не зная, что отвечать. — Это мне сообщили Чэнь итай, — продолжал Кэ-мин, — и Кэ-ань. Он тоже не одобряет этого и хочет, чтобы я запретил Шу-хуа ходить на занятия.

Это было уже чересчур! Даже Цзюе-синь не вынес такого удара и забыл, где он находится.

— Но мама согласилась на это! — возразил он, повторяя то, что уже сказал, но в несколько повышенном тоне. Цуй-хуань, стоявшая в углу, обливалась холодным потом от страха за Цзюе-синя и от волнения за Шу-хуа.