Ба Цзинь - Осень

Когда прибыли к дому Фэнов, Чжоу-гуй (также принарядившийся и перевязанный лентами), весь сияя от удовольствия, понес в дом визитную карточку. К этому времени вся семья Фэнов уже ждала Мэя. Паланкин остановился у главного здания. Мэй, словно в тумане, вылез из него и сквозь широко раскрытые двери вошел внутрь. Его провели в зал. Со всех сторон ему чудились ядовитые смешки и хихикание многих людей, но он смотрел прямо перед собой. Через силу он сделал все, что полагалось. Затем его проводили до дверей. Он взобрался в паланкин и снова был поднят над землей. Мэй вздохнул: «Вот и еще одно дело сделано».

Четверо носильщиков быстро несли паланкин по улицам и вскоре прибыли к дому Чжоу. Бренчанье цитр, пение слепцов, крики, смех — все это сразу обрушилось на Мэя. Не успел он выйти из паланкина, как ребятишки, Цзюе-цюнь и Цзюе-ши, подскочили к нему, схватили за руки и завопили: «Смотрите на новобрачного! Смотрите на новобрачного!» Освободившись от них, Мэй вошел в дом и тут же встретился с Цзюе-синем, который сочувственно улыбнулся:

— Устал?

Мэй был готов расплакаться, но не смел этого сделать и только молча кивнул ему.

Гости с поздравлениями все прибывали, и в зале ему пришлось беспрерывно отвечать на многочисленные поклоны. Сколько он их отбил, он и сам не знал. Он мечтал об отдыхе. Но наступил момент «великого поклонения».

Невеста уже успела переодеться в своих покоях и теперь, в розовом шелковом платье, расшитом цветами, и с богатыми украшениями на голове, вышла, поддерживаемая подружкой. Цзюе-синь велел музыкантам играть. Первыми поклонились предкам Чжоу Бо-тао с женой. Наступила очередь Мэя с невестой: став рядом, они совершили три коленопреклонения с девятью поклонами и трижды коснулись лбом пола. Затем (повторив процедуру дважды) молодые то же самое проделали перед госпожой Чжоу, Чжоу Бо-тао и другими. Это и было «великое поклонение». Было лишь видно, как опускается и поднимается Мэй. Невесте — той было легче, так как ей приходилось опускаться перед каждым на колени только один раз, а подниматься ей помогала подружка.

Стоя в стороне, Цзюе-синь читал порядок церемонии, написанный на красной открытке. Неумолчно дули в свои трубы музыканты. А Мэй все кланялся, кланялся… Теперь поклоны были уже предназначены для домочадцев, родственников (причем последние в свою очередь разделялись на ближних и дальних, и каждому из них хотелось, чтобы молодые совершили перед ним поклон); только после этого настала очередь друзей. Одним кланялись ниже, чем другим; количество поклонов также было неодинаково. И все это было записано на бумажке, которую держал Цзюе-синь. Когда Цзюе-синь назвал свое имя, он передал открытку кому-то другому и потянул за собой Цзюе-миня. Обменявшись с молодыми поклонами, он вновь стал читать по бумажке. Вся эта процедура длилась почти два с половиной часа; к концу ее у Мэя все поплыло перед глазами и ломило в пояснице. Бледный, еле держась на ногах, он вышел наружу, чувствуя, что белье его насквозь промокло от пота. Вид у него был жалкий, и только отец, Чжоу Бо-тао, ничего не замечал. Радость переполняла его: ведь теперь у него есть сноха и, к тому же, он породнился с племянницей самого Фэн Лэ-шаня — ученого мужа своего времени. Этот день был праздником для Чжоу Бо-тао, а не для молодого Мэя.

Цзюе-синь, глядя на Мэя, понимал, что этот слабый юноша еле держится на ногах. Ласково поговорив с ним, он увел Мэя в комнату, где было потише, в кабинет Чжоу Бо-тао, заставил снять праздничный наряд и немного отдохнуть. Он попытался было развлечь Мэя, но в этот момент во дворе послышался чей-то голос, зовущий жениха, и Мэй, бросив веер, который сжимал в руке, собрался выйти. Цзюе-минь, бывший тут же, остановил его:

— Пусть покричат — ничего с ними не случится. Не обращай внимания, — Цзюе-синь тоже не возражал: ему хотелось, чтобы Мэй еще немного отдохнул в кресле.

— До чего же надоел весь этот скучный спектакль — хоть вешайся. Не понимаю, для чего все это? — с сердцем вымолвил Цзюе-минь, вспомнив только что виденную церемонию и с жалостью глядя на Мэя.

— А ты не пренебрегай этим — пожалуй, тебе тоже придется играть такую же комедию, — предостерег его Цзюе-синь. По-видимому, его мучило беспокойство, и он не знал, как избавиться от него. Это было одно из проявлений пассивной борьбы, которую вел Цзюе-синь. Всегда он был полон противоречий: отрицательно относясь ко всем этим сложным обрядам, он сегодня тем не менее руководил одним из них.

— Я? Я не буду, увидишь! — И Цзюе-минь холодно усмехнулся. Отрицательно относясь к существующему положению вещей, он был уверен, что не будет действовать по принуждению. И он решительно повторил: — Этого я делать не буду.

— Не решай раньше времени. А разве я хотел этого?

Мы во многом не зависим от себя, — огорошил его Цзюе-синь. Мэй — как он ни устал — широко раскрыв глаза, прислушивался к разговору братьев.

Цзюе-минь улыбнулся.

— Попробую-ка я сделать то, что у тебя не получилось, — медленно произнес он. — Пусть я буду первым. Я не сделаю того, что меня заставляют. — И, помолчав, добавил: — Тем более того, что меня заставляют делать люди, преклоняющиеся перед стариной.

— Ты уверен? — В голосе Цзюе-синя звучало сомнение, смешанное с удивлением.

Цзюе-минь не успел ответить; снаружи позвали: «Мэй!»

Мэй поспешно поднялся.

— Надо идти. — Лицо его по-прежнему выражало печаль и усталость.

— Отдохнул бы еще. Ничего важного нет, — уговаривал его Цзюе-минь.

— Наверное, что-нибудь важное. Может быть, пора за стол. — Мэй беспокоился, что из-за него может произойти какая-нибудь задержка.

— Цзюе-синь, Цзюе-синь! — раздался голос Чжоу Бо-тао. По-видимому, он собирался зайти в кабинет.

— Дядя зовет, — словно про себя встревоженно сказал Цзюе-синь и добавил, обращаясь к Мэю: — Пойдем вместе. — И они вышли навстречу Чжоу Бо-тао.

Цзюе-миню был слышен их разговор. В кабинете остался он один. Он чувствовал себя словно во сне. На душе у него было скверно. Полулежа в кресле, он что-то обдумывал со все возрастающим беспокойством. Вот брови его нахмурились, но затем лицо озарилось улыбкой, и он удовлетворенно огляделся вокруг, — небольшая этажерка с двумя-тремя десятками книг в старинных переплетах, на письменном столе полный порядок. Он поднялся и, подойдя к письменному столу, обнаружил на нем тетрадь Мэя для сочинений. Небрежно перелистывая ее, он заметил заголовок: «Этикет — не для низших, наказание — не для высших». Полистав дальше, он обнаружил такие темы-, как «Трактат об Ин Као-шу», «Исследование о Цан Си-бо».

Цзюе-минь сердито захлопнул тетрадь и бросил ее на прежнее место.

— Что за прок сейчас от подобного хлама? — буркнул он, внезапно ощутив в комнате какую-то затхлость, и вышел, не желая здесь больше оставаться.