В. Белов - РАЗДУМЬЯ НА РОДИНЕ

* * *

По моему глубокому убеждению, минимум хороших дорог не только закрыл бы во многом искусственную проблему сселения мелких и средних деревень. Сегодня такой минимум практически уничтожил бы остатки социальных противоречий между городом и деревней.

Совсем не плохо было бы подумать и об эстетическом облике наших деревень и окружающих окрестностей. Кое-где к фермам трудно подъехать даже на ДТ-54, а улицу в иной деревне не отважится переходить ни старый, ни малый.

Можно ли говорить хотя бы об эстетической удовлетворенности трудом, если к ферме надо добираться чуть ли не вплавь, по колено в грязи? Неудивительно поэтому, что многие вчерашние десятиклассницы не допускают даже и мысли остаться в деревне и работать в животноводстве.

Я уж не говорю о прямых экономических потерях. Например, ежегодно колхозы Северо-Запада терпят значительные убытки из-за низкой сортности молока, несвоевременной отправки продукции.

Наконец, нельзя забывать и о том, что хорошая дорога воспитывает и формирует хороших работников, дурная — дурных. Надо наконец расстаться с романтическим отношением к шоферскому героизму. Слов нет, шоферы герои. Но глубокая колея не столько воспитывает мастерство и мужество, сколько развращает шоферскую душу. Измаявшись и вымазавшись в грязи, шофер спешит не к цели своего маршрута, а в придорожный магазин… Для чего мыть под капотом, если завтра все равно там будет снова забрызгано? От этого недалеко и до такого вопроса: для чего делать своевременные ТО-1 или ТО-2? Опыт говорит прямо и непреложно: где бездорожье, машин не жалеют, технического ухода как следует не делают, а лишь меняют детали и узлы, вышедшие из строя. Отсюда вечный дефицит и анархия в снабжении запчастями. Отсюда же и прямое государственное преступление: разукомплектовывание на запчасти новых агрегатов, поступающих с машиностроительных заводов.

Так почему же многие из нас зачастую считают дорожную проблему всего лишь второстепенной?.. Мне хочется привлечь к этому делу и внимание экономистов, плановиков, проектировщиков. Особенно экономистов. От состояния дорог зависит все. В том числе целесообразность освоения средств, выделенных для подъема Нечерноземья, экономическая отдача. Наконец, просто материальное состояние людей и обороноспособность государства. Областные и районные дороги находятся сейчас не в одних руках. (Вернее, неизвестно, в каких руках они находятся.) Насыщенность же народного хозяйства техникой возрастает буквально не по дням, а по часам. Еще не так давно весь машинно-тракторный парк моего родного колхоза «Родина» состоял из нескольких тракторов, двух-трех автомашин и пары комбайнов. Нынче в колхозе количество автомашин и других самоходных агрегатов исчисляется уже десятками. Разве нельзя с такой техникой строить дороги хотя бы и своими силами, без специальных капитальных вложений? Конечно же, можно. Особенно в межсезонье и в зимнее время, когда происходит свертывание основных сельхозработ. А сколько техники находится на предприятиях и в руках специализированных организаций! Если бы всю простаивающую технику хотя бы время от времени собирать в кулак, в дорожном строительстве можно бы многое сделать.

Вывод из всего сказанного напрашивается сам: необходимо покончить с распылением средств, выделяемых на дорожные дела. Такое распыление как во времени, так и по расстоянию обходится государству слишком дорого. Надо как можно быстрее объединить и укрепить дорожные строительные организации, дать им хорошие кадры, добрую технику, может быть за счет колхозов, совхозов, предприятий и специализированных государственных организаций. Это очень скоро обернется пользой для тех же организаций, не получивших лишний кран или бульдозер. Наконец, научные рекомендации, где они? Кто научит строителей быстрее, дешевле и добротнее строить ту или иную дорогу? Проектные дорожные организации зачастую относятся к нуждам дорожным формально. Иногда они лишь огребают деньги, взамен на свои скороспелые контурные проекты (не буду приводить примеров из-за недостатка места).

* * *

…Об этом и многом другом рождаются мысли, когда мчишься с холма на холм по Валдайской возвышенности, к Ростову и Ярославлю. И дальше, к Вологде. Дорога стремится к Белому морю на север, и климат меняется с каждым часом. В Вологодской области, к примеру, уже не встретишь московского краснолесья. Но о том, на что способна наша северная земля, можно узнать в таких деревнях, как Слобода Грязовецкого района или Огарково Вологодского. Крестьяне собирают здесь устойчивые урожаи в тридцать — сорок центнеров хлеба с гектара. Хотя здешняя земля шесть месяцев в году покрыта снегом и льдом.

Север? Да! Но еще в XVII веке, а может, и раньше северные крестьяне производили товарный хлеб. Они продавали зерно в Скандинавию. Северо-Запад России может стать зоной устойчивого земледелия. Не менее устойчивого, чем, скажем, Казахстан и Кубань.

1979

Надо иметь развитое воображение, чтобы представить тысячи развалившихся семей. Искалеченный быт. Горе детей, которых променяли на водку безответственные отцы, а иногда не менее безответственные матери. Производство, страдающее от оглушенных алкоголем, дряблых работников. Шоферские баранки, крутящиеся не в ту сторону. Прямые человеческие жертвы, потерянное здоровье. Курение, обычно в большой мере сопутствующее пьянству и уносящее с ним вкупе обычную радость жизни. Половые, моральные и прочие извращения. Наконец, тысячи физически ненормальных детей, зачатых на пьяном ложе и рожденных отнюдь не на радость обществу.

Можно ли забывать обо всем этом? Нет, все это у любого здравомыслящего человека не может вызвать восторга… Недавно, беседуя с председателем одного из народных судов, я услышал несколько любопытных цифр. Оказывается, в районе количество разбираемых дел по статье 206 (хулиганство) в общем объеме судебных дел занимает первое и главное место. Число осужденных по этой статье также самое высокое в общем объеме осужденных. Далее председатель суда сказал мне, что дела по этой статье на сто процентов связаны с пьянством…

И мне вспомнились многие кампании борьбы против пьянства, которые ничем не заканчивались. Что-то уж больно быстро выдыхались наши писатели, публицисты, социологи. Обменявшись мнениями, они опять успокаивались, словно бы ничего и не было, словно бы зло исчезло.

А зло, оно и не думало исчезать. Каких только причин мы не открыли, рассуждая об этом зле! Одни из нас утверждают, что пьем много потому, что стали богаче жить. Другие считают пьянство неким национальным атрибутом, — мол, всегда так было, что русский пьет перед едой, а прочие европейцы после. Третьи искренне думают, что виноваты «боевые сто грамм», которые выдавались во время войны, — это они, мол, наплодили алкоголиков… Четвертые говорят еще о чем-либо, пятые вообще ничего не говорят. И делают вид, что никакой проблемы не существует. Многие даже очень умные товарищи думают об этом с некоторой не то чтобы гордостью, а так, как-то любовно. Вот, мол, мы какие удалые, пьем больше всех, но и дело знаем. Они не прочь иной раз процитировать Бориса Корнилова, как сделал это журнал «Кругозор»: