Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

«Мой роман назывался бы „Отбросы“, и я представлял его себе в виде огромной фрески, показывающей, сколько человеческих жизней убивает в зародыше такой город, как Париж, сколько пожирает он нерожденных существ, сколько он производит абортов. Мы даже не подозреваем о трагедиях, связанных с рождением человека: от наших глаз укрыто нечто омерзительное… И мне думалось, что ничто не может быть значительнее, величественнее, честнее такой поэмы, в которой я, со всей страстью своего сердца, выступил бы в защиту прав жизни».

В статье «Вырождение» содержится уже весь комплекс взглядов, развернутых в «Плодовитости» — как в негативной, так и в позитивной их части. Замысел «Отбросов» по своему идейному наполнению, в сущности, уже и был замыслом «Плодовитости», но вначале Золя еще не имел намерения отказаться от привычного для него художественного метода, который предусматривал обнаружение идеалов автора по преимуществу косвенным путем, через посредство критики.

Однако в 90-х годах в произведениях Золя все больше прорываются проповеднические ноты; романист стремится дополнить критику утверждением своего положительного идеала. Романы «Доктор Паскаль» и «Париж», завершающие — соответственно — серии «Ругон-Маккары» и «Три города», содержат в себе горячую апологию науки как единственной силы, способной возвысить, облагородить и усовершенствовать человечество. В «Париже» особенно подчеркнута социально-преобразующая функция науки, вера в нее приобретает черты новой религии, а распространителям научного мировоззрения приписывается едва ли не мессианская роль.

Под влиянием такого умонастроения Золя видоизменяет первоначальный замысел романа «Отбросы». Устремленный в будущее, он хочет перенести теперь центр тяжести с критики на положительную программу. Одновременно рождается идея серии романов, в которых развертывались бы разные аспекты его проповеди.

Возможно, что к этому толкает Золя и критика «Парижа» социалистической прессой, разъяснявшей безосновательность упований писателя на самодовлеющее значение науки в движении человечества к социальному прогрессу. Сознавая, что на одну лишь науку нельзя возложить целиком задачу изменения общества к лучшему, Золя хочет показать также и необходимые для этого, с его точки зрения, моральные предпосылки.

Первоначальный план новой серии составлен Золя не позже конца 1897 года (он опубликован только в 1927 г. в журнале «Меркюр де Франс» исследователем творчества Золя Морисом Леблоном). Здесь впервые сформулирована идея романов-«евангелий». Золя ясно осознает свою цель. Теперь он хочет выступить в роли проповедника-моралиста и социального реформатора. Перенося на свои романы название книг христианского священного писания, он возвещает с самого начала, что в совокупности они представят изложение нового вероучения. Использование понятий, терминов и образов канонических религиозных книг субъективно означало для Золя дерзкий вызов церкви, но при всем этом он заимствует кое-какой традиционный реквизит у отрицаемой им христианской религии.

Вначале Золя представлял себе серию состоящей из трех, а не четырех «евангелий». В записи 1897 года читаем: «„Три евангелия“ — „Четвероевангелие“: я добавил „Истину“ [4] Слова, заключенные в тире, по-видимому, представляют собой позднейшую вставку в рукопись. — общее название для трех романов: „Плодовитость“, „Труд“, „Справедливость“, которые составят продолжение моей трилогии „Три города“ — „Лурд“, „Рим“, „Париж“.

В первом романе — „Плодовитость“ — я разрабатываю сюжет, мнившийся мне под названием „Отбросы“. Но я смягчаю и расширяю этот сюжет, превращаю его в гимн плодовитости. Сделать эстетичной плодовитую женщину (вместе с Жаном, сыном Пьера и Марии), женщину кормящую, женщину, имеющую много детей. Против девства, религии смерти, за произрастание и развитие всех завязей. Сначала — за плодовитость родины, за увеличение рождаемости во Франции, немного патриотизма, затем сюжет распространяется на все человечество. В „Плодовитости“ я создам Семью».

Далее следует изложение общей идеи и сюжетной канвы романа «Труд». Героем его оставался Жан (имя символически значимое, по-французски соответствующее имени Иоанн; оно, видимо, должно было вызывать ассоциацию либо с евангелистом Иоанном, либо с Иоанном Крестителем). Роман замышлялся как «осанна труду», прославление физического труда, земледельческого в особенности, как демонстрация необходимости и благотворности труда для здоровья человека. На Жана возлагалась миссия создать Город будущего, который представляется Золя в виде утопической социальной организации, описанной еще в 40-х годах XIX века Шарлем Фурье. Золя прямо указывает на то, что для романа «Труд» он выбирает Фурье в качестве своего идейного руководителя.

Третий роман — «Справедливость» — должен был охватить уже все человечество. В нем Золя собирался изобразить человеческое сообщество, образующееся «поверх всех границ». «Соединенные Штаты Европы», — записывает он, воскрешая прекраснодушную мечту, с которой в свое время носился еще Виктор Гюго. Золя воодушевлен перспективой создания «Союза всех народов». Он хочет поставить в своем произведении вопрос о расах — латинской, германской, англосаксонской — и утвердить идею вечного мира между народами, идею всеобщего разоружения.

В романе предполагалось развернуть грандиозную панораму человечества, он должен был строиться как ряд посещений Жаном, ведомым неким «апостолом», разных народов земли. Финал романа мыслился автору как апофеоз мира и единения народов. «Само слово „Справедливость“, — уточняет Золя, — должно пониматься в смысле солидарности как средства для достижения цели, которой является счастье».

Плану, намеченному в 1897 году, и следовал, во всем основном, Золя, работая над своей последней серией. Но непосредственно перед началом работы над «Плодовитостью» в этот план были внесены два существенных изменения. Одно из них состояло в том, что «евангелий» стало не три, а четыре.

В «Наброске» к «Плодовитости», на первой его странице, Золя пишет: «Мне пришла в голову идея создать не три, а четыре евангелия, чтобы была полная параллель с „Четвероевангелием“ Иоанна, Луки, Марка, Матфея. Тогда у меня будут: „Плодовитость“, „Труд“, „Истина“ („Человечность“?), „Справедливость“». Золя еще колеблется, как назвать роман, которому предстоит быть третьим в серии, но принципиально вопрос решен. И название «Истина» вскоре закрепляется за этим вновь задуманным романом. В цитируемом «Наброске» Золя говорит о нем еще скупо: «…то же и в отношении истины: завоевание ею века, отступление заблуждений, наука побеждает все более и более…» Дальнейшие обстоятельства объясняют, однако, почему в первоначальный план вносятся изменения, как возникает идея романа «Истина».