Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

Но Марианне нелегко приходилось с Александром и особенно с его младшей сестрой Серафиной, восемнадцатилетней девицей, злой и распущенной; к счастью, она скоро покинула родительский дом, сбежав с неким бароном Ловичем, бароном подлинным, хотя мошенником и проходимцем, так что во избежание громкого скандала пришлось согласиться на ее брак, да еще дать в приданое триста тысяч франков. Похоронив отца, Александр задумал жениться и женился на Констанс, принесшей ему полмиллиона; с появлением новой кузины, тощей, сухой, деспотичной, сразу сделавшейся в доме полновластной хозяйкой, сиротка Марианна почувствовала себя у Бошенов совсем одинокой и чужой. Но рядом оказался Матье, и через несколько месяцев между молодыми людьми возникла сильная и здоровая любовь, не та любовь с первого взгляда, что безрассудно бросает любовников в объятия друг друга, а любовь, основанная на взаимном уважении, взаимной склонности, доверии и нежности, что одна лишь создает нерасторжимые браки. Они радостно соединили свои жизни, не имея гроша за душой и принеся в супружество лишь вечную верность любящих сердец. Матье получал тогда две тысячи четыреста франков в год, и Александр ограничился намеком на то, что в дальнейшем сможет взять его в дело.

Однако постепенно Матье Фроман сумел стать на заводе незаменимым. Молодой владелец предприятия Александр Бошен только что выпутался из весьма затруднительного положения. Приданое Серафины и другие значительные расходы, которых потребовало устройство непокорной распутной дочери, вынудили отца изъять известную сумму из основного капитала. К тому же после его смерти обнаружилось, что он проявил легкомыслие, впрочем, довольно распространенное, другими словами, не оставил завещания, что позволило Серафине решительно пойти наперекор интересам брата, — она потребовала выделить ей полагающуюся долю наследства, желая принудить его продать завод. Тогда все нажитое пошло бы прахом: завод был бы раздроблен, сведен на нет. Вспоминая об этом, Бошен и по сей день содрогался от ужаса и гнева; но, к счастью, ему удалось откупиться от сестры, выплатив ей ее часть деньгами, и немалыми. Однако открытая рана продолжала кровоточить, и чтобы она затянулась, Александр женился на полумиллионе Констанс, девицы весьма невзрачной, сухой и такой тощей, что до брака он, этот здоровяк, сам называл ее не иначе, как «доской», и с явным отвращением исполнял свои супружеские обязанности. За пять-шесть лет дела наладились, завод удвоил свои обороты, наступило полное процветание. И Матье, один из самых деятельных, незаменимых сотрудников, стал главным чертежником с жалованьем в четыре тысячи двести франков в год.

Моранж, старший бухгалтер, — его комната помещалась рядом, — услышав, что Матье уселся за чертежный стол, поднял голову.

— Не забудьте, дорогой Фроман, что вы сегодня завтракаете у нас.

— Да-да, дружище Моранж, договорились. В полдень я зайду за вами.

И тут же Матье с головой ушел в работу, — он трудился над чертежом паровой молотилки собственного изобретения, которая сочетала простоту конструкции с большой мощностью; Матье уже давно занимался ею, и сегодня днем крупный землевладелец из Бос, г-н Фирон-Бадинье, должен был прийти ознакомиться с новой машиной.

Внезапно дверь хозяйского кабинета распахнулась, и на пороге показался Бошен. Это был высокий краснощекий человек с крупным носом, толстыми губами и глазами навыкате; он тщательно холил свою черную густую бороду и зачесывал волосы на макушку, чтобы скрыть лысину, уже явственно обозначавшуюся, несмотря на то, что Александру Бошену шел всего тридцать третий год. С самого утра в сюртуке, с вечной сигарой в зубах, он громко разглагольствовал, развивал кипучую деятельность, и бурная его веселость свидетельствовала об отменном здоровье этого эгоиста и жуира, превыше всего ценившего деньги, считавшего, что нажитый чужим трудом капитал — непобедимая и притом единственная на земле сила.

— Ну, как? Готово?.. Господин Фирон-Бадинье снова написал мне, что будет у нас в три часа. Помните, что вечером я веду вас в ресторан: ведь этих голубчиков не уговоришь сделать заказ, пока как следует не угостишь. Не хочу обременять Констанс, предпочитаю рестораны… Вы предупредили Марианну?

— Разумеется. Она знает, что я вернусь поездом одиннадцать сорок пять.

Бошен устало опустился на стул.

— Ах, дружище, я еле держусь на ногах! Обедал вчера в гостях и спать лег около часу ночи. А чуть свет пришлось приниматься за дела! Такая жизнь и впрямь требует железного здоровья.

До сих пор Александр был неутомим, казалось, он наделен какой-то особой выносливостью и почти нечеловеческой энергией. Помимо всего прочего, он не раз доказывал, что обладает тонким нюхом на выгодные операции. Вставал он первым, все видел, все предвидел, заражая всех и вся своим шумным рвением, и каждый год удваивал обороты. Но с некоторых пор усталость все больше овладевала им. Урывая время от дел, он не отказывал себе в удовольствиях, таких, о которых рассказывают, и таких, в которых никому не признаются, но с некоторых пор дебоши, как он выражался, начали его изматывать.

Бошен уставился на Матье.

— У вас просто цветущий вид. Как это вы ухитряетесь никогда не выглядеть усталым?

И впрямь молодой человек, стоявший перед чертежным столом, своим несокрушимо здоровым видом походил на крепкий дубок, — высокий, стройный, загорелый, с характерным для всех Фроманов широким и высоким выпуклым лбом. Густые волосы он коротко подстригал, курчавую бородку носил клинышком. Но самым примечательным в его лице были глаза — глубокие, ясные, живые и в то же время задумчивые, почти всегда улыбающиеся. Человек мысли и действия, очень простой и очень веселый, словом — очень хороший человек.

— Ну, я-то, — ответил он, смеясь, — я ведь отличаюсь благоразумием.

Бошен живо возразил:

— Ну нет, какое уж там благоразумие! Разве это благоразумно в двадцать семь лет обзавестись четырьмя детьми? И для начала родили близнецов — Блеза и Дени! А за ними Амбруаза и малютку Розу! И ведь это не считая девочки, что умерла тотчас же по рождении, с нею, несчастный, у вас было бы целых пятеро! Нет-нет, вот я действительно благоразумен — у меня только один ребенок, и я, как человек рассудительный и осторожный, умею себя ограничивать.

Тут посыпались обычные шуточки Бошена, сквозь которые проскальзывало его искреннее возмущение четой Фроман, не заботившейся о своем материальном благополучии; плодовитость его кузины Марианны представлялась Бошену прямо-таки неприличной.

Читать дальше