Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

Окончив с помощью Зои вытирать ребенка топкой простынкой, Матье сказал:

— А теперь взвесим мосье Жерве!

Это была довольно сложная процедура, так как ребенок испытывал к ней непреодолимое отвращение. Он так сучил ножками, так вертелся на лоточке весов, что было нелегко установить его точный вес, вернее, прибавку в весе, колебавшуюся от ста восьмидесяти до Двухсот граммов в неделю. Отец обычно выходил из себя. Тогда вмешивалась мать.

— Подожди! Поставь весы на столик возле моей постели, а ребенка давай мне. Мы отдельно взвесим пеленки и вычтем из общего веса.

Но тут, как и каждое утро, произошло буйное вторжение. Четверо ребятишек, которые уже приучались одеваться самостоятельно — младшие при помощи старших и все вместе под надзором Зои, — ворвались в спальню родителей, как застоявшийся табун жеребят. Дети бросились обнимать отца и собрались было атаковать материнскую постель, но, заметив Жерве, лежавшего на весах, все четверо остолбенели от любопытства и восторга.

— Ой! — закричал младший из братьев, Амбруаз. — Зачем его опять взвешивают?

Двое старших, близнецы Блез и Дени, ответили разом:

— Тебе же сказали, надо проверить, не обвесили ли маму, когда она покупала его на рынке.

Но Роза, все еще не очень крепко стоявшая на ногах, уже вскарабкалась на постель и, ухватившись за весы, пронзительно закричала:

— Хочу смотреть! Хочу смотреть!

Она чуть было не опрокинула и весы и младенца. Пришлось выставить за дверь всех четверых ребятишек, так как каждому не терпелось вмешаться и все тянулись ручонками к весам.

— Вот что, детки, — сказал отец, — доставьте папе удовольствие: идите-ка вы в сад! Светит солнце, так что не забудьте надеть шапочки, и играйте под окнами, чтобы вас было слышно.

Наконец, невзирая на крик и возню Жерве, Марианне удалось установить точный вес. Какая радость! За истекшую неделю он прибавил двести десять граммов! Первые три дня, как и все новорожденные, он терял в весе, и вот теперь наверстывал упущенное, рос, тянулся, как и подобает здоровому и крепкому человеческому ростку. Родители уже видели его бегающим, красивым, сильным. Усевшись на постели, мать искусно запеленала младенца, шутливо приговаривая в ответ на его крик:

— Да, да, я знаю, мы очень голодны… Всему свое время, суп уже греется, и его подадут мосье горяченьким…

Утренний туалет Марианна совершила, едва проснувшись: она высоко подняла свои прекрасные волосы, собрав их на затылке в большой узел, что подчеркнуло белизну ее шеи, и надела кофточку из белой фланели с кружевной отделкой, обнажавшую руки по локоть. Прислонившись к подушке и не переставая смеяться, Марианна расстегнула кофту, выпростав маленькую твердую грудь Дианы-охотницы; от прилива молока грудь набухла, расцвела, как большой бело-розовый цветок, источник жизни. Ребенок, еще ничего не видя, шарил ручонками и губами, когда же он нашел наконец сосок, то принялся так жадно сосать, словно хотел выпить всю свою мать без остатка, выпить все ее соки.

Продолжая радостно смеяться, Марианна вдруг вскрикнула от боли.

— Ах, чертенок, он кусается, боюсь, как бы опять не открылась трещина!

Заметив, что солнце падает прямо на мать и ребенка, Матье собрался было задернуть штору, но Марианна остановила его:

— Нет, нет, оставь нам солнышко! Оно нас нисколько не беспокоит, наоборот, по жилам словно сама весна разливается.

Матье опять подошел к жене и замер в восхищении, любуясь прелестной картиной. Пламень солнца вливался в спальню, где пламенела и цвела здоровьем и радостью сама Жизнь. Младенец у материнской груди — священный символ извечной жизни, ее торжествующего расцвета. Мать продолжала свое дело: посвятив ему себя на долгие месяцы, она довершит свое творение, она будет питать рожденного ею человечка из источника бытия, переливающегося в широкий мир. Затем и породила она из своего лона нагое хрупкое дитя, чтобы тут же прижать его к груди, к этому новому прибежищу любви, где младенец найдет тепло и пищу. Нет ничего проще и естественнее этого. Мать-родительница во имя красоты, во имя общего здоровья должна стать сама кормилицей. В той радости, в том безграничном уповании, что излучали они, было величие и здоровье всего, что естественно произрастает, приумножая людскую жатву.

Тут вошла Зоя, которая, убрав спальню, вернулась снизу с большим букетом сирени и сообщила, что г-н в г-жа Анжелен, возвращаясь с утренней прогулки, зашли справиться о здоровье г-жи Фроман.

— Пусть поднимутся сюда, — весело отозвалась Марианна, — я вполне могу их принять.

Анжелены были те самые молодые супруги, что снимали маленький домик в Жанвиле и целыми днями в упоении бродили по затерянным тропинкам, решив обзавестись ребенком лишь в дальнейшем, боясь, как бы он не стеснил их, не помешал их уединенным прогулкам и эгоистическим ласкам. Г-жа Анжелен — восхитительная, стройная, высокая шатенка, всегда веселая, не скрывала своей жажды наслаждений. Муж, тоже красивый, широкоплечий блондин с торчащими усами и бородкой, походил на бравого мушкетера. Кроме ренты в десять тысяч франков, позволявшей им жить без забот, Анжелен подрабатывал, разрисовывая веера, украшая их розами и хорошенькими женскими фигурками. Вся жизнь Анжеленов проходила в любовных утехах и веселом щебетании. В конце прошлого лета они довольно близко сошлись с Фроманами, встречаясь с ними ежедневно на прогулках.

— Можно войти? Надеюсь, мы не совершим нескромности? — раздался с порога звучный голос Анжелена.

Госпожа Анжелен, вся трепещущая после прогулки по весеннему солнцу, кинулась обнимать Марианну, прося извинить за столь ранний визит.

— Представьте себе, дорогая, мы только вечером узнали, что вы позавчера переехали. А мы поджидали вас не раньше чем через неделю или дней через десять… Сегодня, проходя мимо, мы не смогли удержаться, зашли справиться… Вы не сердитесь на наше непрошеное вторжение?

И, не дожидаясь ответа, она защебетала, как синица, опьяненная весенним солнцем:

— Так вот он каков, этот новый господин! Ведь это мальчик, правда? Сразу видно, что все сошло отлично. Да у вас всегда все сходит отлично… Боже мой! До чего же он, однако, мал и до чего мил! Посмотри, Робер, как он славно сосет. Просто куколка!.. Ну? До чего хорош! И как все это забавно!

Муж, поддавшись восторгам жены, подошел поближе и, вторя ей, тоже стал восхищаться:

— Да, ничего не скажешь, действительно прелесть!.. А ведь бывают просто страшные младенцы: худые, синие, словно ощипанные цыплята… А когда они упитанные, беленькие, тогда это и в самом деле приятно.

— Чего же дожидаться, — смеясь, воскликнул Матье, — стоит вам захотеть, и у вас будет такой же. Оба вы созданы для того, чтобы произвести на свет роскошного ребенка.