Август Стриндберг - На круги своя

В марте он шил у садовника в Сандемаре, насмотрелся чудес в теплицах и услыхал про дыни — диковинку вроде круглых желтых огурцов, которые в Даларё шли по кроне за штуку. Он купил семена, посадил их в ящике для переметов, наполненном землей, и поставил на окно. Через две недели побег, подобно указующему персту, направленному в небо, поднялся из земли; вскоре он расщепился на два крылышка, плотно прижатые к земле и похожие на крылья стрекозы. Потом засветило апрельское солнышко, всходы быстро пошли в рост и выбросили третий листок, который стлался прямо по земле. Портной отщипнул третий листок, как учил его садовник, потом появились боковые побеги, которые портной отщипнул таким же образом, а в конце мая настал крайний срок пересаживать растения в парник. Однако почву для него не так-то легко было утеплить, и однажды ему пришлось даже съездить в Даларё и привезти ящик подстилки для скота. Он разложил ее вдоль горного откоса, где вовсю палило солнце; обнес парник оградой из обломков досок, но увидел, что слой земли получился слишком уж тоненький, и стал придумывать, чем бы поднять его. В дело пошли обсевки, домашний сор, солома, и вот наконец парник достиг нужной высоты. Туда портной и высадил растения с комьями земли. Потом положил сверху рамы, и побеги стали расти. Однако грянули заморозки, и парник надо было укрывать; он накрыл его мякиной и еловым лапником. Две недели в парнике потрескивало: побеги потихоньку росли, но к Иванову дню звуки стали затихать и наконец совсем прекратились. Подстилка перепрела, а у него не было времени привезти новую. Потом началась обычная июльская жара, и побеги снова стали расти и дали цветы. Сначала тоненькие мужские, потом пухленькие женские с маленькой зеленой горошиной на дне. Портной проветривал и опрыскивал их в солнечные дни, закрывал в пасмурные. Потом опять были две хмурые недели, и опять казалось, что все кончено. Портной поливал растения теплой водой и укладывал в постель из соломы и подстилки для скота, а когда началась самая жаркая пора лета — конец июля и начало августа, и склоны раскалились, будто печка, в парнике снова стало потрескивать, горошины выросли до размера гусиного яйца, и на них появились складки, между которыми рос пушок. Их было восемь штук, они уже начали издавать слабый запах, и под каждую он подложил черепицу. В общем, с этими дынями было много мороки, но зато, если солнечная погода продержится, через неделю он соберет урожай.

Портной сидел на своем столе и наблюдал за парником, сторожил, как часовой, солнечные лучи. Сердце его полнилось радостью, потому что ветер дул южный и на Михайлов день дождя не было, стало быть, вёдро еще постоит.

— Слышь, Анна, — окликнул он своим петушиным голосом сестру, которая чистила на кухне камбалу.

— Чего тебе, Густав? — отозвалась та, не прекращая работу.

— Давай-ка зададим бал в субботу, аккурат накануне лова салаки. Что ты на это скажешь?

На кухне стало так тихо, что было слышно, как мухи танцуют под потолком и рыбный нож скребет чешую камбалы.

— А на какие шиши? — ответила Анна вопросом на вопрос.

— Да уж найдутся, и хочу тебе сказать, когда кормишься ремеслом вроде моего, не грех хоть изредка угостить своих заказчиков, ну а что касаемо денег, то не такой уж я и голодранец. Я соберу не меньше двух коробов яблок…

— Ты же хотел купить на них корм для скотины на зиму…

— А вдобавок, — тут в горле у портного булькнуло, словно заветные слова застряли в горле, — вдобавок у меня есть дыни.

— Да ну тебя! До твоих дынь еще дожить надо!

— Ты и дожила! Что, не видала их там, в парнике? Через три дня они совсем дозреют, и у меня будет восемь крон. Вот тебе и водка!

— Подожди хоть, пока они дозреют.

— Вот это уж никак нельзя, сама ведь знаешь — тогда все уйдут за салакой.

Анна больше не отвечала, не желая ввязываться в свару; ей даже думать не хотелось о шуме и беспорядке в избе, к тому же она знала, Густав напьется в стельку.

Но что поделаешь: была у портного такая слабость — раз в год он любил приглашать гостей, и в особенности девушек. Хотя сам он и не мог танцевать, поскольку вдобавок ко всему одна нога была у него короче другой и ходил он, опираясь на две клюки, ему было словно маслом по сердцу смотреть, как веселится молодежь, и он принимал участие в каждой танцульке, прыгая среди танцующих парочек и похлопывая девушек длинной худой рукой. Несмотря на его тридцать два года, все смотрели на портного как на старого дядюшку, поэтому ему позволялись маленькие вольности, их никто не принимал всерьез. Слова, сказанные сегодня сестре, которая жила вместе с портным и вела у него хозяйство, были произнесены отнюдь не с бухты-барахты; это была давно вынашиваемая мысль, и она прочно — так, что не вышибить, — засела у него в голове.

Сестра портного, пятью годами старше его, крепко держала в руках бразды правления в доме, но, коли уж очень приспичит, брат становился упрям, как осел, он всегда умел настоять на своем.

Итак, на следующее утро он без лишних слов сел в лодку и объехал всех соседей с приглашением, после чего заехал в Даларё купить водку и брагу. Домой он вернулся пьяненький, но все же до заката и, ползая на карачках, накрыл рамами парник, не разбив ни стеклышка. Поскольку ночь обещала быть холодной, сверху он положил половики, а потом, вдвойне волнуясь за свое сокровище, которым предстояло оплатить пиршество, он снял с кровати одеяло и тоже положил на парник.

На следующий день Анна и Густав стали готовиться к празднеству. Сложили раскладной стол и вынесли его во двор; потом принялись подметать, драить кастрюли, убирать комнаты и украшать зелеными ветками. А когда перевалило за полдень, брат и сестра приоделись, и тут как раз появились девушки из усадьбы Мёртё, чтобы помочь варить кофе.

К вечеру, часам к пяти, стали прибывать гости. Лодки одна за другой спускали паруса, поворачивая в устье залива, и поднимались на веслах к причалу, где портной торжественно встречал гостей, пожимал руки и отпускал шуточку в адрес каждого, кому он помогал сойти на землю, похлопывал девушек под подбородком, вгоняя их в краску.

После кофе на свежем воздухе хозяин повел гостей погулять по саду, дабы они смотрели и восхищались. Девушки получили по яблоку, которое портной сам засовывал им в карман, а старикам он давал привой или горстку семян — посеять у себя дома. Потом все отправились взглянуть на бархатцы и львиный зев, астры и георгины, растущие на больших клумбах вдоль огородных гряд. Девушки, разумеется, сорвали по веточке лаванды и розмарина, распространявших вокруг себя аромат, и сам портной тоже приколол веточку к своему жилету.

Но вот соседям надоело восхищаться, и один весельчак отважился на подначку: