Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 22. Истина

Но прав был Марк: времена переменились. Все только плечами пожимали, услышав эту несуразную и диковинную выдумку. Раньше люди, как малые дети, падкие на всякие небылицы, охотно развесили бы уши. Но теперь народ научился многому и привык трезво оценивать события. Прежде всего стало известно, что Франсуа не был масоном. Вдобавок никто не встречал его, — очевидно, он скрывался в каком-то гнездышке, предаваясь радостям любви с Колеттой, исчезнувшей из Майбуа одновременно с ним. Приводили целый ряд доводов в пользу его невиновности; все сходились во мнении с членами его семьи: Франсуа — увлекающаяся натура, может поддаться безумной страсти, но он любящий отец, не способный поднять руку на собственную дочь. Со всех сторон поступали о нем прекрасные отзывы, родители его учеников говорили о его ласковом обращении с детьми, соседи — о его неизменной привязанности к жене, даже когда он увлекся другой женщиной. Однако твердая убежденность Розы, платок, доказывавший его вину, сцена покушения, столько раз рассказанная Марсулье, — все это создавало атмосферу тайны, волновавшей все умы. Если Франсуа, несмотря на серьезные улики, не виновен, кто же преступник? Как найти его?

Пока велось следствие, страна оказалась свидетельницей небывалого дотоле явления — простые люди содействовали раскрытию истины, высказывали все, что знали, видели, чувствовали, о чем догадывались. Умственно развитые люди стремились к справедливости, теперь они опасались новой судебной ошибки. Один из членов семьи Бонгаров явился к следователю и показал, что в вечер, когда было совершено покушение, он заметил около мэрии какого-то крайне испуганного мужчину, по-видимому, прибежавшего с площади Капуцинов; безусловно, это не был Франсуа. Кто-то из Долуаров принес зажигалку, найденную им на дороге за школой; заметив, что она могла принадлежать преступнику, Долуар добавил, что Франсуа не курил. Кто-то из Савенов передал разговор двух старух, судя по которому преступника следовало искать среди приятелей Марсулье, о чем последний сам проболтался знакомым прихожанкам. Много энергии и здравого смысла проявили сестры Ландуа, владелицы магазина мод на Главной улице. Они были ученицами мадемуазель Мазлин, да и все искатели истины, выступавшие добровольными свидетелями, получили образование в светских школах, где преподавали Марк, Жули или Жозеф. Сестрам Ландуа пришла мысль просмотреть в своих книгах имена клиентов, купивших такие же платки, какой был найден возле бесчувственной Розы. Имя Франсуа действительно значилось в книге, но под следующей датой они нашли имя Фостена Рудиля, брата Колетты. То был первый след, первый луч, проливший свет на глубокую тайну.

Фостен как раз две недели назад потерял место сторожа в поместье Дезирад, которое перешло в собственность города Майбуа и соседних общин. Решено было устроить в Дезирад народный дворец, дом отдыха и развлечений, огромный парк для гулянья, открытый для простого люда, трудящихся и бедняков. Так и не удалось отцу Крабо основать здесь католическую конгрегацию; отныне среди этой роскошной природы, под огромными тенистыми деревьями, среди великолепных беломраморных статуй гуляли помолвленные пары, молодые матери с детьми, старики наслаждались заслуженным покоем, впервые познав здесь всю красоту и прелесть жизни. Фостену, ставленнику клерикалов, пришлось оставить место сторожа, он слонялся по Майбуа, озлобленный и желчный, притворно возмущаясь Поведением Колетты, которая якобы его опозорила. Всех несколько удивляла подобная взыскательность, так как до сих пор между братом и сестрой было полное согласие и он брал у нее взаймы, когда она бывала при деньгах. Поссорились ли они или Фостен пришел в ярость, что Колетта исчезла именно в тот момент, когда он особенно в ней нуждался? Или, быть может, он просто разыгрывал комедию, прекрасно зная, где она находится, и действуя в ее интересах? Все это пока оставалось неясным, но имя Фостена, обнаруженное в записях сестер Ландуа, привлекло всеобщее внимание к нему, к его словам и поступкам. За одну неделю следствие добилось значительных результатов.

Прежде всего подтвердились показания Бонгара; разные люди теперь вспоминали, что они также видели Фостена на Главной улице; он шел, тревожно оглядываясь, точно желая узнать, что происходит близ школы; все свидетели решительно утверждали, что это был Фостен. Зажигалка, найденная Долуаром, действительно принадлежала Фостену, многие видели ее у него в руках. Наконец, подтверждались слова старух, услышанные Савеном, — Фостен был близким приятелем Марсулье, и становилось весьма вероятным, что именно он совершил покушение. Этот факт имел очень важное значение и, безусловно, должен был все разъяснить. Марк, внимательно следивший за ходом розысков, сразу понял это. Он решил сам расспросить Марсулье, чье поведение теперь казалось ему весьма подозрительным, начиная с момента, когда они столкнулись у бесчувственного тела девочки. Марк вспомнил растерянный и встревоженный вид Марсулье, его явное нежелание отдать платок, недоумение, какое он выказал, когда Роза обвинила отца, а Тереза вынула из комода точно такие же платки. Теперь Марку стало понятно, почему преступник бросил Марсулье слово «дурак», которое тот в растерянности повторил Марку: Фостен с досады выбранил приятеля, который, появившись не вовремя, испортил ему все дело. Итак, Марк отправился к Марсулье.

— Вы знаете, дружок, что против Фостена выдвинуто тяжелое обвинение, вероятно, его сегодня же арестуют. Вы не боитесь запутаться в эту историю?

Опустив голову, Марсулье молча выслушал Марка, перечислившего все улики против Фостена.

А ну-ка, скажите, ведь вы узнали его?

— Как я мог его узнать, господин Фроман? У Фостена нет бороды, и ходит он в фуражке, а тот человек был бородатый и в шляпе.

То же самое утверждала и Роза, — это обстоятельство пока еще оставалось невыясненным.

— Он просто прицепил фальшивую бороду и надел шляпу, вот и все. Вы, конечно, узнали его по голосу, ведь вы сами говорили, что он обругал вас дураком.

Марсулье уже поднял руку, готовый отречься от своих показаний и поклясться, что этот человек не произнес ни слова. Но, встретив ясный, твердый взгляд Марка, он молча потупился. В сущности, Марсулье был честный малый, ему стало не по себе, и он не решился пойти против совести.

— Я прекрасно знаю, — продолжал Марк, — что вы постоянно общались с Фостеном и что нередко он презрительно пожимал плечами и обзывал вас дураком, находя вас чересчур щепетильным.

— Верно, — согласился Марсулье, — дураком он меня называл, я даже стал на него обижаться.

Марк начал убеждать его, чтобы он сказал все как было, иначе его заподозрят в соучастии, и Марсулье, отчасти из хороших побуждений, отчасти из боязни правосудия, откровенно признался во всем.