Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]

Сценарий в желтой бумажной обложке с надписью «Первая редакция. Автор: Пэт Хобби» был представлен на утверждение руководства. Согласно жесткому студийному графику Дейл должен был начать съемки в течение недели.

Двадцать четыре часа спустя он и его подчиненные сидели в офисе, охваченные глубоким унынием. Менее всех унывал Пэт Хобби. Четыре недели работы по триста пятьдесят каждая, даже с учетом двух сотен, проигранных на скачках, были большим шагом вперед по сравнению с десятью центами, которыми он располагал на момент знакомства с Дейлом у помоста для чистки обуви.

— С кино всегда так, Дик, — утешал он режиссера. — То успех, то провал, то тебя на руках носят, то вышвыривают на помойку. Каждый из нас, ветеранов, через все это прошел.

— Да, — промолвил Дик Дейл рассеянно. — Мейбл, садись на телефон и срочно найди мне этого Брансуик-Хадсона. Он, должно быть, сейчас торчит на своей ферме в Новой Англии — доит пчел или еще какой дурью мается.

Через несколько минут мисс Хэтмен доложила:

— Сегодня утром он прилетел в Голливуд, мистер Дейл. Я связалась с его номером в отеле «Беверли-Уилшир».

Мистер Дейл прижал трубку к уху и заговорил вкрадчивым, дружеским тоном:

— Мистер Хадсон, помнится, вы как-то выдали одну идею, которая мне очень понравилась. Вы сказали, что развернете ее в полноценный сюжет. Это насчет того, что Де Ковен украл свои мелодии у одного пастуха в горах Вермонта. Вспоминаете?

— Да.

— Ну так вот, Бернерс требует срочно запускать фильм в производство, иначе актеров заберут на другие проекты. То есть мы сейчас в авральной ситуации — если вы понимаете, о чем я. У вас тот сценарий при себе?

— А вы помните, как я принес его вам в первый раз? — спросил Хадсон. — Вы заставили меня два часа ждать в приемной, а потом за две минуты просмотрели текст. У вас тогда болела шея — должно быть, напрашивалась, чтобы ее свернули. Я видел, как вы мучаетесь от боли, и это зрелище было единственным, что доставило мне удовольствие в то утро.

— Знаете, в кинобизнесе…

— Я рад, что на сей раз вы крепко влипли. А с вами я работать не стану, даже если предложите расписать сказочку про трех медведей за пятьдесят тысяч баксов.

На том конце бросили трубку, и Дик Дейл повернулся к Пэту.

— Проклятые писаки! — сказал он яростно. — И за что мы вам только платим? Гробим на вас миллионы — а вы кропаете всякую дребедень, которую невозможно снимать, да еще корчите из себя оскорбленных, когда мы отказываемся читать ваши никчемные опусы! Ну как человеку сделать фильм, если ему подсовывают для работы парочку поганцев вроде тебя и Хадсона? Скажи мне, как?! Ты, ходячий бочонок виски!

Пэт встал и попятился к двери, пробурчав, что он, мол, не знает.

— Проваливай отсюда! — заорал Дик Дейл. — Ты уволен! Убирайся со студии!

Судьба не наделила Пэта фермой в Новой Англии, куда он мог бы отсюда убраться, но через дорогу от студии находилось одно заведение, где буколические грезы, заключенные в стеклотару, поджидали всех желающих — были бы деньги расплатиться. В любом случае Пэт не имел желания покидать студию, долгие годы бывшую ему родным домом, так что около шести вечера он пересек улицу в обратном направлении и дошел до своего кабинета в сценарном корпусе. Дверь была заперта. Подняв глаза, он убедился, что кабинет уже обрел нового владельца, — на табличке значилось имя: Э. Брансуик-Хадсон.

Следующий час он провел в студийной столовой, затем еще раз наведался в бар, а оттуда некий инстинкт направил его в павильон, где накануне снималась сцена в спальне. И он провел ночь в той самой постели, где несколькими часами ранее возлежала Клодетт Кольбер, облаченная лишь в тончайшую кружевную рубашку.

Утро выдалось малоприятным, однако у него еще оставалось кое-что в бутылке и около ста долларов в кармане. Скачки в Санта-Аните никто не отменял — и уже к вечеру он сможет удвоить эту сумму.

Направляясь к выходу со студии, он остановился было у парикмахерской, но решил, что сейчас он слишком «на взводе», чтобы вытерпеть процедуру бритья. В этот момент от расположенного неподалеку помоста чистильщиков обуви до него донесся голос Дика Дейла:

— Мисс Хэтмен удалось найти копию вашего старого сценария, теперь он является собственностью компании.

Перед помостом стоял Э. Брансуик-Хадсон.

— Я не позволю использовать мое имя! — заявил он.

— Вот и прекрасно. Тогда я поставлю там имя мисс Хэтмен. Бернерс одобрил сюжет, теперь дело за наследниками Де Ковена. Не думаю, что они станут придираться, — какого черта, этот несчастный пастух все равно не смог бы продать свои мелодии! Вы когда-нибудь слышали о пастухах, требовавших гонорары от Союза композиторов?

Брансуик-Хадсон снял очки.

— Во мне сто шестьдесят три фунта… — начал он.

Пэт подошел поближе.

— Ну так вступай в армию, — презрительно сказал Дик Дейл. — Не собираюсь я с тобой боксировать, мне фильм делать надо. — Тут он заметил Пэта Хобби. — Привет, ветеран!

— Привет, Дик, — заулыбался Пэт и, прекрасно сознавая важность психологического момента, без промедления сделал свой ход. — Когда приступаем к работе? — спросил он бодро.

— Сколько с меня? — бросил Дик Дейл чистильщику, а после взглянул на Пэта. — Дело уже сделано. Я давно обещал Мейбл вставить ее имя в титры. Если появится толковая идея — заходи.

Он громко окликнул кого-то стоявшего перед парикмахерской и поспешил прочь. Хадсон и Хобби, два мастера слова, доселе не сходившиеся лицом к лицу, теперь уставились друг на друга. В глазах Хадсона блестели слезы.

— Литераторов здесь не жалуют, — сказал Пэт сочувственно. — Не стоит им сюда соваться.

— Кто же тогда будет сочинять сюжеты — эти недоумки?

— Да кто угодно, только не литераторы, — сказал Пэт. — Литераторы им не нужны. Им нужны писаки — вроде меня.

Уже начинало темнеть. Стены каньона Топанга круто вздымались по обе стороны шоссе. Нужно поскорее избавиться от этого груза. Брякающие звуки на заднем сиденье пугали. Не нравилось Эвелин это дело, совсем не нравилось. Не для таких вещей она сюда приехала. Потом она вспомнила про мистера Хобби. Он ей верил, он на нее положился — и она не могла его подвести.

Однако задача оказалась трудновыполнимой. Эвелин Ласкаллес выехала из каньона и теперь кружила по неприветливым окраинам Беверли-Хиллз. Сколько раз она сворачивала в тихие аллеи, сколько раз останавливалась у пустырей — и всегда появление какого-нибудь прохожего или гуляющей компании вгоняло ее в панику. А однажды сердце ее замерло от ужаса, когда мужчина, очень похожий на детектива, уставился на нее с явным интересом — а то и с подозрением.