Джозеф Конрад - На отмелях

Вдруг Иоргенсон тихо сказал:

— Новый раджа Туллы курит опиум, и иногда с ним опасно бывает говорить. Влиятельные люди в Ваджо очень недовольны.

— Превосходно! — возбужденным шепотом проговорил Лингард, сразу потерявший свою сдержанность. — Но где вы ухитрились об этом узнать? — спросил он.

Иоргенсон указал пальцем на сгрудившиеся в канале прау, береговые лодки и сампаны, покрытые циновками и залитые холодным лунным светом; кое-где тусклый фонарь мерцал среди путаницы корм, шестов, мачт и убранных парусов.

— Вот где, — сказал он, пока они шли и их тени, в шляпах и одеждах, тяжело падали на странно очерченные корабли, которым темнокожие люди вверяют свою судьбу на мелководном море.

— Я сижу с ними, говорю с ними, прихожу и ухожу, когда хочу… Они знают меня, пора бы, тридцать пять лет. Некоторые из них дают белому человеку тарелку рису и кусок рыбы. Немного для тридцатипятилетнего знакомства…

С минуту он помолчал.

— Я был когда-то вроде вас, — прибавил он и, положив руку на локоть Лингарда, прошептал: — Вы серьезно ввязались в это дело?

— До последнего цента, — спокойно отвечал Лингард, смотря прямо перед собой.

Вода рейда помутнела, и мачты стоящих на якоре кораблей погрузились в тень набежавшего облака.

— Бросьте! — шепнул Иоргенсон.

I — Я задолжал, — медленно произнес Лингард. |i — Бросьте! л — Никогда в жизни ничего не бросал. I — Бросьте!

— Клянусь богом, не брошу! — воскликнул Лингард, топнув ногой.

Последовала пауза.

— Когда-то я был вроде вас, — проговорил Иоргенсон. — Тридцать пять лет… Никогда ничего не бросал. То, что вы затеваете, — детская игра по сравнению с моими проделками. Поймите это, вы, сильный человек, знаменитый капитан Лингард с «Молнии»… Вам бы надо было видеть «Дикую Розу»… — прибавил он внезапно задрожавшим голосом.

Лингард перегнулся через решетку мола. Иоргенсон придвинулся ближе к нему.

— Я поджег ее своей собственной рукой, — произнес он. Голос его прервался, как будто он исповедовался в чем-то чудовищном.

— Бедняга, — пробормотал Лингард, глубоко тронутый трагичностью этого беспримерного поступка, — Должно быть, ничего больше не оставалось?

— Я не мог допустить, чтобы она сгнила в каком-нибудь голландском порту, — мрачно сказал Иоргенсон, — Вы слышали когда-нибудь историю с Доусоном?

— Что-то слышал. Впрочем, как следует не помню, — пробормотал Лингард, у которого мурашки пробежали по спине, когда он представил себе свой собственный бриг, медленно гниющий в каком-нибудь голландском порту, — Он ведь, кажется, умер? — рассеянно спросил он, раздумывая тем временем, хватило ли бы у него мужества поджечь бриг в случае крайности.

— Зарезался на берегу у форта Роттердам, — отвечал Иоргенсон.

В лунном свете, то и дело затемнявшемся облаками, худая фигура его колебалась и казалась сотканной из тумана.

— Да. Он нарушил какие-то там правила, а когда его задержали, стал грозить лейтенанту «Кометы» исками об убытках и судебным преследованием. — «Конечно, — отвечал негодяй. — Здесь юрисдикция Макассарского округа, и я поведу вашу шхуну туда». А потом, как только они стали подходить к рейду, он на буксире подвел ее к подводным скалам северной стороны. — Трах! Когда она до половины наполнилась водой, он снимает шляпу и отвешивает Доусону поклон. «Вот берег, — говорит он, — можете туда отправиться и начинать судебное преследование, господин англичанин».

Иоргенсон поднял свою длинную руку и погрозил кулаком месяцу, сейчас же спрятавшемуся за облака.

— Все погибло. Бедняга Доусон несколько месяцев шлялся по улицам босой и в лохмотьях. Потом он как-то выпросил нож у одной сострадательной души, взглянул в последний раз на за тонувшую шхуну и…

— Я не вмешиваюсь в дела голландцев, — нетерпеливо перс бил его Лингард. — Мне надо только, чтобы Хассим получил об ратно то, что ему принадлежит.

— А может быть, голландцы хотят, чтобы было именно так, как сейчас, — возразил Иоргенсон. — Во всяком случае, это игра рискованная. Бросьте ее!

— Послушайте, — сказал Лингард. — Я взял этих людей, когда они были при последнем издыхании. Это что-нибудь да значит. Я не должен был бы вмешиваться, и через несколько часов всс было бы кончено. А раз я вмешался, значит, я что-то имел в виду, — все равно, понимал я это или нет. Я, в сущности, тогда же решил помочь им, хотя сам этого еще не знал. Отлично. Теперь я подтверждаю свое решение и делаю это сознательно. Если спасаешь людей от смерти, — берешь на себя участие в их жизни. По крайней мере, я так на это смотрю.

Иоргенсон покачал головой.

— Глупости, — воскликнул он, но сейчас же дрожащим от любопытства голосом тихо спросил: — Где вы их оставили?

— У Белараба, — едва слышно отвечал Лингард. — Вы его знали когда-то.

— Да, я знал его и его отца, — возбужденным тоном заговорил Иоргенсон. — Кого я только не знал! Я знал Сентота, когда он был королем южного яванского побережья и когда голландцы предложили за его голову такую цену, которая равнялась целому состоянию. Он два раза ночевал на «Дикой Розе», когда ему пришлось туго. Я знал его, всех его вождей, мулл, воинов, старика регента, который в конце концов смалодушествовал и перешел к голландцам. Я знал… — Иоргенсон запнулся, точно слова не шли у него из горла, замолчал и вздохнул. — Отец Белараба убежал со мной, — начал он более спокойным тоном, — и присоединился к падрисам на Суматре. Он стал великим вождем. Белараб был тогда юношей. Вот это было времечко! Я ездил вдоль побережья и смеялся над крейсерами. Я видел все битвы в стране батгаков, видел, как бежали голландцы. Я был при взятии Сингаля и спасся бегством. Я был тот самый белый, который давал советы мананкабским вождям. В то время обо мне много писали в голландских газетах. Говорили, что я француз, перешедший в магометанство…

Иоргенсон крепко выругался и, упав на железные перила и задыхаясь, стал изливать проклятия по адресу газет.

— Ну, так вот, дело теперь в руках у Белараба, — спокойно сказал Лингард. — На Берегу Убежища он играет главную роль. Конечно, есть и другие. Он разослал гонцов на север и на юг набирать людей.

#9632; i — Словом, все дьяволы спущены с цепи, — проговорил Иоргенсон. — Вы это начали и теперь глядите в оба. Глядите в оба!

— Насколько я могу судить, все должно пойти хорошо, — заметил Лингард. — Они все знают, что им нужно делать. Они у меня в руках. Вы не считаете Белараба ненадежным?

; — Я не видел его пятнадцать лет. Но дело в том, что вся затея ненадежная, — проворчал Иоргенсон.

— Но я же вам говорю, что я все рассчитал, и промаха быть не может. Было бы лучше, если бы у меня был там белый, который присматривал бы за тем, как идут дела. Там много припасов и оружия, и Белараб, несомненно, не будет протестовать, если за ним будут наблюдать. Вы нуждаетесь в чем-нибудь? — прибавил Лингард, опуская руку в карман.