Чжоу Ли-бо - Ураган

— Начальник Сяо — мой самый лучший друг! Ведь это я привез его сюда!

Братишка Ян заделался ревностным активистом и, после того как землю поделили, стал проводить собеседования.

Сяо Сян, Сяо Ван и Лю Шэн нередко приходили на эти беседы, разъясняя смысл и значение переворота. Они рассказывали о председателе Мао [20] Председатель Мао (Мао-чжуси) — так китайский народ почтительно называет Мао Цзе-дуна. (Прим. перев.) , коммунистической партии и о Восьмой армии.

Лю Шэн обучил крестьян множеству новых песен. Особенно полюбили крестьяне песенку на слова поэта Ван Сюэ-бо:

Распевая эту песню, люди говорили:

— Теперь мы действительно многое поняли, сердца распахнулись, как окна, и сразу стало светло!

Как-то раз ночью Го Цюань-хай и Ли Всегда Богатый возвращались домой после собеседования. Когда они проходили мимо ворот усадьбы Хань Лао-лю, им показалось, что во дворе блеснул свет. Оба с любопытством остановились. Вскоре раздались шаги и послышались голоса:

— Этот пастушок, как бельмо на глазу… — различили они голос помещика. — Надо бы его спровадить куда-нибудь.

— Конечно, конечно!.. И надо это сделать поскорей.

По голосу они узнали Ханя Длинную Шею.

— Сейчас это неудобно, — сказал Хань Лао-лю. — Вот что касается Яна… надо будет попробовать. Ты наладь с ним отношения. Только действовать нужно поумнее.

Разговор перешел на шепот, и слов уже невозможно было разобрать. Наступило краткое молчание, а затем уже совсем близко снова послышался голос Хань Лао-лю:

— Давай так и сделаем… Если сам не сможешь пойти, пошли сынишку.

Стукнула калитка. Го Цюань-хай и Ли Всегда Богатый свернули в кусты и вышли на тропинку. Некоторое время они шли молча. Наконец Го Цюань-хай спросил:

— Пастушок этот сын умершего батрака, что ли?

— Ну да! Ведь это его мать забрал к себе Хань Лао-лю, а потом сбыл в публичный дом в Шуанчэнцзы. Неужели ты не помнишь?

— Еще одно злодеяние! Действительно, я позабыл. Надо обязательно найти мальчика и привести на наши собеседования. А про какого это Яна он говорил? Уж не о Братишке ли нашем?

— Кто ж его знает? Может и так…

Оба были озабочены и решили сейчас же наведаться в школу. Кроме членов бригады, здесь были Бай Юй-шань и Чжао Юй-линь. Ли Всегда Богатый подробно рассказал начальнику бригады о том, что они только что слышали.

— Как вы думаете, что за человек этот Братишка Ян? — насторожился Сяо Сян.

— Человек бедный, занимался перепродажей старого тряпья. А вообще — деньги любит, — объяснил Ли.

— А с семьей Ханя он связан?

— Про это уж ничего не знаю.

— Хань Лао-лю как-то раз здорово прибил его, — вспомнил Го Цюань-хай.

— А за что? — спросил Сяо Сян.

— Во времена Маньчжоу-го, — начал Чжан Юй-линь, — японцы заставляли крестьян коноплю сдавать. Хань Лао-лю в ту пору старостой был и разгуливал по деревне со своей большой палкой. Тех, кто лениво коноплю трепал или рано спать заваливался, лупил почем зря.

— Да разве одного Яна… многих лупил… — невольно вздохнул Бай Юй-шань.

— Уж тебе-то не раз доставалось по этому случаю! — расхохотался Го Цюань-хай, намекая на то, что Бай Юй-шань был соней.

— Раза два или три случилось, — неохотно сознался тот.

— Какое там! — снова прыснул Го Цюань-хай. — Я от Дасаоцзы слыхал, что самое меньшее раз восемь.

— Не слушай ты ее. Она всегда все врет, — обиделся Бай Юй-шань.

Начальник бригады, думавший в этот момент о Братишке Яне, вдруг сказал:

— Нет… Братишка Ян — член комиссии по разделу земли. Отстранить его ни с того ни с сего нельзя. Вам следует прежде побеседовать с ним.

На этом разговор закончился, и все разошлись.

Братишка Ян действительно любил деньги и теперь не изменил этой привязанности. Любил он к тому же и верховодить, отличался мелким тщеславием и зазнайством и никогда не снисходил до того, чтобы советоваться с кем-нибудь. Он был малограмотен, но так как Го Цюань-хай и Чжао Юй-линь вовсе ничему не учились, смотрел на них свысока и говорил с пренебрежением: «На что вообще годится эта мелюзга?»

С тех пор как он стал членом комиссии по разделу земли, богатеи стали заискивать перед ним и зазывать к себе на угощение. Ян охотно заходил и благосклонно принимал знаки внимания, а когда к нему обращались с просьбами, щедро раздавал обещания.

— Брат Ян, у меня к тебе дельце: сможешь ли только?..

— Я все могу, — безапелляционно отвечал Братишка.

— Брат Ян, поговори в бригаде.

— Можно. Начальник Сяо слушается меня во всем.

К Сяо Сяну он никогда, конечно, не обращался, боясь даже заикнуться о чем-либо.

Как-то вечером, когда Ян вернулся с очередного собеседования, хозяин харчевни сказал, что Хань Длинная Шея присылал мальчика и просил зайти.

Братишка отлично знал, что за человек этот Длинная Шея, но подумал: «Отказаться, пожалуй, будет неудобно», и пошел. Длинная Шея наговорил ему массу любезностей и в заключение сообщил:

— Господин приглашает отобедать вместе с ним.

Ян сразу догадался, что тут дело неспроста, и задумался. Пойти — значило нарушить долг члена крестьянского союза, а отказаться — тоже было неудобно. Он долго раздумывал, но все-таки пошел.

Хань Лао-лю в роскошном халате на подкладке, улыбаясь, вышел навстречу и церемонно пригласил гостя в восточный флигель.

Большая лампа под потолком заливала мягким светом изысканно убранную комнату. Кан был застелен летней цыновкой из трав. На полках вдоль стен были разложены аккуратно свернутые шелковые одеяла: красные с разводами, розовые с мелкими цветочками и в три разноцветные полосы. Одеяла были покрыты коврами с вытканными на них изображениями сосны, сливы и цапли. Напротив кана возвышался застекленный шкаф, висело большое зеркало и стоял сундук красного лака, на крышке которого был искусно нарисован золотой павлин. Все чисто прибрано, натерто, все блестело.

Хань Лао-лю предложил гостю занять место. Сесть на кан Братишка Ян не решился. Это значило проявить дружеские чувства к хозяину дома. Братишка вышел из затруднения, скромно пристроившись на самом кончике красной лакированной скамьи.

Хань Лао-лю взял со столика пачку папирос и любезно передал гостю.