Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.1.Из сборника «Сказки Нинон». Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен

Они беседовали, поверяя друг другу с юношеским пылом все свои невзгоды, а тень под каштанами меж тем сгущалась. Теперь в темноте белели только передники и наколки нянюшек. Из уголков сада вперемежку со смехом доносился неясный гул голосов, замиравший вдали, в сумерках.

Ударили в барабан, последние посетители направились к воротам сада. Даниель и его товарищ поднялись и, не прерывая беседы, вместе направились к маленьким воротам, выходившим в те годы на улицу Руайе-Коллар.

Дойдя до улицы Анфер, они на минуту остановились, продолжая доверительную беседу. Но вдруг, оборвав себя на полуслове, юноша спросил Даниеля:

— Куда вы идете?

— Не знаю, — просто ответил Даниель.

— Как! У вас нет жилья, вы не знаете, где ночевать?

— Нет.

— Но вы хотя бы обедали?

— Боюсь, что нет!

Оба рассмеялись. Даниель был очарован.

Новый знакомый сказал попросту:

— Идемте со мной.

И он повел его к фруктовщице, у которой столовался. Она разогрела остатки рагу, и Даниель жадно их поглотил: он ничего не ел два дня.

Затем товарищ повел его в маленькую комнату в доме номер 7 в тупике Сен-Доминик-д’Анфер, где он жил. Теперь этот дом разрушен. Это было огромное здание с широкими лестницами и удлиненными окнами, в котором когда-то помещался монастырь; мансарды выходили окнами в сады, засаженные стройными деревьями.

Сидя перед открытым окном и глядя на черные тени вязов, молодые люди продолжали исповедоваться друг другу. В полночь они все еще болтали, взявшись за руки.

Даниель ночевал на маленьком диванчике, обитом красной материей, висевшей лохмотьями. Когда они потушили лампу, молодой человек спросил:

— Кстати, меня зовут Жорж Реймон. А вас?

— Мое имя, — был ответ, — Даниель Рембо.

На другой день Жорж представил Даниеля некоему литератору-издателю, для которого работал сам, и помог новому другу устроиться у него в качестве сотрудника энциклопедического словаря; кроме него, здесь гнули спину еще десятка три молодых людей. Они трудились у этого издателя, если можно так выразиться, на положении приказчиков: составляли заметки, считывали рукописи по десять часов в сутки и получали за это от восьмидесяти до ста франков в месяц, смотря по их заслугам. Хозяин прогуливался по конторе с видом классного наставника, надзирающего за учениками; он не давал себе труда прочитывать рукописи и подписывал их не глядя. Исполнение обязанностей надсмотрщика приносило ему доход примерно в двадцать тысяч франков в год.

Даниель принял предложенный ему неблагодарный труд с радостью и признательностью. Жорж, который ссудил ему все свои скромные сбережения, добился, чтобы фруктовщица давала Даниелю обеды в кредит, и снял для него комнату в тупике Сен-Доминик-д’Анфер, рядом со своей.

В течение первых двух недель Даниель был просто оглушен своей новой жизнью. Он не привык к такой работе, вечером у него голова шла кругом от дневных трудов. Он не имел времени отдаться своим мыслям.

Однажды, поутру в воскресенье, его охватило страстное желание увидеть Жанну — ведь впереди был целый свободный день. Ночью ему приснилась дорогая его сердцу покойница, он вновь почувствовал желание служить ей.

Тайком, не предупредив Жоржа, он вышел из дому и направился к бульвару Инвалидов.

Прогулка доставляла ему удовольствие. Его ноги одеревенели за те две недели, что он провел за столом, перелистывая старые книги; ему казалось, что он школьник на каникулах и должен завтра вернуться в коллеж.

Он не предавался больше пустым мечтам, а просто шел к Жанне и, как ребенок, радовался свежему воздуху и прогулке. По дороге от тупика Сен-Доминик-д'Анфер к бульвару Инвалидов все тешило его взгляд: никаких признаков грусти, ни малейшего следа тревоги.

Но когда он очутился перед решеткой особняка, его обуял внезапный страх. Что он будет здесь делать, что скажет и что ему ответят? Он едва не лишился чувств. Больше всего его смущало, как он объяснит свой визит.

Но он не хотел долго размышлять, боясь, чтобы мужество не изменило ему, и храбро позвонил, хотя все внутри у него дрожало.

Дверь открылась, он прошел через сад и, чувствуя себя еще более неловким, чем всегда, остановился на первой ступени лестницы. Передохнув, он решился поднять глаза.

Из особняка доносился громкий стук молотков: столяры исправляли двери в вестибюле, а маляры, повиснув вдоль фасада, скребли стены.

Удивленный и почти обрадованный, Даниель подошел к одному из рабочих и спросил, где г-н де Рион. Рабочий отослал его к консьержу, а тот сказал, что г-н де Рион только что продал особняк, а сам живет теперь на улице Прованс.

После смерти жены вдовец возненавидел этот дом, в котором еще, казалось, не отзвучали рыдания. В комнатах ему все еще чудился запах погребения, и, спускаясь по лестнице, он содрогался, так как ему все время слышалось, как скрипит гроб, стукаясь о ступеньки. Он решил перебраться отсюда как можно скорее.

Господин де Рион сообразил, что продажа особняка даст ему кругленькую сумму. К тому же он был не прочь покинуть бульвар Инвалидов и поселиться в самом центре великосветского квартала. Когда он вновь заживет холостяцкой жизнью, все увеселения будут у него под рукой. Он снял квартиру, занимавшую весь второй этаж, и поселился в ней.

Даниель получил новый адрес и, движимый желанием во что бы то ни стало увидеть Жанну, направился на улицу Прованс. Но во время этой длинной прогулки сердце его уже не билось так радостно: трудности, стоявшие перед ним, показались еще более непреодолимыми, будущее еще более ненадежным и страшным. Проливной дождь заставил его укрыться в подъезде, а затем ему пришлось шлепать по лужам, и, когда он поднялся по роскошной лестнице дома, где обитал г-н де Рион, он с ужасом заметил, что весь забрызган грязью.

Двери ему открыл Луи. Его невозмутимое лицо не выразило ни малейшего удивления: можно было подумать, что он не узнал молодого человека, но в уголках его губ таилась обычная еле заметная улыбка.

Он вежливо сказал Даниелю, что хозяина нет дома, но что он скоро вернется, затем проводил его в великолепную гостиную и оставил одного.

Даниель не решался сесть. Его ноги оставляли на ковре грязные следы, и он все стоял, боясь сдвинуться с места, потому что у него замирало сердце при виде каждого нового пятна, отмечавшего на полу его шаги. Подняв глаза, он увидел в огромном зеркале свое отражение во весь рост; собственная фигура показалась ему настолько нелепой, что он почти развеселился.

В глубине души юноша радовался обороту, какой принимали события. Он вовсе не желал видеть г-на де Риона и надеялся, что ему удастся обнять Жанну, а затем быстро исчезнуть до того, как вернется ее отец. Он озирался, тревожно прислушиваясь. Если бы до него донесся детский смех, он смело проник бы в комнату Жанны.