Даниэль Дефо - Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский)

— Бѣдное дитя мое, — сказала моя добрая старая няня, — ты скоро можешь сдѣлаться подобной барышней. Эта особа пользуется дурной славой: у нея двое незаконныхъ дѣтей.

Хотя я ничего не поняла изъ ея словъ, тѣмъ не менѣе отвѣчала: «я вѣрно знаю, что ее зовутъ madame, она не ходитъ въ услуженіе и не занимается хозяйственными работами».

Все это было пересказано моимъ лэди, и все это очень забавляло ихъ; когда пріѣзжали къ намъ дочери мэра, то всегда спрашивали маленькую барышню, которая, впрочемъ, нисколько не гордилась своимъ прозвищемъ. Меня часто навѣщали эти молодыя дѣвицы, приводя съ собой многихъ другихъ; такимъ образомъ, скоро я стала извѣстна почти во всемъ городѣ.

Теперь мнѣ было уже около десяти лѣтъ и я имѣла видъ маленькой женщины, потому что была чрезвычайно серьезная дѣвочка съ хорошими манерами и, какъ часто говорили мои лэди, я была очень красивая, обѣщая вырости настоящей красавицей; легко предположить, что все это отчасти развивала во мнѣ гордость, но, во всякомъ случаѣ, тщеславіе еще не оказывало на меня особенно дурнаго вліянія; мои лэди продолжали часто дарить мнѣ деньги, которыя я передавала моей нянѣ; эта честная женщина тратила ихъ всѣ на меня, она покупала мнѣ бѣлье, платья, перчатки и я одѣвалась очень хорошо; впрочемъ, я была очень опрятна, даже въ то время, когда носила лохмотья, которыя мыла сама. Наконецъ, когда пришло время, что члены магистрата должны были взять меня и отдать въ услуженіе, то я уже сдѣлалась такой прекрасной работницей, что не нуждалась въ посторонней помощи и могла зарабатывать столько, сколько стоило моей нянѣ мое содержаніе. Она просила членовъ магистрата позволить ей оставить у себя «барышню», какъ называла она меня, помогать въ занятіяхъ съ дѣтьми, для чего я была совершенно способна, посмотря на свои молодые годы.

Доброта моихъ лэди не остановилась на этомъ.

Узнавъ, что городъ прекратилъ выдачу мнѣ пособія, онѣ стали чаще давать мнѣ деньги; по мѣрѣ того, какъ я подростала, онѣ приносили мнѣ работу, одна шитъ бѣлье, другая починить кружево, третья перемѣнить фасонъ чепца, прячемъ не только платили мнѣ за эти работы, но и учили, какъ что сдѣлать; такимъ образомъ, я стала настоящей «барышней», какъ я понимала, потому что хотя мнѣ не было и двѣнадцати лѣтъ, но я зарабатывала не только на свои платья и содержаніе, но и имѣла всегда карманныя деньги.

Тѣ же лэди часто дарили мнѣ свои старыя вещи: чулки, юбки, одна то, другая другое, и моя няня съ материнской заботливостью заставляла меня передѣлывать и исправлять для себя всѣ эти вещи.

Наконецъ, одной изъ моихъ лэди пришла фантазія взять меня на мѣсяцъ къ себѣ въ качествѣ компаньонки ея дочерей.

Повидимому, это приглашеніе было крайне любезно съ ея стороны; но не такъ смотрѣла на него моя добрая няня, которая и высказала ей свои соображенія, говоря, что если лэди дѣйствительно желаетъ взять къ себѣ маленькую барышню, то принесетъ ей этимъ больше вреда, чѣмъ пользы. — «Ну, хорошо, отвѣтила дама, пусть будетъ по вашему, но позвольте мнѣ взять ее хотя только на одну недѣлю, я посмотрю, сойдутся-ли мои дочери съ нею и понравится-ли мнѣ ея характеръ; а затѣмъ я вамъ объясню, что я намѣрена для нея сдѣлать».

Итакъ, все прекрасно устроилось, я отправилась къ дамѣ, ея дочери такъ полюбили меня, а я ихъ, что когда я уѣзжала домой, мы съ сожалѣніемъ разставались другъ съ другомъ.

Такимъ образомъ, я прожила еще почти годъ съ моей честной старухой; теперь я была для нея вполнѣ полезна; мнѣ исполнилось около четырнадцати лѣтъ, а была велика ростомъ и казалась взрослой. Надо сказать, что мнѣ очень понравился образъ жизни въ домѣ знакомой лэди, и съ тѣхъ поръ я уже не чувствовала себя такъ хорошо, какъ прежде, въ пріютѣ; я уже желала быть настоящей барышней и теперь у меня сложилось о ней совершенно иное представленіе, чѣмъ прежде, поэтому мнѣ сильно хотѣлось вернуться къ моей знакомой лэди и жить у нея.

Мнѣ было четырнадцать лѣтъ и три мѣсяца, когда моя добрая, старая няня или, лучше сказать, моя мать заболѣла и умерла. Я осталась одна, въ самомъ печальномъ положеніи. Разорить семью, опорой которой была одна несчастная женщина, не трудно; лишь только ее снесли на кладбище, какъ приходскіе старосты разобрали дѣтей; школа закрылась, а всѣ приходящія перешли въ другія школы; откуда-то пріѣхала дочь моей няни, замужняя женщина, которая и забрала все ея имущество; квартира опустѣла и маленькой барышнѣ не нашли ничего другого сказать въ утѣшеніе, какъ предложить устроиться гдѣ угодно, за свой собственный страхъ.

Я почти помѣшалась отъ ужаса и не знала что дѣлать; я чувствовала себя выброшенной на улицу; но всего хуже было то, что когда я, — зная, что старая честная женщина оставила послѣ своей смерти сбереженные для меня двадцать два шиллинга, составлявшіе все состояніе маленькой барышни, — спросила эти деньги у ея дочери, послѣдняя вытолкала меня изъ комнаты, сказавъ, что ей нѣтъ никакого дѣла до моихъ денегъ. Я вѣрно знала, что покойница говорила о нихъ своей дочери, она объяснила ей, гдѣ лежатъ эти деньги; разъ или два она звала меня къ себѣ въ комнату, желая отдать ихъ, но, къ несчастію, меня въ это время не было дома, а когда я пришла, она уже была настолько слаба, что не могла выговорить слова; впрочемъ, ея дочь потомъ отдала мнѣ эти деньги.

Итакъ, теперь я осталась дѣйствительно бѣдной барышней и въ эту самую ночь мнѣ приходилось быть выброшенной на улицу, такъ какъ наслѣдница старой лэди забрала все, что было въ квартирѣ. Однако-же, кто то изъ сосѣдей, вѣроятно, сжалившись надо мной, увѣдомилъ о происшедшемъ ту даму, у которой я когда-то гостила; она немедленно прислала за мной свою служанку и вотъ я, какъ ни трудно себѣ представить, съ величайшей радостью отправилась къ ней, забравъ свои вещи.

Я прожила у моей покровительницы до восемнадцати лѣтъ, воспользовавшись всѣми преимуществами домашняго образованія. Надо сказать, что эта дама прекрасно воспитывала своихъ дочерей; у нихъ были различные учителя и онѣ обучались танцамъ, разговорному французскому языку и музыкѣ; я находилась постоянно при нихъ и, хотя учителя не были обязаны заниматься со мной, но я слушала и видѣла ихъ преподаванія и потому скоро усвоивала все, чему обучались эти дѣвицы. Такимъ образомъ, я научилась танцовать и говорить по-французски такъ же хорошо, какъ любая изъ дочерей моей покровительницы, а вѣла даже лучше ихъ, такъ какъ у меня былъ прекрасный голосъ; я не могла скоро научиться только играть, потому что у меня не было инструмента для упражненій, и я занималась музыкой урывками, когда не играли дѣвицы; тѣмъ не менѣе, потомъ я выучилась хорошо и играть, такъ какъ впослѣдствіи у нихъ было два инструмента, шпинетъ и клавесины, и онѣ сами давали мнѣ уроки; что касается танцевъ, то тутъ не могли обойтись безъ меня, я должна была составить пару; съ другой стороны, всѣ онѣ такъ же охотно учили меня всему, чему учились сами, какъ я пользовалась ихъ уроками.