Даниэль Дефо - Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский)

Послѣ этого я возвратилась въ Лондонъ и хотя случайно, но благодаря послѣднему приключенію, я пріобрѣла довольно значительную добычу. Однако, я никогда больше не предпринимала подобныхъ прогулокъ и не рѣшилась бы на это, если бы даже продолжала свое ремесло до конца жизни. Я разсказала своей гувернанткѣ исторію моихъ путешествій и ей особенно понравилось приключеніе въ Горничѣ. Въ разговорѣ по этому поводу, она замѣтила, что воръ есть такое созданіе, которое чутко сторожитъ каждую человѣческую ошибку, желая извлечь изъ нея для себя пользу, и потому невозможно, чтобы при такой бдительности и такомъ стараніи ему не представилось много счастливыхъ случайностей; вотъ почему она думаетъ, что съ моимъ тонкимъ и превосходнымъ знаніемъ этого дѣла я не могу упустить ничего гдѣ бы то ни было и куда я ни пойду.

Съ другой стороны мораль всей моей исторіи заключается въ томъ, что она предоставляетъ каждому читателю сдѣлать изъ нея свои выводы, согласно его разумѣнію и понятіямъ; я же не берусь проповѣдывать имъ. Пусть опытъ несчастнаго и въ конецъ испорченнаго созданія послужитъ складочнымъ мѣстомъ полезныхъ предостереженій для каждаго, кто прочтетъ эту исторію.

Теперь я приближаюсь къ новой эпохѣ моей жизни. Благодаря длинному ряду преступленій съ необыкновенно удачнымъ исходомъ, я совершенно очерствѣла и мнѣ уже никогда не приходила въ голову мысль бросить свое ремесло, которое, если судить по примѣру другихъ, должно было рано или поздно окончиться для меня полнымъ несчастьемъ и позоромъ.

Чтобы закончить описаніе моихъ преступленій, разскажу еще слѣдующее.

Я рискнула войти въ одинъ домъ, двери котораго были отворены, и взять двѣ штуки парчи съ разводами, полагая, что меня никто не замѣтитъ. Это не былъ мануфактурный магазинъ или лавка, а былъ просто жилой домъ, въ которомъ повидимому квартировалъ человѣкъ, продававшій товары торговцамъ, маклеръ или факторъ.

Желая сократить мрачную часть этой исторіи, скажу только, что на меня напали двѣ женщины, которыя бросились за мной съ криками, въ тотъ моментъ, когда я выходила изъ двери; одна изъ нихъ потащила меня назадъ, заставя войти въ комнату, въ то время какъ другая заперла за мной дверь. Я старалась подкупить ихъ добрыми словаки, но я думаю, что два самыхъ вспыльчивыхъ драгуна не могли придти въ большую ярость, чѣмъ онѣ; онѣ рвали на мнѣ платье, оскорбляли меня и кричали на меня такъ, какъ будто хотѣли убить; потомъ вышла хозяйка, за нею хозяинъ, но и они были также жестоки.

Я ласково и нѣжно обратилась къ хозяину и сказала ему, что отворенная дверь и разложенныя вещи послужили для меня искушеніемъ, что я бѣдная и несчастная женщина; вѣдь нищета такъ ужасна, что немногіе могутъ устоять противъ нея; со слезами на глазахъ я умоляла его сжалиться надо мной. Хозяйка тронулась чувствомъ состраданія и готова была меня отпустить и почти склонила къ тому же мужа, но грубыя дѣвки побѣжали за констэблемъ прежде, чѣмъ ихъ послали; поэтому хозяинъ сказалъ, что теперь онъ не можетъ отказаться отъ обвиненія и долженъ идти къ судьѣ, такъ какъ, если отпуститъ меня, то самъ будетъ подлежать отвѣтственности.

Присутствіе констэбля какъ громъ поразило меня, мнѣ казалось, что я проваливаюсь сквозь землю, я упала въ обморокъ и всѣ думали, что я дѣйствительно умерла; жена хозяина снова была тронута чувствомъ жалости и просила мужа отпустить меня на свободу, говоря, что они ничего не потеряютъ отъ этого. Я предложила имъ заплатить за обѣ штуки парчи, не смотря на то, что не взяла ихъ, и сказала, что товаръ ихъ остался цѣлъ и потому съ ихъ стороны будетъ жестоко отправить меня на вѣрную смерть и требовать моей крови за одну мою попытку ввять ихъ товаръ. Я объясняла констэблю, что я не ломала замка у двери и ничего не унесла, а когда мы пришли къ судьѣ, то и ему я сказала то же, такъ что послѣдній почти согласился отпустить меня на свободу. Но та грубая дѣвка, которая первая набросилась на меня, утверждала, что я уже вышла съ парчой на улицу, но она остановила меня и потащила назадъ; на этомъ основаніи судья приговорилъ меня въ тюрьму и меня отправили въ Ньюгетъ, въ это ужасное мѣсто. Кровь застыла въ моихъ жилахъ, при одномъ этомъ названіи. Ньюгетъ! гдѣ столько моихъ товарищей сидятъ подъ замкомъ и откуда ихъ выпустятъ только для того, чтобы отвести къ роковому дереву; Ньюгетъ, гдѣ моя мать такъ много и глубоко страдала, гдѣ я увидѣла свѣтъ и гдѣ въ позорной смерти найду искушеніе своимъ грѣхамъ! И наконецъ, это тотъ Ньюгетъ, который такъ давно ожидаетъ меня и отъ котораго съ такимъ искусствомъ я такъ долго убѣгала.

И такъ, теперь я дѣйствительно въ тюрьмѣ; невозможно описать ужасъ, который охватилъ мою душу, когда меня заставили войти туда и когда, осмотрѣвшись вокругъ, я увидѣла всю мерзость этого отвратительнаго мѣста; я смотрѣла на себя, какъ на совершенно погибшую женщину; мнѣ оставалось думать только о смерти и то о самой позорной; адская суматоха, оранье, ругань, божба, клятвы, вонь, грязь, словомъ всѣ атрибуты ужасной скорби соединились здѣсь съ тѣмъ, чтобы показать эмблему ада или по крайней мѣрѣ его преддверіе.

Первое время я не спала нѣсколько ночей и дней въ этомъ ужасномъ мѣстѣ; долго я мечтала только объ одномъ счастіи — умереть, хотя у меня не было правильныхъ сужденій о смерти; поистинѣ ничто не могло исполнить такимъ ужасомъ мое воображеніе, какъ настоящая тюрьма; ничто не могло быть для меня отвратительнѣе того общества, которое находилось такмъ. О, я считала бы себя счастливой, если бы меня отправили во всякое другое мѣсто вселенной, только бы не въ Ньюгетъ!

И потомъ, какъ торжествовали тѣ ожесточенныя и презрѣнпыя созданія, которыя попали туда раньше меня.

Что это? Мадамъ Флэндерсъ въ Ньюгеттѣ, наконецъ то! Мери, Моли, Моль Флэндерсъ здѣсь! Говорили, что самъ дьяволъ помогалъ мнѣ такъ долго царствовать; онѣ ждали меня многіе годы и наконецъ я здѣсь! Въ ярости, издѣваясь надо мной, онѣ пачкали меня экскрементами, онѣ поздравляли меня, совѣтовали быть смѣлѣе, собраться съ силами и не падать духомъ, говоря, что дѣла пойдутъ можетъ быть не такъ плохо, какъ я думаю; потомъ онѣ послали за водкой и пили за мое здоровье, но водку поставили на мой счетъ, объясняя, что я только что прибыла въ колледжъ (такъ они называли тюрьму) и что я навѣрно имѣю деньги, которыхъ у нихъ совсѣмъ нѣтъ. Я спросила одну изъ нихъ, давно ли она здѣсь? «Четыре мѣсяца», — отвѣчала она. «Какое впечатлѣніе произвела на васъ тюрьма въ то время, когда васъ привели сюда?» — спросила я опять. — «Точное такое же, какъ и теперь, страшное и ужасное. Мнѣ казалось, что я попала въ адъ; да и до сихъ поръ я увѣрена, что живу въ аду, — прибавила она, но все это такъ естественно, что я уже больше не тревожусь этимъ».