Ричард Олдингтон - Любой ценой

Он осторожно выпростал руку из-под одеяла и посмотрел на светящийся циферблат. Без двадцати пяти двенадцать. Вставать надо в два – необходимо хоть ненадолго заснуть. Он вздрогнул, заметив, что Уильямс тоже украдкой смотрит на часы. Значит, и он не может уснуть. Бедняга. Он горячо, прямо до безумия любит жену. Бедный парень. Да, но уж если на то пошло, Хенли любит свою жену ничуть не меньше. Сердце у него защемило, грудь пронзила жгучая боль, когда он вдруг ясно понял, что все кончено, кончено навсегда, что он никогда больше не увидит ее, никогда не почувствует ее губы на своих губах, никогда больше не прикоснется к ее чудесному, нежному телу. Чтобы удержать стон, он до боли зажал себе рот рукой. Какая мука, какой ад! О господи, господи, его не будет, он превратится в зловонную падаль, а она останется молодой и желанной, веселой и прекрасной, как прежде… о господи, господи, жизнь ее не остановится, потечет дальше и дальше, и выпадут на ее долю страдания, и боль, и слезы в одинокой вдовьей постели, о господи, о боже, но пройдут еще годы, а она останется молодой и желанной, как прежде, и кто-то другой будет желать ее, какой-нибудь юнец, наглый поклонник, и молодость ее, и тело, и жизнь будут требовать своего, и больше не будет ее постель пустой и холодной. О боже, боже! Что-то влажное скользнуло по щеке. Нет, не слеза, а холодный, липкий пот со лба. Господи, какая мука!

Хенли вдруг стремительно сел. Если он так мучается, то Уильямс, наверно, страдает не меньше. Лучше уж встать и скоротать время в разговорах, чем лежать и так терзаться. Он встал с кровати, Уильямс поднял голову.

– Что-нибудь случилось? Ведь еще нет двух.

Оба других офицера тоже подняли головы – значит, и они не спали. В блиндаже было прохладно. Хенли вздрогнул и стал тереть руки, чтобы согреться.

– Нет, только без пяти двенадцать. Не могу заснуть. Кажется, я вам не помешал. Через несколько минут пора сменять Бенсона, – невпопад добавил он.

Три лейтенанта сели на койках, потом встали, потирая руки и потягиваясь.

– Никак не заснешь в таком холоде, а тут еще сырость адская, – сказал кто-то.

– Может, выпьем?

– Если сейчас выпьем, потом ничего не останется, – возразил Хенли. – Лучше подождем до двух.

Уильямс оделся, взял каску и пошел сменить Бенсона. Остальные уселись на ящиках. Разговор не клеился. Вошел Бенсон.

– Что нового? – словно невзначай спросил Хенли.

– Много сигналов. С их стороны обычный обстрел. Наши палят не переставая.

– А вдруг они поймут, что мы знаем их планы, и отменят наступление? – с надеждой спросил самый молодой офицер.

– Чушь, – сказал Бенсон, – они прекрасно знают, что на этом участке почти не осталось людей, потому что их перебросили для подкрепления Пятой армии. Будьте спокойны, наступления нам не миновать.

Все замолкли. Хенли посмотрел на часы. Пять минут первого. Как убийственно медленно тянется время; а ведь это их последние минуты на земле. Нет, надо чем-то заняться.

– Давайте сыграем в бридж.

– Как, сейчас?

– А почему бы и нет? Что толку сидеть, надувшись как сычи, ведь молиться вы как будто не собираетесь?

В ответ раздалась яростная ругань. Хенли очистил стол и бросил на него карты.

– Сними, мне сдавать.

Было почти два часа, когда Хенли положил в карман десять франков, которые он только что выиграл, и встал Он надел плащ и шарф, наверное, в двадцатый раз попробовал, горит ли разбитый фонарик, и с отвращением отбросил его прочь, потом приладил портупею. Лейтенант, который должен был сменить Уильямса с дежурства, был уже готов и ждал Хенли. Хенли надел каску и повернулся к товарищам.

– После того как вы займете свои места, я еще раз обойду все позиции, тогда и увидимся. Ну, а если не увидимся – прощайте!

– Прощайте!

Уильямс со своим денщиком, и сержант уже поджидали Хенли в окопе, около блиндажа.

– Ну как?

– Ничего особенного. Я ходил на наблюдательный пост. В немецких заграждениях сделаны проходы, а в проходах – проволочные рогатки.

– Гм.

– Много сигнальных ракет.

– Да, вижу. А наша артиллерия совсем замолкла.

– Наши берегут снаряды, ждут, когда начнется.

– Стреляли бы сейчас, пока боши выходят на боевые позиции.

– Ладно, это не наша забота, пускай в штабе думают.

Хенли, Уильямс, сержант и два связных пошли на сторожевую полосу. Окоп уже подсох, ночь была не очень темная, и сквозь дымку облаков слабо мерцали звезды. Погода улучшалась – бошам, как всегда, везло. Пятеро людей шли молча, погруженные в тревожные размышления, стараясь не поскользнуться. Хенли и Уильямс знали, что их ожидает, они пережили уже минуты беспредельного отчаяния, перестали надеяться и возмущаться. Сержант еще надеялся, что, может быть, его ранят и он попадет в плен. Двое солдат знали только, что они будут «участвовать в операции». У всех пересохло в горле, у всех немного сосало под ложечкой от мрачных предчувствий, все они были несколько скованы в движениях; но никому даже в голову не приходило, что можно бросить позиции.

Они миновали три канадских креста, отчетливо выделявшихся на фоне неба; потом дракона из рифленого железа. В конце хода сообщения их уже ждали солдаты со всех четырех постов во главе с сержантом. Хенли говорил очень тихо – вражеские передовые дозоры могли находиться совсем близко, у самых проволочных заграждений.

– Все ваши люди здесь, сержант?

– Да, сэр.

– Хорошо. Задание вам известно. Проследите, чтобы каждое отделение присоединилось к своему взводу, а потом сами явитесь к взводному командиру. И поживей.

– Слушаюсь, сэр.

В темноте мимо них прошла цепочка людей. И в сотый раз Хенли с тоской заметил, как измучены и ко всему безразличны эти люди, еще молодые, но состарившиеся раньше времени.

Когда они ушли, Хенли отвел Уильямса в сторону.

– На вашем месте я каждого поместил бы отдельно. Сначала вы, рядом связной, а потом сержант. Они не посмеют бежать у вас на глазах. И кроме того, э… э… если вы разделитесь, будет лишний шанс спастись.

– А я как раз подумал: что будет, если всех троих прикончат прежде, чем немцы доберутся до нашего окопа и некому будет пустить зеленую ракету?

– Ну, тут уж приходится рисковать. Кроме того, такие группы добровольцев выделены во всех ротах.

– Понятно.

– Я вчера определил направление от штаба роты до вашего окопа по компасу, так что сигнал я не прозеваю. Наверно, они окажутся возле нас минут через десять после этого… Первые две-три атаки мы, пожалуй, сумеем отбить.

– Да, пожалуй…

Они помолчали. Потом Хенли заговорил с усилием:

– Ну что ж, дружище, попрощаемся. Желаю удачи.

– Вам также. Всего хорошего.

Из чисто английской сдержанности они даже не пожали друг другу руки.