Кнут Гамсун - Новая земля (Новь)

Онъ взглянулъ на нее озадаченный.

"Ты такъ думаешь?" спросилъ онъ. "Ты тогда бы меня больше любила?"

Тогда она вдругъ увидала, какъ необдуманно она поступила, — она въ сущности даже и не думала объ этомъ. Это просто случай, злой, злой случай, и она очень раскаивается въ этомъ; — она все бы отдала, чтобы вернутъ сказанное. Она остановилась, обняла крѣпко своего жениха обѣими руками посреди улицы и крикнула ему, чтобъ выпутаться какъ-нибудь:

"И этому ты вѣришь? Ну, я тебя поймала, Олэ, ха-ха-ха! Послушай, ты же не вѣришь… Честное слово, Олэ, я этого не думала. Это было такъ глупо, что я сказала, — но неужели ты вѣришь, что я подумала объ этомъ хоть минутку? Ты долженъ мнѣ отвѣтить, вѣришь ли ты этому, я хочу это знать."

"Нѣтъ, теперь я этому не вѣрю", сказалъ онъ и провелъ рукой по ея щекѣ. "Нѣтъ, дорогая дѣтка. Но что ты такъ взволновалась изъ-за такого пустяка, Агата! Даже если бъ ты это подумала, ну такъ что же? — Ну, пойдемъ теперь. Мы не можемъ, вѣдь, здѣсь оставаться и обниматься посреди улицы, глупая дѣточка, хе-хе!"

Они пошли дальше. — Она была ему глубоко благодарна, что онъ отнесся къ этому такъ спокойно. Ахъ, онъ былъ такой добрый и чуткій, — она любитъ его, Боже, какъ его любитъ!..

Но этотъ маленькій случай опредѣлилъ ея поведеніе на весь вечеръ.

Когда представленіе окончилось, всѣ собрались въ ресторанѣ. Многіе были налицо, почти вся компанія, даже Паульсбергъ съ женой; позже пришелъ и адвокатъ Гранде, таща за собой Гольдевина, учителя, который противился и упирался руками и ногами. Адвокатъ встрѣтилъ его передъ Тиволи и ему хотѣлось притащитъ его съ собой.

Какъ и всегда, болтали обо всемъ, — о книгахъ, объ искусствѣ, о людяхъ, о Богѣ, коснулись женскаго вопроса, не забыли и политики.

— Жалко, что статья Паульсберга въ "Новостяхъ" не имѣла вліянія на Стортингъ; теперь 65 голосами противъ 24-хъ было рѣшено остаться при прежнемъ положеніи вещей; пять человѣкъ изъ представителей неожиданно заболѣли и не могли принять участія въ голосованіи.

Мильде объявилъ, что онъ отправляется въ Италію.

"Но вѣдь ты теперь пишешь Паульсберга?" перебилъ его актеръ Норемъ.

"Ну, такъ что же, портретъ я могу окончить въ нѣсколько дней".

Между ними было тайное соглашеніе, что портретъ не будетъ готовъ раньше закрытія выставки; Паульсбергъ настаивалъ на этомъ. — Онъ не хотѣлъ быть выставленъ со всякимъ остальнымъ товаромъ — онъ любилъ одиночество, уваженіе. Большое окно въ художественномъ магазинѣ для одного себя.

Вотъ почему, когда Мильде объявилъ, что онъ можетъ окончитъ портретъ въ нѣсколько дней, Паульсбергъ возразилъ коротко и ясно:

"Пока я не могу тебѣ позировать, я работаю".

На этомъ разговоръ оборвался.

Около фру Ханки сидѣла Агата. Она ей тотчасъ же крикнула: "Идите же ко мнѣ, вы, съ ямочкой, сюда ко мнѣ!" И при этомъ она тотчасъ же обернулась къ Иргенсу и шепнула: "Развѣ она не мила? А?"

На фру Ханкѣ опять было сѣрое шерстяное платье и кружевной воротникъ; шея была открыта. Весна немного дѣйствовала на нее и придавала ей нѣсколько болѣзненный видъ. У нея все еще трескались губы, и она постоянно облизывала ихъ языкомъ, а когда смѣялась, дѣлала гримасу.

Она говорила съ Агатой о томъ, что скоро переѣдетъ на дачу, гдѣ надѣется видѣть ее. Онѣ будутъ собирать землянику, сгребать сѣно, лежатъ на травѣ. Вдругъ она обращается черезъ столъ къ мужу и говоритъ:

"Да, чтобъ не забыть, можешь ли ты мнѣ одолжить 100 кронъ?"

"Хе, напрасно ты этого не забыла!" отвѣчалъ Тидеманъ добродушно. Онъ шутилъ и былъ въ восторгѣ. "Не женитесь, друзья, это дорогая шутка! Опять 100 кронъ!"

При этомъ онъ протянулъ женѣ красную бумажку. Она поблагодарила.

"Но къ чему это тебѣ?" спросилъ онъ шутя.

"Этого я не скажу". И она прекратила всякій дальнѣйшій разговоръ на эту тему, она снова заговорила съ Агатой.

Въ это самое время вошелъ адвокатъ съ Гольдевиномъ.

"Ну, конечно, вамъ нужно войти", уговаривалъ адвокатъ Гольдевина. "Я ничего подобнаго никогда не видѣлъ, поймите, что я хочу выпить съ вами стаканъ пива. Послушайте, вы тамъ, помогите мнѣ ввести человѣка".

Но когда Гольдевинъ увидалъ, кто были присутствующіе, онъ совершенно серьезно вырвался и скрылся въ дверяхъ. Онъ былъ у Олэ Генрихсена въ назначенное утро, обѣщался заходить, но исчезъ. Съ тѣхъ поръ никто его и не видѣлъ до этого времени.

Адвокатъ сказалъ:

"Я встрѣтилъ его тамъ, на улицѣ; мнѣ стало его жалко, онъ былъ такой одинокій, но…"

Агата быстро поднялась, вышла въ дверь и догнала Гольдевина на лѣстницѣ. Они говорили тамъ нѣкоторое время и, наконецъ, явились оба вмѣстѣ.

"Прошу извиненія", сказалъ онъ. "Господинъ адвокатъ былъ такъ любезенъ, что пригласилъ меня сюда на верхъ, но я не зналъ, что здѣсь еще другіе… что здѣсь такое большое общество", поправился онъ.

Адвокатъ засмѣялся.

"Большое общество въ ресторанѣ, садитесь, пейте и будьте довольны. Что вамъ принести?"

Гольдевинъ успокоился. Этотъ деревенскій учитель, лысый и сѣдой, скрытный и молчаливый, теперь принималъ участіе въ разговорѣ другихъ. Оказывается, онъ очень перемѣнился съ тѣхъ поръ, какъ онъ въ городѣ; онъ отвѣчалъ, когда къ нему обращались, хотя отъ него нельзя было ждать, что онъ умѣетъ огрызаться. Журналистъ Грегерсенъ направилъ опять разговоръ на политику, онъ еще не слышалъ мнѣнія Паульсберга, по этому поводу. Что же теперь будетъ? И какъ относиться къ этому факту?

"Какъ намъ относиться къ этому факту? Нужно отнестись къ этому, какъ вообще мужчины относятся къ подобнымъ вещамъ", сказалъ Паульсбергъ.

Въ это время адвокатъ Гранде спросилъ Гольдевина:

"Вы были, вѣроятно, сегодня въ Стортингѣ?"

"Да".

"Такъ что вы знаете результатъ. Каково ваше мнѣніе?"

"Я этого не могу вамъ сказать въ двухъ словахъ", отвѣчалъ онъ, улыбаясь.

"Онъ вѣдь не слѣдилъ подробно за этимъ дѣломъ, онъ недавно пріѣхалъ сюда", замѣтила фру Паульсбергъ благосклонно,

"Слѣдилъ? Слѣдилъ ли онъ за этимъ? На этотъ счетъ вы можете бытъ покойны", воскликнулъ адвокатъ. "Мы часто объ этомъ уже съ нимъ говорили".

Споръ продолжался. Мильде и журналистъ старались другъ друга перекричать по поводу паденія правительства; другіе высказывали свое мнѣніе по поводу шведской оперы, которую только что слышали; оказалось, что многіе изъ нихъ понимали музыку. И послѣ этого снова вернулись къ политикѣ.

"Ну, господинъ Гольдевинъ, то, что произошло сегодня, васъ не поразило?" спросилъ Паульсбергъ, тоже желая быть благосклоннымъ. "Къ своему стыду я долженъ признаться, что я весь день ругался и проклиналъ".

"Вотъ какъ?" — сказалъ Гольдевинъ.

"Развѣ вы не слышите, что Паульсбергъ васъ спрашиваетъ, поразило ли это васъ?" спросилъ журналистъ рѣзко и коротко черезъ столъ.