Кнут Гамсун - Фантазер

Роландсенъ опять пошелъ внизъ къ квартирѣ кистера. Ольга сидѣла снаружи у дверей. Но теперь сельдь стояла въ цѣнѣ, восемь оръ за тонну, времена были хорошія, и въ общину притекли добрыя денежки. Ольга, должно быть, отлично это знала. Или что нибудь другое запало ей въ голову? Но развѣ Роландсенъ былъ изъ тѣхъ людей, которыми можно пренебрегать? Она вскользь посмотрѣла на него и снова принялась за свое плетенье.

Роландсенъ сказалъ: "Какой у васъ видъ! Ваши взгляды — стрѣлы, они ранятъ меня".

"Я васъ не понимаю", возразила Ольга.

"Такъ. Или вы думаете, что самъ-то я себя лучше понимаю? Вотъ я стою передъ вами и этимъ нѣсколько облегчаю вамъ задачу вскружить мнѣ голову".

"Тогда вамъ ужъ лучше бы не стоять здѣсь", сказала Ольга.

"Сегодня ночью я подслушалъ кое-какія слова въ своей душѣ, но они остались недосказанными. И вотъ не долго думая, я рѣшилъ принести сюда разгадку ихъ значенія. Если вы согласны, вы можете помочь мнѣ въ этомъ".

"Я? Что я могу тутъ сдѣлать?"

"Такъ, такъ", сказалъ Роландсенъ. "Вы не ласковы сегодня, вы постоянно прячетесь въ свою раковину. И все-таки волосы ваши скоро откажутся держаться на вашей головѣ, такъ они пышны".

Ольга смолчала.

"Слыхали вы, что у органиста Борре есть дочь, на которой я могъ бы жениться?"

Тутъ Ольга разразилась хохотомъ и взглянула на него.

"Нѣтъ, вамъ бы, право, не слѣдовало смѣяться. Я отъ этого только еще больше съ ума схожу по васъ".

"Вы сумасшедшій!" тихо замѣтила Ольга и лицо ея вспыхнуло.

"Я даже думаю: очень можетъ быть, что она нарочно смѣется, чтобы еще больше вскружить мнѣ голову. Вѣдь прежде чѣмъ убить гуся или утку, имъ вкалываютъ въ голову маленькую булавочку, чтобы они распухли и стали вкуснѣе!"

Ольга быстро возразила: "Нѣтъ, я совсѣмъ не такая, не думайте такъ обо мнѣ!" Она встала и хотѣла итти домой.

"Если вы войдете въ домъ, я тоже пойду за вами и спрошу вашего отца, прочиталъ ли онъ мои книги", сказалъ Роландсенъ.

"Отца нѣтъ дома".

"Такъ. Я, собственно, не хочу итти къ вамъ. Но какъ вы жестоки и неприступны сегодня, Ольга! Мнѣ не удается вытянуть изъ васъ ни одного дружелюбнаго слова. Я для васъ — ничто; вы уничтожаете меня".

Ольга снова разсмѣялись.

"Итакъ, у Boppe есть дочь", сказалъ Роландсенъ, "ее зовутъ Перниллой. Я ужъ походилъ кругомъ да около и освѣдомился. Ея отецъ — раздуватель мѣховъ въ церкви".

"Да что у васъ: на каждомъ пальцѣ по возлюбленной, что-ли?" простодушно спросила Ольга.

"Мою невѣсту зовутъ Маріей фонъ-Лоосъ", отвѣчалъ онъ. Но мы порѣшили, что все должно быть кончено между нами. Можете ее спросить. Она вѣрно теперь скоро уѣдетъ".

"Да, мама, я иду", крикнула Ольга, обращаясь къ окну.

"Ваша мать не звала васъ, она только взглянула въ окно.

"Да, но я знаю, что я ей нужна".

"Ага! Ну, такъ теперь я пойду. Видите ли, Ольга, бы также отлично знаете, что вы и мнѣ нужны, однако, не говорите мнѣ: да, я иду".

Она открыла дверь. Теперь она навѣрно думаетъ, что онъ, Роландсенъ, уже не высшее сравнительно съ нею существо, а это надо было снова поправить. Пристало ли ему терпѣть такой грубый отказъ? И онъ началъ говорить о смерти, высказывая довольно странныя мысли. Что означало для него теперь: смерть! Смерть вовсе ужъ не такъ противна ему. А вотъ похороны, тѣ хотѣлось бы ему обставить по своему. Онъ самъ отлилъ бы колоколъ для погребальнаго звона, и языкомъ этого колокола былъ бы бычачій хребетъ — вотъ какъ онъ былъ бы глупъ. А пасторъ долженъ былъ бы произнести самую короткую рѣчь въ мірѣ, онъ просто поставилъ бы ногу на его могилу и сказалъ бы: признаю тебя умершимъ и сгнившимъ отнынѣ и во вѣки!

Но Ольга замѣтно скучала и ужъ не робѣла. На воротничкѣ красовалась у нея сегодня красная лента, придавая ей видъ настоящей дамы; никто уже не могъ бы разглядѣть и обычной булавки на ея груди.

"Я еще основательнѣе возстановлю свою репутацію", подумалъ Роландсенъ. "А я думалъ, изъ этого что-нибудь выйдетъ. Моя прежняя невѣста, что въ приходѣ, помѣтила начальными буквами массу моихъ вещей, такъ что все мое имущество помѣчено теперь какъ будто Ольгой Роландсенъ. Это показалось мнѣ небеснымъ знаменіемъ. Однако теперь я прошу прощенья и возблагодарю себя за сегодняшній день". Сказавъ это, Роландсенъ приподнялъ шляпу и ушелъ. Вотъ какъ хорошо онъ кончилъ этотъ разговоръ. Однако, будетъ странно, если она по этому случаю немного не помечтаетъ о немъ.

Что же это такое? Даже дочь кистера отвергла его. Прекрасно! Но развѣ не всякому ясно, что все это — только кривлянье. Зачѣмъ же иначе она сидѣла у двери, когда видѣла, что онъ подходить? И зачѣмъ она украсила себя этимъ шелковымъ бантомъ, словно благородная дама?

Черезъ нѣсколько вечеровъ спустя самомнѣніе Роландсена, однако, было опять посрамлено. Изъ своего окна онъ увидѣлъ, какъ Ольга направилась къ складамъ Мокка. Она оставалась тамъ до поздняго вечера, а на обратномъ пути Фридрихъ и Элиза провожали ее. Гордый Роландсенъ, конечно, долженъ былъ бы спокойно усидѣть на мѣстѣ, долженъ былъ бы просто подобрать какую-нибудь мелодію или пробренчать на струнахъ какой-нибудь маршъ, и ужъ во всякомъ случаѣ думать о своихъ собственныхъ дѣлахъ; вмѣсто всего этого онъ схватилъ шляпу и бросился въ лѣсъ. Сдѣлавъ большой крюкъ, онъ много ниже тѣхъ троихъ вышелъ на дорогу. Тутъ онъ остановился, перевелъ духъ и медленно пошелъ къ нимъ навстрѣчу.

Но тѣ трое необычайно долго не показывались; Роландсенъ не видалъ и не слыхалъ ихъ. Онъ посвистывалъ и напѣвалъ про себя, какъ будто они были гдѣ-нибудь тутъ въ лѣсу и могли наблюдать его. Наконецъ онъ увидалъ ихъ; они безъ стыда медленно шли себѣ въ этотъ поздній часъ, и никто изъ нихъ, очевидно, не торопился домой. Съ длинной соломенкой въ зубахъ и ивовой вѣточкой въ петлицѣ пошелъ онъ къ нимъ навстрѣчу; оба кавалера раскланялись мимоходомъ, а барышни кивнули ему въ отвѣтъ на его поклонъ.

"Какъ вы разгорячены", сказалъ Фридрихъ, "гдѣ это вы были?"

Роландсенъ отвѣтилъ ему черезъ плечо: "Это все весна, я привѣтствую весну въ своихъ скитаніяхъ".

Это вовсе не была болтовня, а чистѣйшая истина! Ого, какъ медленно, равнодушно и непреклонно прошелъ онъ мимо нихъ; онъ даже былъ въ силахъ отнестись сверху внизъ къ Элизѣ Моккъ. Но едва скрылись они у него изъ глазъ, онъ бросился въ лѣсу на землю и чувствовалъ себя только смущеннымъ и побитымъ. Ольга-то Богъ съ ней, и разъ она отъ него ускользнула, то… онъ досталъ изъ кармана агатовую булавочку, старательно переломилъ ее на двѣ части и бросилъ. Но тамъ была дочь Мокка, Элиза, которая была высока и загорѣла на солнцѣ, и, когда улыбалась, то слегка видны были ея бѣлые зубы. Ее самъ Богъ послалъ ему на пути. Она не сказала ему ни слова и, можетъ быть, завтра уже уѣдетъ домой, и всякая надежда погибнетъ.