Вирджиния Вулф - Годы

Сестры прислушались.

— Апчер пришел домой пьяный и ломится в дверь, — сказала Мэгги. Стук затих. Затем возобновился.

Сара энергичным и размашистым движением вытерла глаза.

— Отвезите детей своих на необитаемый остров, куда корабли пристают лишь в полнолуние! — воскликнула она.

— Или не заводите их вообще, — добавила Мэгги.

В соседнем доме распахнулось окно. Женщина пронзительно закричала на мужчину. Он огрызнулся в ответ пьяным голосом. Хлопнула дверь.

Сестры слушали.

— Сейчас он потащится наверх, держась за стену, и его стошнит, — сказала Мэгги.

Они услышали тяжелые шаги на лестнице в соседнем доме. Затем воцарилась тишина.

Мэгги пересекла комнату, чтобы закрыть окно. Огромные окна завода на той стороне улицы были все освещены. Он был похож на стеклянный дворец, расчерченный черными линиями. Желтый свет озарял нижние части домов напротив. Шиферные крыши блестели синевой, а небо над ними висело тяжелым желтым куполом. По мостовой стучали шаги: люди все еще проходили по улице. Вдалеке кто-то хрипло закричал. Мэгги высунулась из окна. Вечер был ветреный и теплый.

— Что он кричит? — сказала она.

Голос приближался.

— Умер? — сказала Мэгги.

— Умер? — повторила Сара. Она тоже высунулась рядом с сестрой. Но они не могли расслышать остальных слов. Затем человек, кативший по улице тележку, выкрикнул им в лицо:

— Король умер!

Вставало солнце. Очень медленно оно поднималось над горизонтом, разбрасывая свет. Но небо было столь обширно, на нем было так мало облаков, что оно заполнилось светом отнюдь не сразу. Постепенно редкие облачка уступили место голубизне, листья на лесных деревьях засверкали, под ними засветились цветы, заблестели глаза животных — тигров, обезьян, птиц. Мир неторопливо вышел из тьмы. Море будто вызолотилось чешуйчатыми спинами бесчисленных рыб. Здесь, на юге Франции, озарились светом исчерченные бороздами виноградники, маленькие грозди стали пурпурными и желтыми. Солнечные лучи, проникшие сквозь жалюзи, исполосовали белые стены. Мэгги, стоя у окна, смотрела во двор дома и видела книгу в руках своего мужа, перечеркнутую тенью лозы. Бокал, стоявший рядом с ним, блестел желтизной. Сквозь открытое окно доносились голоса работающих крестьян.

Пересекая пролив, солнце тщетно пыталось пробить плотный покров морского тумана. Лучи медленно проникали и сквозь лондонскую дымку, падали на статуи Парламентской площади и на Дворец [38] Букингемский дворец — резиденция британских монархов с 1837 г. , над которым развевался флаг, хотя король, пронесенный под бело-синим «Юнион-Джеком», лежал во Фрогморском склепе [39] Британский флаг «Юнион-Джек», как известно, не двух-, а трехцветный (красно-бело-синий). Фрогмор — усыпальница в парке при Виндзорском замке. . Было жарче обычного. Лошади с сопением пили воду из корыт, их копыта крошили хрупкую, как гипс, засохшую глину на сельских дорогах. Языки огня проносились по пустошам, оставляя за собой угольные пятна. Стоял август, время отпусков. Стеклянные купола вокзалов лучились светом. Поглядывая на стрелки больших желтых часов, путешественники шли за носильщиками, катили чемоданы, вели собак на поводках. На всех вокзалах поезда готовились вбуравиться в просторы Англии по всем направлениям: на север, на юг, на запад. Кондуктор, стоявший с поднятой рукой, опускал флажок, и водогрей на платформе начинал скользить назад. Поезда, раскачиваясь, оставляли позади заводы, парки с асфальтовыми дорожками и вырывались на сельские просторы. Мужчины, стоявшие с удочками на мостах, поднимали головы, лошади пускались в галоп, женщины подходили к окнам, загораживая глаза от солнца; дымные тени плыли над нивами, опускались к земле, цеплялись за деревья. А поезда ехали дальше.

На станции в Уиттеринге [40] Уиттеринг — по-видимому, вымышленное название. в ожидании поезда стояла старая виктория миссис Чиннери. Поезд опаздывал. Было очень жарко. Садовник Уильям в светло-коричневом сюртуке с блестящими пуговицами сидел на козлах и отгонял назойливых мух. Они облепили конские уши бурыми бляшками. Уильям щелкнул кнутом, старая кобыла переступила копытами и тряхнула ушами, отгоняя мух. Было очень жарко. Солнце пропекало станционный двор, телеги, наемные пролетки и одноколки, ждавшие поезд. Наконец флажок семафора упал, над изгородью пролетел клок дыма, а через минуту во двор устремился поток людей, и среди них — мисс Парджитер с сумкой и белым зонтиком. Уильям прикоснулся к шляпе.

— Извините за опоздание, — сказала Элинор, улыбнувшись ему как старому знакомому: она приезжала каждый год.

Она поставила сумку на сиденье и устроилась сзади, закрывшись от солнца своим белым зонтиком. Кожаная обивка под ее спиной была горячей. Было очень жарко — жарче даже, чем в Толедо. Они выехали на Хай-стрит. От жары все казалось сонным и притихшим. Широкая улица была заполнена двуколками и телегами, поводья висели свободно, лошади поникли головами. Но как тихо тут было по сравнению с гомоном заграничных базаров! Мужчины в гетрах стояли, прислонившись спинами к стенам домов, над витринами магазинов были расставлены тенты, тени пересекали мостовую. Элинор надо было собрать заказанные покупки. Они остановились у рыбной лавки, где им вручили влажный белый сверток. Затем — у скобяной лавки; Уильям вышел оттуда с косой. У аптеки им пришлось подождать, потому что лосьон еще не приготовили.

Элинор откинулась на спинку сиденья под белым зонтиком. Казалось, воздух, пахнувший мылом и снадобьями, гудит от жары. Как тщательно люди моются в Англии, подумала она, глядя на желтое, зеленое и розовое мыло в аптечной витрине. В Испании она почти не мылась; стоя среди сухих белых камней на берегу Гвадалквивира, она лишь вытирала пот носовым платком. В Испании все было выжженное, сморщенное. А здесь — она посмотрела вдоль Хай-стрит — лавки полны овощей, серебристой рыбы, кур с желтыми лапками и мягкими грудками, ведер, грабель, тележек. И как приветливы люда!

Элинор заметила, как часто они приподнимают шляпы, пожимают руки, останавливаются посреди дороги поговорить. Но вот аптекарь вышел с бутылью, завернутой в папиросную бумагу. Ее пристроили под косой.

— Много мошкары в этом году, Уильям? — спросила Элинор, объясняя предназначение лосьона.

— Ужасть, как много, мисс, ужасть, — ответил он, дотрагиваясь до шляпы. Как она поняла, затем он сказал, что такой засухи не было с юбилейного года [41] Имеются в виду юбилейные празднества в честь круглой годовщины восшествия на престол королевы Виктории, которые устраивались дважды — в 1887 г. (50-летие) и в 1897 г. (60-летие), однако сильная засуха была только в 1887 г. , однако из-за его певучего дорсетширского акцента улавливать смысл ей было трудно. Уильям щелкнул кнутом, и они поехали дальше: мимо креста на базарной площади, мимо краснокирпичной ратуши с арками, по улице, на которой стояли дома с эркерами — обиталища врачей и адвокатов, мимо пруда с оградой из столбиков, соединенных цепями, мимо пьющей лошади, и дальше — прочь из города. Дорога была устлана мягкой белой пылью. Изгороди, увитые ломоносом, тоже были покрыты толстым слоем пыли. Старая кобыла вошла в свою привычную рысцу, и Элинор под зонтиком откинулась на спинку сиденья.