Исаак Башевис-Зингер - Семья Мускат

— Ты прав, реб Мойше-Габриэл. Всевышний не требует от нас слишком многого. Стих псалма и главу Мишны. Он не ждет, чтобы мы рассказали Ему, как править миром. Это Он знает Сам.

Спустя некоторое время Мойше-Габриэл вышел, из уважения к ребе пятясь назад. Остановившись на мгновение на пороге, он пробежал пальцами по бороде. «Сила праведника», — подумалось ему.

К нему подбежал мальчик в мятом сюртучке и с растрепанными пейсами.

— Реб Мойше-Габриэл, вас жена ждет! — крикнул он.

— Моя жена?

— Да, на постоялом дворе Нафтоли.

Реб Мойше-Габриэл с недоверием посмотрел на него, однако через некоторое время все же направился на постоялый двор. Он миновал колодец, ряды лавок, трактир. Хотя спиртное из-за военного времени не продавалось, из трактира раздавались звуки гармошки и пьяные голоса распевавших песни крестьян. В гостиничной кухне на плите кипятился огромный котел с бельем. В комнате за кухней на полу свалены были мешки с соломой, напоминавшие о тех днях, когда в Бялодревну хасиды приезжали в таком количестве, что многие ложились спать на полу. В прихожей реб Мойше-Габриэл увидел Лею. Одета она была по-барски, в шубе и шляпке.

— Добрый день, — сухо приветствовал жену реб Мойше-Габриэл.

— Добрый. Где Аарон?

— Аарон? В молельном доме.

— Закрой дверь. Сядь. Мне надо с тобой поговорить.

Мойше-Габриэл закрыл дверь и сел на стул боком, чтобы не видеть глаза жены. Он вдохнул мирской запах духов и дорогого мыла и приложил к носу платок.

Лея кашлянула.

— Буду говорить с тобой начистоту, — начала она. — Мне нужен развод.

Мойше-Габриэл поклонился:

— Как тебе будет угодно.

— Когда?

— С условием, что ты отдашь мне Мирла.

— Мирл поедет в Америку со мной. — Эти слова вырвались у нее непроизвольно.

— В Америку? И станет гоем?

— В Америке тоже есть правоверные евреи.

— Нет, Мирл останется со мной. Маша уже и без того гойка. Что же касается Злателе, то уповать приходится лишь на милость Божью. Она ходит в их школы — ни к чему хорошему это не приведет.

— Ты хочешь, чтобы Мирл остался с тобой? Прости меня, Мойше-Габриэл, но ты прихлебатель у ребе, ничуть не лучше нищего.

— Лучше быть нищим, чем безбожником.

— Нет, Мойше-Габриэл, я тебе ребенка не отдам. Хватит того, что ты сделал с Аароном. Господи Боже мой, в кого ж ты его превратил! Моей вины тут нет, Мойше-Габриэл. Виноват ты. Твой образ жизни. То, как ты жил все эти годы. И если ты не дашь мне развода, я уеду без него, так и знай. И пусть этот грех падет на твою голову.

— Да, ты и на такое способна.

— Я способна на все.

— Ну, тогда… — Мойше-Габриэл осекся. Стенные часы с маятником на длинной цепи и гирями заскрипели и пробили два раза. Мойше-Габриэл встал со стула. Взглянул на мезузу на дверном косяке, а затем подошел к окну.

Лея скинула шубу. Под шубой у нее было красное платье.

— Что скажешь? — спросила она.

— Я дам тебе ответ.

— Когда? Долго находиться в этой дыре я не стану.

— После вечерней молитвы.

— Выходит, ты здесь живешь? Где же ты спишь? Где спит Аарон?

— Со мной.

— Я хочу, чтобы все бумаги были выданы мне здесь, в Бялодревне, — резко сказала Лея.

— Меня это не касается.

Лея прикусила губу. Так было все годы их брака. Он всегда был где-то далеко. В другом мире. Ее подмывало пуститься с ним в объяснения, устроить скандал, потребовать денег, оскорбить мужа — напоследок. Но придраться к нему было невозможно. Несмотря на то что находился он далеко от дома, лицо у него было свежее, борода аккуратно уложена, одежда безупречна. Голубые глаза смотрели из-под очков в золотой оправе куда-то вдаль. Лея вспомнила, что ей однажды говорили про праведного ребе. У праведного ребе перед взором всегда имя Бога. Он — и Копл. Есть разница, усмехнулась она про себя и вдруг разозлилась.

— Позови мне Аарона.

Мойше-Габриэл в ту же минуту вышел из комнаты. Аарон стоял возле лавки в молельном доме и наливал в чашку кипяток из чайника. Его узкое лицо отливало мертвенной бледностью, один пейс был длинней другого. Из-под расстегнутого ворота рубашки торчал кадык. На подбородке вилось несколько волосков. Мойше-Габриэл наблюдал за тем, как он кладет в чашку кусок сахару и мешает чай кистью паройхес.

— Что ты делаешь, Аарон!? Это же священная завеса.

— Все так делают.

— Аарон, приехала твоя мать.

Лицо мальчика побелело еще больше.

— Где она?

— На постоялом дворе Нафтоли. Она приехала просить развод. Она уезжает в Америку.

Аарон хотел опустить кисть паройхес, но она ударила по чашке, и чай вылился на пол. Аарон вышел. Мойше-Габриэл подошел к биме и закурил сигарету от поминальной свечи. «Наверно, есть брачные союзы, которым рано или поздно суждено распасться», — подумал он, выпуская изо рта колечко дыма. Промысел Божий. Он провел рукой по лбу, чтобы отогнать невеселые мысли. Копл. Любовь. Любовь двух тел. Если, прости Господи, Копл утратит мужскую силу, любовь потеряет для него всякий смысл. «И люби Господа Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всеми силами твоими» [12] Втор. 6, 5. . Да, Мойше-Габриэл, возлюби Того, чье имя благословенно. И перестань изводить себя этими пошлыми мыслями! Ему вдруг вспомнился ответ, который он дал ребе; он раскрыл том Талмуда, сел и до позднего вечера просидел над ним, раскачиваясь взад-вперед.

Как-то вечером Лея сидела на диване в гостиной и, вооружившись иголкой и ниткой, штопала порванные брюки Мирла. В дверь позвонили. Служанки дома не было, и Лея пошла открывать сама. «Кто там?» — крикнула она, но разобрать, что ей ответили, не смогла и открыла дверь. На пороге в занесенных снегом пальто и шапке, с сигарой во рту стоял Абрам. В руке он держал зонтик. Лея взирала на него с нескрываемым удивлением; никогда еще не казался он ей таким громадным. Абрам тяжело дышал, изо рта у него вырывались густые клубы сигарного дыма. Лея схватила щетку и стала счищать снег у него с галош.

— Не стой, как голем, — сказала она. — Входи.

Он последовал за ней в квартиру. В коридоре было темно, лишь из гостиной пробивался тусклый свет. Абрам потопал ногами, сбрасывая снег, после чего долго кашлял. Затем подошел вдруг к Лее и положил ей руки на плечи.

Лея вздрогнула:

— Что это с тобой? Ты с ума сошел?

— Лея, это правда?

Лея сразу поняла, что он имеет в виду.

— Да, — ответила она, — мы развелись.

— А остальное тоже правда?

— Да. Убери свои лапы.

— Нет, этого не может быть! — И Абрам сделал несколько шагов назад.

— Чистая правда, Абрам. Если тебе это не нравится, можешь вычеркнуть мое имя из истории семьи. Я все равно уеду.

— И куда ж ты едешь?

— В Америку.

— Сейчас?! Когда идет война? Пускаться в такое длинное путешествие?!