Исаак Башевис-Зингер - Семья Мускат

— Все получается так, как ты задумал, Копл, — сказала Лея. — Ты — везучий человек. Почему ты не предлагаешь мне сесть?

— Пожалуйста, Лея. Здесь ты хозяйка.

— В самом деле? Та еще хозяйка! Послушай, Копл, мы уже не дети.

— Да.

— Поэтому, чтобы не наделать глупостей, необходимо все как следует взвесить. Я всю ночь не сомкнула глаз. Посмотри на меня. Я еще раз все продумала. С начала до конца. Мне терять нечего. Раз и навсегда должна я избавиться от своей дурацкой гордыни. Но если ты сожалеешь о своем предложении, Копл, я на тебя в обиде не буду. Бросить семью не так-то просто, я понимаю.

— Ни о чем я не сожалею. Сегодня — самый счастливый день в моей жизни.

— Почему ж ты тогда такой бледный? Ты похож на Йом-Кипур в предрассветный час.

— Нет, все в порядке.

— Перед Рош а-шона, — продолжала, помолчав, Лея, — он поехал в Бялодревну и взял с собой Аарона. Он и сейчас еще там. Этот болван вообразил, что я буду играть роль брошенной жены и с утра до ночи его оплакивать. Так вот, он ошибается. Я поеду в Бялодревну и потребую развод. Двадцати пяти лет мне хватило с лихвой.

— Я всегда знал, что в один прекрасный день ты образумишься.

— Откуда тебе знать? Пока был жив отец, я была готова терпеть все что угодно. Не хотела расстраивать старика. Я страдала и молчала. Лежала без сна и плакала в подушку, а Мойше-Габриэл в это время выпивал с хасидами. В Бялодревне ему было лучше, чем в собственном доме. А мне приходилось заниматься всем на свете — домом, хозяйством, детьми, думать, где достать денег, и все прочее. Он же только и делал, что меня пилил, ведь я не хотела, чтобы дети выросли такими же никчемными дураками, как их отец. Но теперь все, с меня хватит. Оставшиеся годы я хочу прожить как человек, а не как домашнее животное.

— Ты абсолютно права. На все сто процентов.

Копл решительно тряхнул головой и хотел затянуться торчавшей у него изо рта папиросой, но окурок давно погас. В поисках спичек он стал лихорадочно хлопать себя по карманам, шарить по столу и в ящиках стола. Счеты упали на пол, и деревянные кости долго еще, с глухим постукиванием, вращались на диске.

— Что ты ищешь? — воскликнула Лея.

— Ничего. Спички. Вот они.

— Что это ты так разнервничался? Двадцать восемь лет ты твердишь мне о своей великой любви. Еще вчера целую речь произнес. Если передумал, так и скажи — мы все равно останемся друзьями. Когда на такое решаешься, обманывать себя нельзя. Тут или все, или ничего.

— Не понимаю, Лея, зачем ты завела этот разговор.

— Сама не понимаю. Мне нужна определенность.

— Я готов и не отступлюсь. Дай мне только пару дней.

— Хоть пару недель. Спешки никакой нет. Я прошу только об одном. Постарайся не обделить жену. Оставь ей денег — на жизнь и на детей.

— Она никогда ни в чем нуждаться не будет.

— С чего ты взял, что она согласится на развод?

— Ручаться не могу.

— Понятно. Получается, все эти годы ты попусту болтал языком.

— Нет, Лея, это не так.

— Что-то, я смотрю, энтузиазма у тебя поубавилось. Верно, двадцать лет назад я и впрямь была моложе и красивее.

— Для меня ты всегда красавица.

— Сейчас не время для комплиментов. Напрасно ты думаешь, Копл, что мне так легко совершить этот шаг. Я всю ночь не спала, вертелась в постели, как змея. Я не чета твоим молоденьким подружкам. Мне скоро сорок четыре. Говорят, что я еще хороша собой, но чем женщина миловиднее, тем она глупее. Тебя все считают вором и проходимцем, говорят, ты способен на все, на любое жульничество, — а вот я тебе верю. Что это ты так побледнел? Я вовсе не хотела тебя обидеть.

— Кто считает меня вором?

— Какая разница? Не я.

— Я и есть вор.

У Леи защемило в груди.

— И у кого ж ты украл?

— У твоего отца.

— Ты шутишь?

— Раз все об этом говорят — значит, так оно и есть.

— Копл, перестань. Чего только не болтают люди! Нет на свете человека, про которого бы не наговаривали, не распускали сплетен. Ходили же слухи, что Маша — твоя дочь.

— Хотел бы я иметь такую дочь.

— Говори, как есть, Копл. Что тебя смущает? Не хочешь рвать с семьей — давай поставим на этом точку. Пока ведь никто еще ничего не знает.

— Скоро узнают.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы сыграем свадьбу в Венском зале.

— Ты что, с ума сошел? Разведенные женятся без помпы. Что тебя волнует? Тебе жаль Башеле?

— Жаль — но это меня не остановит.

— Может, ты любишь другую? У тебя ведь добрый десяток женщин.

— И пяти не наберется.

— По-моему, я начинаю тебя понимать, Копл. Ты ведь не раз говорил мне, что женщины у тебя есть, но ты их всерьез не воспринимаешь. Так, дурака валяешь. По моим же представлениям, если отношения мужчины с женщиной продолжаются долго, с ней валять дурака нельзя. Я ничего не знаю — и не хочу знать — про твои романы. Прости, но меня от них с души воротит. Но если ты и в самом деле влюблен в одну из своих баб, пожалуйста, очень тебя прошу, не морочь мне голову. Я ведь как-никак дочь Мешулама Муската.

— Ни в кого я не влюблен и никого не боюсь.

— А кто сказал, что ты кого-то боишься?

— Разве не ты?

— Ты что, боишься, что она плеснет тебе в глаза кислотой?

— Кто «она»? О ком ты?

— Послушай меня, Копл. Я же вижу, ты от меня что-то скрываешь. Не хочешь говорить — не говори. Забудь. Давай сделаем вид, что нашего разговора не было. С ним я все равно разведусь, но к тебе это никакого отношения иметь не будет.

— Ты что же, передумала?

— Считай, что так.

— Не бросай меня. Ты же знаешь, я всегда тебя любил. С тех самых пор, как начал работать на твоего отца. Все, что я делал, делалось только ради тебя. Каждую ночь мне снилось, что настал этот день… когда… не знаю, как выразить то, что я хочу сказать. Мне снилось, будто я зову хозяина «тестем».

Лея почувствовала, как у нее из глаз брызнули слезы. Она вынула из сумочки носовой платок и высморкалась.

— Тогда чего ж ты меня мучаешь?

— В твоих глазах я всегда буду слугой.

— Не говори так. Ты просто хочешь меня обидеть.

— Но ведь ты же сама только что назвала меня вором.

— Я? Тебя? Стала бы я, по-твоему, выходить замуж за вора?

— Если я и воровал, то только ради тебя.

Зазвонил телефон. Копл поднял трубку и тут же ее положил. Вынул часы, взглянул на них и опустил их обратно в жилетный кармашек. Посмотрел на Лею — в его взгляде читались и смущение и страсть одновременно. Прикусил губу, щеки у него побледнели, но тут же вновь налились краской. Непреодолимое желание во всем признаться охватило его. Он знал, что впоследствии об этом пожалеет, но справиться с собой был бессилен.

— Лея, мне надо тебе что-то сказать.

— Говори.

— Лея, у меня дома больше шестидесяти тысяч рублей. Наличными.

Лея подняла брови:

— Ну и что? Рада за тебя.