Маркиз Сад - Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская

— Сегодня, — сказал в заключение барон, — дела привели меня туда, где мне посчастливилось вновь встретить вас. Так решайте же, сударыня, вправе ли я радоваться тому, что вместе с отрадным событием, коего удостоила меня судьба, я обрел надежду убедить вас, пусть даже в знак признательности, хотя бы на день подарить мне счастье принадлежать вам.

— Дорогой барон, — произнесла Аделаида, — садитесь рядом со мной и внимательно меня выслушайте.

Батильда пожелала удалиться, однако повелительница удержала ее.

— Дорогой Дурлах, так как чувства мои пребывают на перепутье между признательностью и самой нежной любовью, долг мой и честь велят мне немедленно дать вам ответ. Я знаю, что обязана вам жизнью; если бы вы дважды не спасли меня, что могла бы я предложить возлюбленному, похитившему мое сердце? Разумеется, ничего; вопрос этот я задаю самой себе, но я могла бы услышать его и от вас, и, признаюсь, у меня не было бы на него ответа. К сожалению, я могу сказать вам только одно: вы спасли мне жизнь, и я отдаю ее вам; берите ее, она ваша. Но если вы будете столь великодушны, что сохраните мне ее, знайте, я не могу связать ее с вашей.

И, возвысив голос, продолжила:

— Клятвы, нерушимые как с одной стороны, так и с другой, узы, кои я не могу расторгнуть, — вы сами видите, друг мой, что судьба навеки возвела преграду между мной и вами.

— Ах, сударыня, — в отчаянии воскликнул Дурлах, — я вижу, вы замужем и у вас есть любовник!

— Не только. У меня еще есть друг, и этот друг вы, Дурлах, друг, ради которого я хотела бы пожертвовать всем… но я не могу этого сделать; клятвы я принесла тому, кто составляет счастье моей жизни; узы являются ее наказанием, однако долг побуждает меня хранить их, и я не могу их разорвать. Так требуйте же от меня, дорогой барон, всего, что я могу дать вам, не совершив преступления, и вы получите.

— Ничего, сударыня, — воскликнул Дурлах, заливаясь слезами, — я ничего не стану требовать от вас! Ах, сколь же я несчастен!

— Нельзя называть себя несчастным, когда у тебя есть верный друг, а я буду вам другом на всю жизнь.

Видя, что молодой человек продолжает рыдать, Аделаида вытерла ему слезы.

— Ах, дорогой Дурлах, — утешала она своего чувствительного и нежного друга, присоединяя рыдания свои к его слезами, — быть может, случится так, что ваша верная рука не сможет более оказать мне услуги..

— Как можно, сударыня? Неужели вы считаете, что я смогу оставить вас в беде? Ах, ваши страдания раздирают мне душу!

— Кто знает, возможно, творя добро, я когда-нибудь сумею облегчить терзания свои…

И тут принцесса назвала свое имя.

— Сударыня, — воскликнул барон, бросаясь к ногам государыни, — ваши титулы не преумножили и не умалили мою любовь; тот, кто любил баронессу Нейхаус, просит принцессу Саксонскую даровать ему счастье служить ей до конца жизни.

— Как друг, барон, как друг; все самое прекрасное, что в душе моей связано с этим понятием, я отношу к вам. Несчастья вынудили меня на время удалиться от двора, теперь я возвращаюсь. Надеюсь, вы приедете ко мне, дабы полностью насладиться правами, дарованными вам вечной и искренней дружбой, в которой вам клянется Аделаида. Вы знаете, как необходима правителям дружеская поддержка: на троне друзей встретишь редко… Поклянитесь, что в вас я всегда найду верного друга.

Едва сдерживая рвущиеся из груди рыдания и утирая слезы, несчастный молодой человек снова пал к ногам принцессы и стал уверять ее, что сердце его, принять которое она отказалась, отныне и до конца жизни ему более не принадлежит. Наконец на смену сей бурной и трогательной сцене явилось благодатное спокойствие, и Дурлах, равно как и сестра его, в дальнейшем заботились только о том, как им наилучшим образом принять знатную странницу, посланную им самой судьбой.

Проведя несколько дней в Регенсбурге, принцесса сказала Дурлаху, что ей надо ехать дальше. Барон, все еще не исцелившийся от любви, от такого ужасного известия едва не лишился чувств. Мы с содроганием встречаем известие о разлуке с любимым, а час расставания для нас подобен молнии, слепо разящей наповал. Разделяя печаль своего друга, Аделаида взяла с него обещание навестить ее в Дрездене. И странницы, по-прежнему инкогнито, причины коего нам известны, продолжили свой путь по дороге на Нюрнберг, надеясь в урочное время добраться до назначенного им места встречи.

В то время подле Нюрнберга располагался знаменитый женский монастырь ордена святого Бенедикта, основаный сестрой Бенедикта, святой Схоластикой, утвердившей в нем весьма суровый устав. Затем на время устав смягчили, но впоследствии, при святой Кларе, он вновь стал суровым, каким был в XI веке.

Снедаемая любопытством, Аделаида захотела осмотреть обитель, ибо, как сказала она с улыбкой, возможно, когда-нибудь ей самой придется в нее вступить; и она предложила спутнице своей посетить означенный монастырь. На следующий день после прибытия в Нюрнберг принцесса вместе с Батильдой сели на коней и вдвоем отправились в обитель, расположенную в глубокой долине, мрачной и дикой. В притулившейся на склоне уединенной хижине жил святой отшельник, и наши героини попросили его послужить им проводником. Святой человек согласился, но велел привязать коней возле хижины; далее они пошли пешком.

— Вы выбрали наилучшее время для посещения, сударыни, — сказал отшельник. — В эту неделю святые сестры предаются своим самым благочестивым трудам.

— Сударыня, — зашептала охваченная воспоминаниями Батильда, — что, если этот отшельник такой же негодяй, как тот, кто обманул нас, когда мы бежали из башни Шиндерса?.. Сумеем ли мы сами выбраться из этой дыры?

И, обратившись к отшельнику, она спросила:

— Скажите, святой человек, а есть ли в обители монахи-мужчины?

— Только один, он возглавляет общину тамошних сестер, — ответил отшельник. — Его зовут Урбан, ему шестьдесят лет, и он служитель Господа. Уверен, он по-доброму примет вас, и вам будет чему у него поучиться.

Не прекращая разговора, путницы спускались по отвесной тропе, заросшей вереском, дроком и колючими кустарниками, длинные ветви которых назойливо цеплялись за одежду. Так шли они два часа; наконец показалось аббатство. Окруженное плотным кольцом кипарисов, сосен и лиственниц, оно едва просматривалось с тропинки.

— Вот вы и достигли стен святой обители, — произнес отшельник. — Теперь позвольте мне удалиться, дальше я идти не могу. Позвоните, и вам откроют ворота. А когда станете возносить молитвы Господу, не забудьте помолиться и за меня.

Батильда предложила отшельнику денег, но тот отказался, заверив, что возложенное на него покаяние не позволяет ему брать плату за свой нелегкий труд.