Хаим Граде - Мамины субботы

Лиза собирается с духом и начинает с деланным смехом:

— Ваш сын сказал: родовитость не порок. Если иметь в виду развод, то лучше заранее знать, с кем придется ссориться, с раввином или с извозчиком.

— Да он не знает, что говорит. Он ведь совсем еще мальчишка. — Мама пытается ослабить впечатление, произведенное на Лизу моими речами.

— Не выставляйте его таким уж ягненком, — резко говорит гусятница. — Лучше скажите мне, что делать женщине, которая перестала нравиться своему мужу? Вы же разбираетесь в священных книгах, так что же там об этом сказано?

— Не так уж я и разбираюсь в священных книгах, а в делах этого мира я всего лишь простая еврейка, — говорит мама, — но мне кажется, что нынешние женщины сами портят отношения с мужьями. Для улицы они прихорашиваются и красятся, а по дому ходят с распущенными волосами и полуголые, в нижнем белье.

— Извините, Веля, но вы говорите старомодно. Разве можно при собственном муже всегда быть во всеоружии? Да когда муж любит жену, он любит ее, даже если она не прихорашивается.

— Это правда, — тихо говорит мама, — но если жена не стыдится мужа, словно он домашнее животное, она перестает радовать его глаз и ему нравиться.

— Горе женщине, которая исхитряется понравиться своему мужу, — вздыхает Лиза. Понемногу она оставляет свой заносчивый тон и замашки мадам, превращаясь в надломленную старую еврейку.

— Лезть из кожи вон не стоит, — отвечает мама. — Нельзя хитрить с мужем, как с деревенским мужиком на рынке. Но умной быть не помешает. И даже если жена умнее, муж должен чувствовать, что умнее он.

— Это написано в ваших святых книгах? — спрашивает Лиза.

— Не помню, сказано ли это в святых книгах, — с обидой отвечает мама. Ее обижает то, что, по мнению Лизы, торговка фруктами и овощами сама по себе ничего не может понять. — В семье, — говорит мама, — где жена постоянно показывает мужу, что все идет так, как предсказывает она, а не так, как рассчитывает он, — в такой семье не будет мира между супругами. Есть жены, которые держат мужей под каблуком. Такая бой-баба думает: все в порядке, он никогда не скажет слова поперек. Он действительно ей не перечит, но потихоньку смывается из дома. А когда он иной раз возвращается навеселе, она попрекает его той чепухой, которую он болтал, будучи под мухой. И он становится ей врагом.

— Ну, а если муж выпивает не слегка и иной раз, а жрет водку целыми бутылками и к тому же водится с хулиганами и пьяницами? Как быть тогда?

— Приговоров я не выношу. — Мама поглаживает колени, словно пытается успокоить их, унять в них дрожь. — Скажу вам только, что не надо поощрять мужа к поискам радостей на стороне. Даже если у него плохие друзья, жена должна приглашать их в дом. Если она будет присутствовать при их встречах с мужем, дружки постыдятся подбивать его при ней на плохие дела. И, конечно, они не будут дразнить его подкаблучником.

— Вы серьезно? — выходит из себя Лиза. — А что если муж играет в карты с гултаями, тогда их тоже надо приглашать в дом?

— Все лучше, чем он будет с ними где-то шляться. — Мама сжимает свои колени еще сильнее. — В собственном доме он много не проиграет. Но если он проигрывает, жена не должна говорить: так тебе и надо. И если он делает долги, она не должна уговаривать его не платить. Только в одном не следует ему потакать — в желании затеять ссору. От ссоры жена должна его удержать. Ничего, потом он увидит, что она была права. Так я, глупая, думаю, а дальше как знаете — я же вам не раввинша.

Мама замолкает. На ее печальном лице сияет вечерняя тишина, а на столе сиротливо лежат ее священные книги. Их покрывает тень, словно им холодно оттого, что мама сегодня в них не заглядывала. Лиза тоже сидит, затаившись в тени, и думает: эта торговка овощами и фруктами говорит словно по книге, а в виду она имеет меня и то, как я веду себя с Алтеркой.

В сумерках печаль одолевает Лизу еще сильнее. Она придвигается к моей маме и говорит доверительно: она понимает, что Веля не хочет ее обидеть. Только зачем играть в прятки? Когда в доме есть дети, то муж — это муж, если же дом пуст, мужа клещами не удержишь. Алтерка хотел бы, чтобы всегда был день и были открыты лавки. Но, когда мясная лавка закрыта, он не может усидеть дома, ему скучно. Он ведь никого не уважает, но к ней относится очень деликатно. Он никогда не был с ней груб, не гнал ее к докторам. Она сама, по собственному желанию, побывала у всех профессоров и даже у знахарей. Но если ей так суждено, то уже ничего не поможет.

Впрямь ли он такой деликатный человек, этот гусятник, или Лиза хочет скрыть от мира свое несчастье? — думает мама. Правда, улица и в самом деле никогда не слышала, чтобы гусятник жаловался, что его жена бесплодна. Вот и попробуй измерь еврейскую душу.

Тем временем становится все темнее. Лиза бросает осторожные взгляды в окно, но Алтерка по-прежнему не показывается. Она все больше погружается в беспокойство и мрак. Мама хочет ее утешить: поскольку дело в том, что Алтерке скучно, он в конце концов поймет, что с Хаськой-мясничихой веселее ему не будет. Она его оберет и выбросит, как она поступила с другими. Но сказать это открыто мама себе не позволяет, она дает понять это Лизе иначе:

— Есть различные формы безумия: безумие, которое проходит, и безумие, от которого ни один доктор не вылечит. Возьмите, к примеру, моего сына. Когда он бросил учебу, он сказал мне, что больше не потерпит, чтобы я его содержала. Он стал писателем. Я его спрашиваю: «Что ты имеешь с того, что сочиняешь песни?» А он смеется и отвечает, что, когда поют песни, на душе веселее. Но сам все время ходит хмурый и рассерженный. Так чт о он получил, бросив учебу и занявшись писательством?

Лиза понимает, что имеет в виду соседка, говоря о формах безумия, которые проходят. Она хватается за это утешение и хочет отплатить маме той же монетой:

— Как это ваш сын ничего не имеет с писательства? А почет — это ничего? Вы сами не обращаете внимания, но я вижу, как люди останавливаются около ваших корзин и спрашивают вас, не вы ли мама Хаима.

— Мне это совсем не нравится! Я ничем не согрешила перед Богом, чтобы это выпало на мою долю. Зачем мне это? Что мне дает внимание чужих?

— Не грешите, Веля. Разве мало бедных мальчишек выросло на нашей улице? Но именно вашего сына знают в городе, и вас тоже знают. Говорят, что он описал вас, то, как вы сидите в воротах с вашими корзинками.

— Это я ему прощаю, — нервничает мама. — Экое счастье! Он меня описал! Сегодня, когда я забирала из пекарни свой чолнт, Марьяша решила уколоть меня и сказала, что я сижу с корзинками, засыпаю и падаю на нос. И этот мой умник сделал то же самое. Я знаю, что он не хотел ничего дурного, но мне не надо, чтобы меня жалели. И разве удивительно, что я засыпаю, если уже на рассвете я на рынке? Поздно ночью, вернувшись домой, я еще должна подсчитать выручку. Всю ночь с четверга на пятницу я не смыкаю глаз, готовлю на субботу. А он берет и пишет, что я засыпаю стоя, когда отвешиваю товар. Я ему строго наказала больше так не делать. А он говорит, что и дальше будет так поступать.