Цзэн Пу - Цветы в море зла

В довершение ко всему Сэйносукэ получил жестокий урок за свою невоздержанность. Он жил один в общежитии театра и однажды, напившись пьяным, легкомысленно прижал в углу служанку Ханако. Она была глуповатой, распущенной девкой, к тому же страдавшей наследственным сифилисом. Собственно, Сэйносукэ знал об этом, но Ханако сказала ему, будто уже вылечилась. Протрезвившись, Сэйносукэ горько раскаивался, но было уже поздно. Вскоре симптомы болезни дали себя знать. Встревоженный Сэйносукэ несколько раз ходил к врачу, выбросил на лечение немало денег, но все без толку.

Ему и так трудно было жить, а тут еще прибавилась болезнь. Немудрено, что Сэйносукэ стал роптать на свою судьбу, а пуще всего на Ханако, которая воспользовалась случаем и соблазнила его. Между тем глупая девица хотела продлить испытанное удовольствие, и это злило его еще больше. Каждый раз он отпускал ей пинок или пощечину, что приводило Ханако в искреннее недоумение.

Однажды глубокой ночью, когда в общежитии было уже тихо, Сэйносукэ лежал на циновке и стонал от боли. Долго он ворочался, но заснуть никак не мог, и на ум ему вдруг пришла злая мысль:

«Почему я, никогда до того не знавший женщин, заразился этой грязной болезнью? Почему я, такой веселый, должен страдать? Сейчас никто не знает, что я заболел, а когда узнают, меня будут не только высмеивать, но и презирать! Ведь я еще не любил!.. Что, если я действительно полюблю и никто не ответит на мое чувство? Да и сам я не посмею кого-либо обманывать своей любовью! Выходит, всю мою славу, все счастье одним движением руки погубила Ханако. А ведь ею руководила только плотская похоть, необузданное желание выманить у меня деньги. Из-за них она довела меня до такого состояния! Я, умный человек, попался на удочку глупой бабенки, стал жертвой презренной развратницы! Не могу спокойно вспомнить о ней. Она мой единственный кровный враг! Если во мне осталась еще хоть капля мужского, я должен отомстить. Я должен убить ее!»

Он стремительно поднялся с циновки, нащупал на столе кинжал, которым часто пользовался во время театральных постановок, и, не одеваясь, бросился к двери. Тихонько открыв ее, он ощупью пробрался на нижний этаж, где жили служанки. В лунном свете, который лился из окна, он узнал комнату Ханако и на цыпочках подошел к ней. Свет блеснул на лезвии ножа. Он толкнул дверь — она оказалась незапертой — и, стиснув зубы, хотел было перешагнуть порог. Внезапно в лицо Сэйносукэ ударил порыв холодного ветра, и он вздрогнул от испуга. Его разгоряченное лицо стало медленно опускаться вниз, рука с занесенным кинжалом бессильно поникла.

«Зачем я пришел сюда? — спросил он себя, словно очнувшись. — Убить ее? Но ведь убийство — преступление, а убийца — злодей. И вообще, следует ли убивать Ханако? Ведь она искала встреч со мной не сознательно, а повинуясь непреодолимому влечению. Болезнь, которой она меня наградила, досталась ей от родителей. Она только жертва и не нарочно погубила меня. А к радости, к деньгам стремится каждый!

Если считать Ханако преступницей, тогда всех на свете следует перебить! Ханако — не Христос, чтобы одной нести наказание за грехи всего человечества! Она не заслуживает смерти, и тем более смерти от моей руки! Зачем я должен был напиться? Почему я не мог сдержать себя? Я прекрасно знал, что совершаю ошибку, и все-таки лез на рожон! Без любви удовлетворять свою похоть — значит оскорблять женщину. Болезнь — возмездие! Она отомстила мне, какое же право я имею мстить ей?!»

Сэйносукэ понуро поплелся в свою комнату. Швырнув кинжал на стол, он бросился на циновку и зарылся с головой в одеяло. Он чувствовал себя неотмщенным, поэтому гнев его не проходил, а сердце словно жгли огнем. Ему казалось, что жизнь не имеет никакого смысла, во всяком случае такая жизнь, как у него! Некуда скрыться от болезни, нищеты, насмешек. Нет сил бороться против всеобщего презрения и ненависти. Долго он размышлял и наконец пришел к выводу, что есть только один путь, только один способ избавиться от всех несчастий. Что же это за путь, что за способ? Смерть! Значит, сразу наложить на себя руки? Нет, пока еще нельзя: он слишком любит своего брата Рокуносукэ. Надо сначала повидаться с ним, дать ему несколько советов, а умереть не поздно и завтра!

Всю ночь Сэйносукэ думал и не сомкнул глаз, а едва настало утро, торопливо помылся и поспешил в дом Рокуносукэ. Тот был еще в постели. Разбуженный внезапным появлением брата, он вскочил и пробормотал:

— Наверное, уже поздно? — Он взглянул на часы и удивленно воскликнул: — Ой, еще и семи нет! Брат, что случилось? Почему ты так рано?

Но тут, при свете утреннего солнца, он увидел мертвенно-бледное лицо Сэйносукэ, который с опущенной головой и сдвинутыми бровями молча упал в плетеное кресло.

— Что с тобой? Что с тобой? — вскричал Рокуносукэ, и сердце его учащенно забилось.

До свидания с младшим братом Сэйносукэ хотел многое сказать ему, но сейчас, когда они увиделись, слова точно застряли у него в горле. Лишь по прошествии некоторого времени, побуждаемый испуганными вопросами Рокуносукэ, он, заикаясь, рассказал о событиях вчерашней ночи. Сначала он хотел умолчать о своем намерении покончить с собой, но известно, что в критические моменты язык не слушается, и он невольно выложил все. Рокуносукэ изменился в лице и сурово сказал:

— Смерть — это, конечно, пустяк. Но цели твоего самоубийства я, по правде говоря, не понимаю. Боишься, что люди тебя засмеют? Да я никогда не видал на свете настоящих людей! Не хочешь быть противен другим? А мне противны другие своим стремлением сблизиться со мной! Боишься боли? Но если ты не можешь стерпеть такую пустяковую боль, то какой же ты после этого японец? Самоубийство вообще я одобряю, но такое самоубийство, как ты задумал, это просто безумие! Я смотрю только вперед, а впереди есть путь, широкий путь! Нет, я никогда не покончу с собой!

Сэйносукэ был несколько смущен словами младшего брата. А тот отвел его в кафе, накормил завтраком и проводил до общежития. Здесь он снова принялся успокаивать Сэйносукэ, а вечером лег с ним спать, чтобы ни на минуту не выпускать старшего брата из-под своего надзора. Только когда Сэйносукэ заявил, что не помышляет больше о самоубийстве, Рокуносукэ успокоился и вернулся к себе домой.

Прошло некоторое время, старший брат не появлялся, и Рокуносукэ начал тревожиться. Улучив свободную минуту, он снова помчался в общежитие театра, но, подойдя к комнате брата, увидел, что дверь крепко заперта. Толкнул ее несколько раз — никто не откликается. Рокуносукэ позвал боя; тот сообщил ему, что господин Кояма взял отпуск и вот уже пять-шесть дней как уехал в родную деревню.

Рокуносукэ заподозрил неладное. «Брат никак не мог вернуться домой, — подумал он. — Неужели он и в самом деле решился на самоубийство? Тогда это моя вина». Внезапно ему в голову пришла другая мысль: «Ханако, наверное, знает, куда уехал брат, хоть тот и ненавидит ее…»