Цзэн Пу - Цветы в море зла

В течение первых семи недель она почти забыла о Суне Третьем. Однако, как мы уже видели, чрезмерно строгими правилами она не отличалась; к тому же до сих пор ей еще никогда не приходилось спать одной. Двухмесячное одиночество явилось более чем тяжким испытанием для ее верности. День проходил за днем, и скорбь постепенно стала сменяться скукой. В самом деле, что приятного каждый вечер возвращаться в пустую и страшную спальню, где мерцает лишь один-единственный огонек, а потом целую ночь, обнимая подушку, слушать удары ночных страж? Где-нибудь пискнет мышь, завопят дерущиеся кошки, и от этих звуков на душе станет еще тоскливей. Цайюнь хорошо знала себя и чувствовала, что не вынесет долго такого одиночества. «Чем во имя соблюдения глупых приличий строить из себя героиню, а в конце концов не сдержаться и все испортить, не лучше ли сказать все начистоту и самой пробивать дорогу в жизнь? Даже душа Цзинь Вэньцина на небе поймет мои мучения и простит меня!» — думала она.

Итак, долой верность умершему. Нечего колебаться. Для нее есть только один приемлемый путь: добиться свободы. Но, к сожалению, пока еще неясно, как устроить жизнь в дальнейшем. Снова выйти замуж или остаться одной? Может быть, открыто вернуться к прежней профессии?

После долгих размышлений Цайюнь заключила, что, стремясь вторично замуж, она никогда не найдет человека, который был бы так же умен и красив, богат и знатен, нежен и великодушен, как Цзинь Вэньцин. Выйти за Суня Третьего? Нет, это не подходит! Такие люди годны лишь для кратковременного развлечения: ими можно играть, но нельзя позволять, чтобы они играли тобой. К тому же брак снова лишит ее свободы. Что за смысл из одного ярма лезть в другое! Жить одной? В этом случае придется обзаводиться домом, а тогда ей денег хватит ненадолго. Ее сбережений недостаточно даже для карманных расходов! К тому же жизнь в одиночестве наложит на нее множество различных обязательств, ей придется скрывать свои чувства от людей, а при такой ситуации не может идти и речи о настоящем наслаждении жизнью.

Долго она еще ломала голову и наконец решила открыто вернуться к прежней профессии. Придя к такому выводу, она вся загорелась и начала осуществлять свое намерение, не считаясь ни с чем. Первым ее шагом должен стать разрыв всяких отношений с семьей Цзинь. Вторым — временное устройство жизни после этого разрыва. Для ухода из семьи придется честно сказать о своем нежелании хранить верность покойному мужу, — тогда госпожа Чжан сама ее с удовольствием выгонит, — а для временного устройства необходимо найти какого-нибудь преданного человека, который служил бы ей защитой и посредником во всех делах. Чтобы сделать эти первые два шага, ей придется напрячь свои нежные ручки и, словно барана на веревочке, притянуть к себе Суня Третьего.

Но довольно говорить о пустяках. Расскажем лучше, что на десятый день после семинедельного траура госпожа Чжан, как это было положено, собралась вместе с сыном и Цайюнь в загородную кумирню Начало закона, чтобы вознести молитвы и сжечь жертвенные деньги в память о Цзинь Вэньцине. За этими занятиями прошел целый день. Когда жертвоприношения были закончены, все отправились обратно домой. Цайюнь ехала в роскошной, запряженной высоким вороным мулом карете, которой правил ее наперсник Гуйэр. При въезде в кумирню с ней была молоденькая служанка, но ее Цайюнь предусмотрительно отослала домой заранее.

В кумирне наложница намеренно замешкалась и, только дождавшись, когда повозка госпожи Чжан и ее сына тронулась, не спеша села в карету. Гуйэр был малый сообразительный. Помогая госпоже подняться на ступеньки, он опустил дверную занавеску и, наклонившись к Цайюнь, тихо спросил:

— Вы давно уже не гуляли, госпожа. Отсюда недалеко до Косой улицы. Не желаете ли развлечься?

— Ах ты болтун! — рассмеялась Цайюнь. — Откуда ты знаешь, что я хочу туда поехать? Ты видел его в последнее время?

— Если б не видел, не говорил бы. Вчера Третий господин позвал меня выпить с ним винца, все о вас вспоминал. Уж так по вас скучает!

— Не болтай ерунды! — оборвала его женщина. — Ну ладно, быть по-твоему, поеду туда!

Гуйэр ухмыльнулся, прикрикнул на мула, и карета понеслась вперед. Вскоре они добрались до тайной квартиры. Цайюнь спрыгнула на землю и приказала вознице немедленно сообщить Суню Третьему о своем приезде, а карету поставить в сарай.

Когда она вошла в широкие, покрытые черным лаком ворота с высоким крыльцом, перед ней тотчас появились привратник и его жена. Поддерживая Цайюнь с обеих сторон, они миновали двор и через вторые ворота вошли во внутренний дворик, где стоял дом из трех комнат с двумя пристройками. Все отличалось небольшими размерами, но было на редкость изящно. Крайняя комнатка представляла собой спальню. На полу, устланном мягким ковром, стояли шелковые ширмы, однотонная красная мебель, покрытая лаком, и огромная золоченая кровать с трюмо и ступеньками, какие бывают только во дворцах. Постельный полог, скатерти, занавески на дверях и окнах были сделаны из белоснежного шелка, великолепно оттенявшего богатство обстановки. Все это устраивалось по указаниям самой Цайюнь.

Войдя в спальню, она села на маленький пуфик, стоявший перед кроватью. Жена привратника немедленно вскипятила воду и принесла гостье чашку свежезаваренного зеленого чая. Отхлебнув глоток, Цайюнь спросила у женщины:

— Меня уже больше месяца не было здесь. Третий господин приходил?

— А как же! Он чуть не каждый день сюда являлся. Пил вино, пел песни, играл в кости с друзьями. Несколько раз даже ночевать оставался.

— А что он вам говорил?

— Он больше грустил, а говорил мало. Все беспокоился, как бы госпожа дома не заболела от скуки!

Цайюнь кивнула. Огненно-красный цвет спальни всколыхнул в ней долго сдерживаемую страсть, и она досадовала на Суня Третьего, что он слишком долго не является на ее зов.

Вдруг во дворе раздался звук шагов. Вошел Гуйэр.

— А где Третий господин? — нетерпеливо спросила Цайюнь. — Ты говорил с ним?

— Говорил. Он тоже хочет увидеться с вами, так по вас скучает! Но, на беду, в доме князя Блестящего сегодня представление. Князь непременно хочет, чтобы он играл в «Деревне четырех героев», и срочно вызвал его. Третий господин велел сказать вам, что после окончания спектакля он сразу же приедет. Очень просил вас подождать!

Цайюнь расстроилась. Но другого выхода не было: возвращаться ни с чем ей не хотелось. Она приказала вознице ждать у ворот, а сама бессильно опустилась на пуфик. Поболтав некоторое время с привратницей, она почувствовала скуку, легла на кровать и задумалась. Тишина и усталость взяли свое: Цайюнь задремала.

Когда она проснулась, в комнате уже горела лампа. Цайюнь поспешно позвала привратницу и спросила ее, сколько времени.