Цзэн Пу - Цветы в море зла

Цзинь Вэньцин радостно встретил друзей, а когда они поздравили его с успехом, смутился и произнес несколько скромных фраз. Цянь и Хэ видели Цзинь Вэньцина сравнительно недавно, в то время как Цао Ибяо не встречался с ним уже много лет. Гости вспомнили о старых временах, после чего Цзинь Вэньцин пригласил всех сесть и велел слуге принести чай.

Внимательно разглядывая Цао Ибяо, Цзинь Вэньцин заметил, что друг по-прежнему полон; лицо его сохранило свой розовый цвет и округлость, а глаза — живость. Хотя Цао Ибяо было уже более тридцати лет, он еще не отпускал бороды. Одетый в халат из потертого белого шелка и синюю шелковую куртку, он держал в руках расписной веер из птичьих перьев и белую яшмовую табакерку, из которой непрерывно нюхал табак. Его ноздри и верхняя губа были испещрены пятнышками, словно тигровая шкура.

— Высоко тебя занесло, Вэньцин! — улыбаясь, сказал Цао Ибяо. — Воистину, не только друзей порадовал, но и родные места прославил. Когда мы получили весть о твоем успехе, даже сон потеряли от счастья!

— Не подтрунивай надо мной, Ибяо, — остановил его Цзинь. — Что касается учености и умения писать, то среди нас четверых тебя можно сравнить с головой дракона, а меня только с хвостом! На свете часто бывает наоборот: Лу Чжаолиня поставили после Ван Бо; ты, равный Лю Фэну [51] Ван Во, Лу Чжаолинь — известные поэты эпохи Тан (VII—X вв.); Лу Чжаолинь считается лучшим. Лю Фэн — талантливый танский чиновник, который убеждал императора казнить евнухов, захвативших власть при дворе. Впоследствии евнухи помешали ему получить ученую степень. , не выдержал экзамена, а мне дали ученую степень! Как видишь, я не первый среди бесстыдных! — Тут он обернулся к Цянь Дуаньминю. — Не думай, что я злопыхательствую, но по-моему, твои недавно опубликованные сочинения при всей своей популярности не годятся в подметки трудам Цао Ибяо!

— Конечно! Никто из занимающихся сейчас восьмичленными сочинениями не может тягаться с нашим другом, кроме его учителя! — подтвердил Цянь Дуаньминь.

Завязалась оживленная беседа. Разговор коснулся истоков восьмичленных сочинений, которые ведут свое начало еще от Ван Аньши [52] Ван Аньши — крупный поэт и государственный деятель XI в. и Су Ши. Далее друзья перешли к их многочисленным последователям.

— Нынче все желают показать свою просвещенность и бранят восьмичленные сочинения, называя их авторов «восьмичленными одержимыми», — сказал Цао Ибяо. — В действительности же эти сочинения являются одним из прозаических жанров. Разве можно его сбрасывать со счетов?! Труды знаменитых мастеров не менее убедительны и блестящи по мысли, чем творения философов эпох Чжоу и Цинь [53] Чжоу (XI—III вв. до н. э.), Цинь (III в. до н. э.) — династии, в период правления которых в Китае наблюдался расцвет философии. , а по глубине чувства они подобны произведениям малых форм эпох Вэй и Цзинь [54] Вэй (III в.), Цзинь (III—V вв.) — династии, при которых получили распространение эстетские стихи в прозе. . Разве они уступают в чем-нибудь ханьским одам, танским стихам, сунским романсам или юаньским драмам?!

— Я помню, — молвил Хэ Тайчжэнь, — что при императоре Даогуане некто Лян Чжанцзюй по примеру «бесед о стихах» [55] Беседы о стихах (шихуа) — жанр литературно-критических сочинений, появившийся в эпоху Тан. написал книгу «Сборник бесед о восьмичленных сочинениях», в которой чрезвычайно подробно рассматривал истоки этого жанра и различные течения внутри него, а Цянь Мэйси [56] Цянь Мэйси — чиновник и компилятор XVII в. в подражание «Жемчужинам танской прозы» составил сборник лучших восьмичленных сочинений в ста томах, назвав его «Толкования классиков». К сожалению, перечисленные книги так и не были изданы. Однако взгляды их авторов полностью совпадают с точкой зрения Цао Ибяо!

— Все говорят, будто начало восьмичленным сочинениям положил Ван Аньши, — вставил Цянь Дуаньминь. — В действительности же эта честь принадлежит Хань Юю [57] Хань Юй — знаменитый поэт, прозаик и публицист VIII—IX вв., возглавивший литературное движение «За возврат к древности». . Если вы сомневаетесь, прочтите еще раз его сочинение «Разрушение основ»…

Но не успел он договорить до конца, как в комнату быстрыми шагами вошел Лу Жэньсян.

— Вы, я вижу, заболели настоящей манией исследований! — вскричал он. — Даже восьмичленные сочинения, которые годятся только для ученой карьеры, пытаетесь ввести в литературу! Поди, уже успели забыть, что сегодня мы у Чу Айлинь отмечаем приезд Цзинь Вэньцина.

— Ой! — воскликнул Цянь Дуаньминь. — Это встреча с Цао Ибяо навела нас на разговор о восьмичленных сочинениях. Если б не ты, мы бы наверняка забыли!

На лице Цзинь Вэньцина появилось удивленное выражение.

— Друг мой, Дуаньминь, ведь ты и Тайчжэнь раньше никогда не ходили к гетерам. Давно ли вы стали следовать общей моде?

— Раньше я тоже смотрел на гетер с презрением, — промолвил Цао Ибяо. — А потом узнал, что Чу Айлинь не проститутка, которая является по первому зову. Она неплохо поет оперные арии и сочиняет стихи, совсем как героиня из «Записок у моста Баньцяо» [58] «Записки у моста Баньцяо» — популярное эротическое сочинение Юй Хуая (XVII в.). . К тому же в ее доме полным-полно древних картин, сосудов, тушечниц — настоящий антиквар в юбке. Не удивительно, что Дуаньминю и Тайчжэню захотелось на нее поглядеть.

— Этот вечер мы устраиваем вчетвером, желая отметить твой приезд, — добавил Хэ Тайчжэнь. — Больше никого не приглашаем.

— Уж не та ли это Чу Айлинь, которая сбежала от Гун Сяоци? — спросил Цзинь Вэньцин. — Ты, кажется, еще в Шанхае мне о ней говорил… Она живет в переулке Трех хижин?

Лу Жэньсян кивнул.

— Тогда я обязательно пойду! — воскликнул Цзинь. — Сейчас вы пообедаете у меня и отправитесь туда. Мне же придется подождать, пока разойдутся гости.

С этими словами он приказал слуге накрыть отдельный стол в кабинете и, предоставив приятелям есть все, что им заблагорассудится, отправился занимать гостей. Вскоре четверо друзей пообедали и пустились в путь.

Солнце уже спускалось за горы, когда Цзинь Вэньцину наконец удалось проводить родственников и знакомых. Он сел в маленький паланкин и направился в переулок Трех хижин.

Сойдя с паланкина, он увидел ворота, на которых была наклеена красная полоска с большими иероглифами: «Квартира господина Вана из Ханчжоу». Дом отнюдь не походил на жилище ученого, поэтому Цзинь в нерешительности остановился, но оказалось, что его уже ждет слуга с фонарем. Узнав имя Цзинь Вэньцина, он ввел его в ворота. Они шли по извилистой, выложенной камнем дорожке, едва видной в вечернем сумраке. По бокам маячили клумбы, окруженные причудливыми камнями. На них росли кусты, травы, цветы. Цзинь понял, что попал в сад. Вскоре дорожка кончилась, и перед ним выросло одноэтажное здание из трех комнат с двумя флигелями. В окнах ярко горели лампы и свечи, из дома доносились оживленные голоса.