Цзэн Пу - Цветы в море зла

Проводив друзей, Саша принялась болтать с матерью. Та завела разговор о Николаеве, всячески превознося его и думая соблазнить дочь его положением. Девушка слушала молча, опустив голову. Вдруг послышались шаги и в комнату с наигранным смехом вошел какой-то человек.

— Сестра вернулась! — воскликнул он скрипучим голосом, напоминающим лай. — Что же вы не написали мне ни одного письмишка?

Саша вздрогнула и быстро подняла голову. К ней развязной походкой приближался низенький темнолицый субъект с всклокоченными волосами и глазами, похожими на фонари. Во взгляде его таился огонь, а в смехе — нож. Да ведь это сам Николаев!

Мать поднялась ему навстречу с заискивающей улыбкой.

— Как хорошо, что ты решил зайти! Только оставь свое красноречие. Она не забыла про старое и до сих пор поминает тебя недобрым словом!

— Ей-богу, не виноват! — загрохотал полковник. — Какой-то мерзавец, видно, меня оклеветал! Но не буду оправдываться, прошу сестрицу простить меня и молю только об одном — с сегодняшнего дня относиться ко мне помягче!

С этими словами он бросил шапку на стол и протянул Саше огромную лапищу, похожую на тростниковый веер. Девушка едва успела отдернуть руку и даже изменилась в лице.

— Дорогая Саша! — нагло тянул Николаев. — Давайте поздороваемся!

— Ты же знаешь, что она очень застенчива! Не шути с ней! — вмешалась мать.

Девушка задыхалась от омерзения, но сильным напряжением воли подавила свой гнев. Услышав слова матери, она задумалась на минуту, и вдруг на ее персиковых щеках проступил нежно-розовый румянец, ивовые брови взметнулись; она бросила на Николаева взгляд, похожий на чистую осеннюю волну, и быстро поднялась со стула.

— Что вы говорите, мама? Я с детства не знала никакого стеснения. Давайте руку, чего там еще! С удовольствием пожму!

И нежной розовой ручкой она изо всех сил сдавила черную лапу полковника. Тот охнул от боли.

— Сестрица, полегче!

— Разве вы не знаете, что руку полагается жать крепко?!

Саша прыснула со смеху и, подбежав к матери, спрятала голову у нее на груди.

— Смотрите, мама! — указала она на Николаева. — Такой прыщик, дотронуться нельзя, а метит в генералы!

Обычно Николаев видел девушку суровой и холодной, а тут вдруг все переменилось: сердитые, но веселые глаза, многозначительные слова, которые не знаешь как воспринимать. Николаев был старым юбочником, но теперь буквально ошалел.

— Как вы изменились, дорогая сестрица! — восхищенно захихикал он.

Саша притворилась рассерженной:

— В хорошую или плохую сторону?! Говори!

Мать обняла ее за шею и притянула к себе.

— Глупенькая! Что ты пикируешься со своим братом? Ведь он из добрых чувств пришел навестить тебя. Поди, проголодался, бедный, ты должна пригласить его к ужину!

— Что вы! — живо вмешался в разговор Николаев. — Ваша дочь сегодня так весело настроена, что я буду счастлив, если она поругает меня еще. А ужина не надо: я скоро должен пойти с одним делом к дарю.

Саша засмеялась:

— Мама, вы слышите? Царем хвалится, думает нас испугать! Так вот, я откровенно скажу: даже если б вы были свободны, я все равно не пригласила бы вас. Кто приехал из далекого путешествия? Я или вы? Вот вы меня и приглашайте!

Полковник всплеснул руками.

— А ведь верно! Я совсем упустил из вида этот обычай. Надо поскорее отметить ваш приезд!

Он нетерпеливо позвал своего денщика и велел ему принести вина и закусок.

— Бог мой! — воскликнула мать Саши. — Разве можно обязанности хозяина перекладывать на гостя? Не слушай, что этот глупый ребенок говорит!

Девушка бросила на нее долгий, пристальный взгляд.

— Странно вы рассуждаете, мама! Почему вы разрешаете мне угощать его и не позволяете ему сделать то же? У него немало награбленных денег, кому же еще тратиться, как не ему! Вы уж не мешайте, мама! Если он не хочет дружбы со мной, пусть не приглашает. А если хочет дружить, я, пожалуй, отведаю его ужин, да и вы, мама, заодно поедите с нами! Не беспокойтесь, вам не придется отплачивать ему тем же!

— Конечно, я приглашаю! — воскликнул полковник. — Я готов умереть, но добиться вашего согласия!

Саша засмеялась:

— Умереть вы еще успеете, а сейчас не говорите о смерти.

— Ах я болван! — с притворным сокрушением проговорил Николаев, хлопая себя по щеке. — Зачем я расстроил прелестную сестрицу!

— Бесстыдник! Кто о вас будет расстраиваться? — замахала рукой Саша.

Кокетство девушки и ее острые замечания — то холодные, то ласковые, то насмешливые, то вызывающие — окончательно сбили с толку Николаева. Он не смел заговорить с ней более свободно, но и отступить уже не мог… Тем временем денщик принес вино и закуски. Николаев пригласил женщин в столовую, которая находилась рядом со спальней. Комната была не слишком просторной, но выглядела уютно. На полу лежал пестрый ковер, с потолка свисала электрическая лампа, всюду красовались зеркала и ароматные цветы. На одной стене висел портрет Екатерины Второй, на другой — старинная картина с изображением Клеопатры, танцующей с мечом.

Когда все вошли в столовую, мать хотела распоряжаться ужином, но девушка запротестовала и потащила ее на места, предназначенные для гостей. Таким образом, полковнику действительно пришлось играть роль хозяина. Слуга внес бутылки с шампанским и коньяком. Николаев налил полный бокал шампанского и поднес его Саше.

— За ваш приезд, сестрица!

Девушка выхватила бокал и передала его матери.

— Это для мамы. А мне налейте другой!

Николаев торжественно наполнил новый бокал. Саша подняла его и промолвила:

— Ну, раз хозяин желает нам добра, выпьем за собственное здоровье. Правда, мама?

Она одним глотком осушила бокал. Полковник, улыбаясь, придвинулся к ней и налил снова.

— Выпьем за вашу свадьбу, сестрица!

Брови Саши взметнулись вверх.

— Охотно!

Она отпила половину, а затем, внезапно поднеся бокал к лицу Николаева, начала выливать остальное ему в рот, приговаривая:

— Если хотите свадьбы, надо пить поровну!

Полковник даже не успел разжать зубов, и шампанское, облив ему всю физиономию, закапало на мундир.

Саша, раскрасневшаяся от выпитого вина, еще больше повеселела. Она сбросила с себя жакет и осталась в одной тоненькой розовой кофточке, едва прикрывающей обольстительную грудь. На белых обнаженных руках звенели браслеты. Она смеялась над жандармом, бранила его и вообще кокетничала напропалую. Мать не могла понять, что творится с ее дочерью. Решив, что Николаев наконец понравился Саше, она обрадовалась и, сославшись на какое-то дело, ушла, чтобы дать им возможность объясниться. Полковник заметно осмелел, глотая слюни, медленно придвинулся к девушке, но не мог выговорить ни слова.