Кнут Гамсун - Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

Однако, обида моя понемногу теряла свою остроту отъ утомительной ходьбы; я тащился часъ за часомъ со своей дурацкой ношей — съ тремя бутылками вина и швейной машиной. Погода была теплая и туманная; я различалъ свѣтъ въ домахъ только на очень близкомъ разстояніи. Тогда на меня набрасывались собаки и не давали мнѣ прокрасться на чердакъ. Наступила глубокая ночь; я чувствовалъ себя утомленнымъ и грустнымъ, будущее также заботило меня. И къ чему я выбросилъ столько денегъ совсѣмъ зря! Я рѣшилъ продать машину и снова превратить ее въ деньги.

Въ концѣ-концовъ я подошелъ къ одной избушкѣ безъ собаки. Въ окнѣ былъ еще виденъ свѣгъ, и я, недолго думая, вошелъ въ избу и попросилъ ночлега.

Въ избѣ за столомъ сидѣла и шила молоденькая дѣвушка конфирмаціоннаго возраста. Больше въ избѣ никого не было. На мою просьбу пронести здѣсь ночь она отвѣтила съ величайшимъ довѣріемъ, что, конечно, я могу остаться у нихъ, но что она спроситъ; и она ушла за перегородку въ маленькую каморку. Я крикнулъ ей вслѣдъ, что удовольствуюсь разрѣшеніемъ только посидѣть у печки въ ожиданіи разсвѣта.

Черезъ минуту дѣвушка возвратилась въ сопровожденіи своей матери, которая на ходу застегивала пуговицы и крючки на своемъ платьѣ.

— Добрый вечеръ. Онѣ не могутъ, — сказала она, — предложить мнѣ хорошаго помѣщенія для ночлега, но она охотно уступаетъ мнѣ каморку.

— А гдѣ же вы сами будете спать?

— О, скоро утро наступитъ. А дѣвочка должна еще сидѣть и шитъ.

— Что она шьетъ? платье?

— Нѣтъ, только лифъ къ юбкѣ. Она хочетъ надѣть его завтра въ церковь, но она ни за что не хотѣла, чтобы я помогала ей.

Я вытащилъ свою машину и сказалъ, смѣясь, что для такой штуки сшить однимъ лифомъ меньше или больше ровно ничего не стоитъ. Вотъ я вамъ покажу!

— Ужъ не портной ли вы?

— Нѣтъ. Я просто продаю швейныя машины.

Я вынимаю руководство и читаю, какъ надо обращаться съ машиной. Дѣвочка внимательно слушаетъ. Она еще совсѣмъ дитя; ея тонкіе пальчики совсѣмъ посинѣли отъ матеріи, которая краситъ. Эти синіе пальчики кажутся такими жалкими, что я вынимаю вино, и мы всѣ пьемъ его. Потомъ мы беремся за шитье: Я читаю руководство, а дѣвочка вертитъ колесо машины. Она находитъ, что дѣло идетъ великолѣпно, и глаза ея сверкаютъ отъ радости.

— Сколько ей лѣтъ?

— Шестнадцать, Она недавно конфирмовалась.

— Какъ ее зовутъ?

— Ольга.

Матъ стоитъ и смотритъ на работу, и у нея тоже является желаніе повертѣть колесо, но каждый разъ, когда она дотрогивается до колеса, Ольга говоритъ:- Осторожнѣе, мама, а то испортишь! — Когда мы стали наматывать нитки, мать взяла на мгновеніе въ руки челнокъ, и Ольга опять испугалась, что она его испортитъ.

Мать беретъ кофейникъ и завариваетъ кофе, въ избѣ становится тепло и уютно; эти одинокія женщины спокойны и довѣрчивы. Ольга смѣется, котда я говорю что-нибудь забавное по поводу машины. Я обратилъ вниманіе на то, что ни мать, ни дочь не спрашиваютъ, сколько стоитъ машина, хотя она и продавалась, — она такъ недоступна для нихъ. Но онѣ обѣ наслаждаются, глядя на работу машины!

— Ольгѣ стоило бы завести машину, — говорю я;- она умѣетъ обращаться съ нею.

Мать отвѣчаетъ, что этого еще придется подождать, сперва Ольга должна послужить нѣкоторое время.

— Такъ она пойдетъ въ услуженіе?

Мать говоритъ, что она надѣется на это. Ея другія двѣ дочери уже служатъ, и имъ живется хорошо, слава Богу. Завтра Ольга увидитъ ихъ въ церкви.

На одной стѣнѣ виситъ маленькое зеркальце съ надтреснутымъ стекломъ, на другой стѣнѣ прибиты гвоздиками грошевыя картинки, изображающія солдатъ верхомъ на лошадяхъ и принцевъ въ парадномъ платьѣ. Я замѣчаю, что одна картинка старая и измятая, и изображаетъ императрицу Евгенію; я догадываюсь, что она пріобрѣтена уже давно, и спрашиваю, откуда она?

— Не помню. Да, мужъ ее принесъ когда-то.

— Откуда, изъ деревни?

— Право, не знаю. Не изъ помѣстья ли, гдѣ мужъ служилъ въ молодости. Это было лѣтъ тридцать тому назадъ.

Я составилъ въ головѣ маленькій планъ, а потому я говорю:

— Эта картинка стоитъ большихъ денегъ.

Такъ какъ женщина думаетъ, что я смѣюсь надъ ней, то я начинаю подробно осматривать картинку и объявляю ей еще разъ очень увѣренно, что эта картинка не изъ дешевыхъ.

Женщина вовсе ужъ не такъ глупа, она только говоритъ:- Вотъ какъ, вы это находите? Эта картинка виситъ съ тѣхъ поръ, какъ выстроили избу. Она собственно принадлежитъ Ольгѣ, - Ольга съ малыхъ лѣтъ называла картинку своею.

Я принимаю таинственный видъ и разспрашиваю подробнѣе:

— А гдѣ же это помѣстье?

— Помѣстье въ сосѣдней деревнѣ. Въ двухъ миляхъ отсюда. Тамъ живетъ ленеманъ…

Кофе готово, и мы съ Ольгой дѣлаемъ маленькій перерывъ въ работѣ, - намъ осталось только пришить крючки. Я прошу показать мнѣ блузу, съ которой она надѣнетъ лифъ, но оказывается, что настоящей блузы нѣтъ, а ее долженъ замѣнить простой вязанный платокъ. Однако, меня успокаиваютъ тѣмъ, что поверхъ всего Ольга надѣнетъ старую кофту, которую ей дала сестра, и эта кофта скроетъ всѣ недочеты.

— Ольга такъ растетъ за послѣднее время, — замѣчаетъ мать, — что нѣтъ никакого смысла дѣлать для нея настоящее платье раньше, какъ черезъ годъ.

Ольга садится и пришиваетъ крючки, и вскорѣ это дѣло сдѣлано. Но теперь я замѣчаю, что она совсѣмъ засыпаетъ и не въ состояніи больше бороться со сномъ, и я принимаю начальническій тонъ и приказываю ей немедленно ложиться спать. Мать считаетъ своей обязанностью сидѣть со мной для компаніи, хотя я усердно прошу ее также пойти отдохнуть.

— Ты должна хорошенько поблагодарить этого незнакомаго человѣка за помощь, — говорить мать.

И Ольга подходитъ ко мнѣ, благодаритъ и протягиваетъ руку. Я пользуюсь этимъ и толкаю ее въ каморку.

— А теперь и вы также уходите, — говорю я матери. — Я все равно съ вами разговаривать больше не буду, я очень усталъ.

Видя, что я устраиваюсь возлѣ печки и подкладываю себѣ подъ голову мѣшокъ, она съ улыбкой качаетъ головой и уходить.

Мнѣ здѣсь хорошо и весело. Утро. Солнце ярко сіяетъ сквозь окна. Ольга съ матерью такъ усердно намочили свои волосы и такъ тщательно причесали ихъ, что отъ ихъ головъ тоже распространяется сіяніе.

Послѣ общаго завтрака, за которымъ я получаю громадную порцію кофе, Ольга надѣваетъ на себя новый лифъ, вязаный платокъ, замѣняющій блузу, и сестрину кофту. Ахъ эта ужасная кофта! Она была вся обшита аграмантомъ, два ряда пуговицъ были также изъ аграманта вокругъ ворота и на рукавахъ была отдѣлка изъ шнурка. Но маленькая Ольга совсѣмъ терялась въ этой кофтѣ — такъ она ей была велика. А Ольга была худа и костлява, какъ новорожденный теленокъ.