Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

Дѣло подошло къ Рождеству и, сидя со своими бѣдняками товарищами за рождественской чаркой, Бенони чувствовалъ себя впрямь головой выше ихъ всѣхъ. Ленеманъ выбралъ его понятымъ, и теперь ни одинъ аукціонъ, ни одна опись имущества не обходились безъ Бенони. А такъ какъ онъ былъ также мастеръ и читать, и писать, то ленеманъ вдобавокъ сталъ поручать ему, когда самому было некогда, прочитывать народу съ церковнаго холма всякія оповѣщенія и распоряженія начальства. Да, жизнь была услужлива, жизнь баловала Бенони, почтаря Бенони! За что онъ ни возьмись — во всемъ ему везетъ! Скоро сама пасторская Роза перестала казаться ему такой недосягаемой.

— Въ тотъ разъ въ пещерѣ…- сказалъ онъ и причмокнулъ.

— Не скажешь же ты, что взаправду взялъ ее? — спросили товарищи.

А Бенони отвѣтилъ:- Да ужъ, видно, не безъ того.

— Чудеса! Теперь, значитъ, ты на ней женишься?

Бенони отвѣтилъ:- Не твоя печаль. Это единственно, какъ вздумается Бенони и… мнѣ!

— А что, по-твоему, скажетъ кистерскій Николай?

— Что скажетъ Николай? Его и не спросятъ.

Вотъ что было сказано. И это повторялось такъ часто и столькими людьми, что нельзя было не повѣрить этому. Пожалуй, сталъ понемножку вѣрить этому и самъ Бенони.

Если досточтимому пастору сосѣдняго прихода, господину Якову Барфоду, случалось вызвать кого-нибудь къ себѣ по дѣлу, — оставалось только идти. Въ контору пастора надо было проходить черезъ двѣ двери, такъ народъ снималъ шапки еще въ промежуткѣ между первою и второю.

Пасторъ вызвалъ Бонони.

«Вотъ тебѣ за твой длинный языкъ!» испугался Бенони. «Пасторъ услыхалъ, чѣмъ я тутъ похваляюсь, и теперь хочетъ разорить, погубить меня». Но дѣлать нечего, — коли вызываетъ, надо идти. Бенони снялъ шапку передъ второй дверью и вошелъ.

Но пасторъ не былъ на этотъ разъ грозенъ. Напротивъ, онъ попросилъ Бенони объ одной услугѣ.

— Видишь эти песцовыя шкурки? — сказалъ онъ. — Онѣ лежатъ у меня съ начала зимы. Никакъ не удается сбыть ихъ здѣсь. Отнеси-ка ихъ къ Макку въ Сирилундъ.

У Бенони сразу отлегло на сердцѣ, и онъ принялся тараторить:

— Это я непремѣнно сдѣлаю. Сегодня же вечеромъ, въ шесть часовъ.

— Скажи Макку отъ меня, что песецъ теперь въ цѣнѣ отъ восьми до десяти спецій-далеровъ.

А Бенони на радостяхъ опять затараторилъ: — Десять спецій-далеровъ? Скажите — двадцать! Вамъ не зачѣмъ отдавать ихъ за безцѣнокъ; съ какой стати?

— И потомъ принесешь мнѣ деньги, Бенони.

— Съ первой же почтой. Провалиться мнѣ грѣш… Принесу и выложу чистоганомъ вамъ на столъ.

Переваливая черезъ гору домой, Бенонк не чувствовалъ ни голода, ни усталости, — такъ онъ былъ доволенъ собой и жизнью.

Шутка-ли, самъ пасторъ началъ пользоваться его услугами; такъ сказать — включилъ его въ свой семейный кругъ! Когда-нибудь и фрокенъ Роза сдѣлаетъ еще шагъ къ нему.

Въ самомъ дѣлѣ, онъ получилъ за шкурки по десяти далеровъ и доставилъ деньги въ цѣлости. Но пастора на этотъ разъ не было дома; Бенони засталъ одну пасторшу, и пришлось ему отсчитать бумажки ей. Его угостили за хлопоты кофеемъ и прибавили еще на чаёкъ.

Бенони вернулся къ себѣ домой; голова у него такъ и работала. Пора было фрёкенъ Розѣ рѣшиться на что-нибудь! Дѣло шло къ веснѣ; откладывать не время.

И онъ сѣлъ за письмо пасторской дочкѣ. Вышло хорошо. Въ концѣ-концовъ онъ напрямикъ просилъ ее не погнушаться имъ окончательно. И подписался: «съ глубочайшимъ почтеніемъ Бенони Гартвигсенъ, понятой».

Онъ самъ отнесъ письмо…

Но жизнь перестала баловать Бенони. Его похвальбы и безсовѣстныя выдумки за рождественской чаркой дошлитаки до сосѣдняго прихода и до самой пасторской дочки. Настали черные дни.

Пасторъ опять вызвалъ Бенони. Бенони разодѣлся, какъ у него вошло за послѣднее время въ привычку: въ двѣ куртки, одну поверхъ другой, чтобы можно было распахнуть верхнюю. н рубашку надѣлъ самую лучшую ситцевую.

«Вотъ и отвѣтъ на мое письмо», подумалъ онъ. «Пасторъ хочетъ знать мои намѣренія; онъ правъ; мало ли на свѣтѣ негодныхъ соблазнителей и обманщиковъ; только я-то не таковскій!»

Все-таки у него щемило сердце. Добравшись до пасторскаго дома, онъ и зашелъ сперва на кухню поразвѣдать; авось, по лицамъ, узнаетъ кое-что.

— Пасторъ хочетъ поговорить съ тобой, — сказали дѣвушки.

Ну, да бояться ему все-таки нечего; самое большее — получитъ отказъ. А отъ этого онъ самъ хуже не станетъ. Да и не такъ ужъ онъ гонится за пасторской дочкой!

— Ладно, — отвѣтилъ онъ дѣвушкамъ и выпрямился. — Пойду къ пастору. — И онъ откинулъ назадъ свою гриву, — волосы у него были густые, лохматые.

«Вѣрно, попросту попроситъ меня опять услужить», — думалъ онъ, шагая въ контору.

Пасторъ и его дочка были тамъ, когда Бенони вошелъ. На поклонъ его никто не отвѣтилъ. Пасторъ только протянулъ ему бумагу и сказалъ:

— Читай!

Затѣмъ пасторъ принялся шагать по комнатѣ. Роза между тѣмъ стояла, выпрямясь, у стола, — высокая и словно нѣмая.

Бенони сталъ читать. Это было заявленіе Бенони Гартвигсена о томъ, что онъ, распространявшій позорящія честь выдумки о себѣ и фрёкенъ Розѣ Барфодъ, симъ публично отрекается отъ нихъ и объявляетъ все это наглою ложью.

Бенони дали достаточно времени на чтеніе. Наконецъ, пасторъ, раздраженный его долгимъ молчаніемъ и видомъ его все сильнѣе и сильнѣе трясущихся рукъ, спросилъ:- Все еще не прочелъ?

— Прочелъ, — глухо отвѣтилъ Бенони.

— Что скажешь на это?

Бенони пробормоталъ, запинаясь:- Видно, ужъ такъ. Что подѣлаешь?.. — И покрутилъ головой.

А пасторъ сказалъ:- Садись и подпиши заявленіе.

Бенони положилъ шапку на полъ; весь съежась, подошелъ къ столу и подписался, не забывъ обычнаго длиннаго росчерка.

— Теперь эта бумага будетъ отослана ленеману твоего прихода для прочтенія народу съ церковнаго холма, — сказалъ пасторъ.

Голова у Бенони стала такая тяжелая, словно налитая свинцомъ, и онъ только проговорилъ: — Видно, ужъ такъ.

Роза все это время стояла у стола, — высокая, словно нѣмая…

Жизнь перестала баловать! Вѣяло весною. Вороны уже начали таскать сухія вѣтки въ гнѣзда; но гдѣ радость и пѣсни, гдѣ улыбки и вся прелесть жизни? И что за дѣло теперь Бенони до богатаго улова сельдей? У него были небольшія доли въ трехъ неводахъ, захватившихъ косяки сельдей, и онъ уже такъ живо представлялъ себѣ, какъ это пригодится ему съ Розой… Какой жалкій дуракъ онъ былъ!

Съ горя онъ на цѣлыя сутки залегъ въ постель и только глядѣлъ, какъ входила и выходила его старая работница. Когда она спрашивала его — не боленъ ли онъ, Бенони говорилъ: да, боленъ, а когда она спрашивала — не лучше ли ему, онъ соглашался и съ этимъ: да, лучше.

Пролежалъ онъ и еще день. Пришла суббота, и явился разсыльный съ пакетомъ отъ ленемана.

Читать дальше