Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Населеніе состоитъ здѣсь преимущественно изъ землѣпашцевъ. Жилища становятся выше, а виноградники кругомъ обширнѣе. Мы ѣдемъ по лѣсамъ, состоящимъ изъ деревьевъ дикой сливы и вишни, холмы сверху до низу поросли кустарникомъ.

Солнце палитъ, — что же будетъ съ нами, попозже, днемъ! Много и теперь пыли, но пыль станетъ со временемъ еще хуже. Мы видимъ, что дорога наша опять идетъ впередъ на нѣсколько верстъ по обширной равнинѣ на днѣ долины. Здѣсь мѣстность такъ плоска, что теченіе Арагвы едва замѣтно, она извивается причудливыми изгибами и все словно ищетъ себѣ новаго исхода.

Мы спимъ часа два и пріѣзжаемь въ Цилканы. Полдень, и мы выходимъ изъ экипажей. Карнѣй требуетъ, какъ и вчера, четыре часа отдыха по причинѣ жары.

Намъ остается еще тридцать пять верстъ до Тифлиса, но половина дороги идетъ подъ гору, а другая половина совсѣмъ ровна, — ладно, Карнѣй отвоевываетъ свои четыре часа.

И здѣсь также хозяинъ приходитъ къ намъ съ живымъ цыпленкомъ, котораго предлагаетъ на обѣдъ, и мы соглашаемся съ нимъ наклоненіемъ головы, что жареный цыпленокъ нѣчто очень хорошее. Позже оказывается, что этотъ хозяинъ рожденъ на Кавказѣ отъ нѣмецкихъ родителей, и нѣмецкій — его родной языкъ. Онъ говоритъ также по-англійски.

Здѣсь мы не нуждаемся, такимъ образомъ, въ языкѣ знаковъ.

На станціи появляется жандармскій офицеръ. Онъ разглядываетъ насъ и ведетъ подозрительный разговоръ съ хозяиномъ. У офицера при себѣ двое солдатъ, съ которыми онъ отъ времени до времени говоритъ.

Безпокойство мое вновь пробуждается съ новою силою и вовсе лишаетъ меня аппетита, несмотря на цыплятъ, ѣду и все прочее; жандармы эти, вѣроятно, прибыли по приказанію полицейскаго чиновника, чтобы задержать меня. Упорный, самонадѣянный глупецъ, зачѣмъ я вчера не сговорился съ этимъ ужаснымъ человѣкомъ! Теперь уже поздно. Вообще всегда должно ладить съ людьми, внушающими страхъ, завязывать хорошія отношенія съ ними и никогда въ жизни не поступать противно ихъ желаніямъ.

Быть можетъ, мнѣ суждено теперь покончить дни свои въ русской тюрьмѣ; я долженъ въ оковахъ отправиться въ Петербургъ и быть тамъ заживо погребеннымъ къ Петро-Павловской крѣпости. Мнѣ суждено оставить на каменномъ столѣ отпечатокъ моего худого локтя, опираться головою на руку, погружаясь въ мрачное раздумье и исписать стѣны моей убогой кельи изреченіями, которыя будутъ впослѣдствіи изслѣдованы и изданы въ формѣ книги. Послѣ моей смерти дадутъ мнѣ всякое возможное удовлетвореніе; но къ чему будетъ оно мнѣ тогда? Я никогда не мечталъ о почестяхъ, не стремился къ сознанію того, что кругомъ, по городамъ Норвегіи, воздвигнуты въ мою память большія бронзовыя статуи; наоборотъ, всякій разъ, какъ я помышлялъ объ этихъ посмертныхъ статуяхъ, я желалъ гораздо больше тотчасъ же получить за нихъ деньги — наличныя деньги! Но такова была судьба моя. А какъ же обойдется дѣло съ научными замѣтками, собранными для географическаго общества! Уничтожены, сожжены будутъ онѣ у меня на глазахъ рукою палача на твердо вымощенномъ дворѣ крѣпости. А кругомъ будутъ стоять солдаты съ отточенными штыками, приговоръ будетъ прочтенъ, и я взойду на костеръ, говоря до послѣдняго мгновенія: а все-таки земля шаръ! Тогда затрубитъ вдругъ герольдъ передъ воротами крѣпости, станетъ махать платкомъ, подъѣдетъ на бѣломъ отъ пѣны конѣ и закричитъ: помилованіе именемъ императора! И я буду помилованъ, чтобы провести остатокъ дней въ пожизненномъ заключеніи въ крѣпости. Но я молю о смерти, стою тамъ, въ пламени, съ неподражаемо жизни. Но безчеловѣчные палачи стаскиваютъ меня снова внизъ, несмотря на мои протесты, и отводятъ меня обратно къ каменному столу, который я стеръ и сдѣлалъ тонкимъ во время своего тяжкаго раздумья…

Пока мы сидимъ за обѣдомъ, жандармскій офицеръ спрашиваетъ черезъ нашего хозяина, служащаго намъ переводчикомъ, не видѣли ли мы по дорогѣ офицера.

Я забываю отвѣчать, забываю прожевыватъ своего цыпленка, я чувствую вдругъ, что совершенно сытъ. Итакъ, дѣйствительно, существуетъ связь между жандармскимъ офицеромъ и полицейскимъ чиновникомъ!

Хозяинъ повторяетъ свой вопросъ.

Да, отвѣчаетъ моя спутница, мы видѣли одного офицера.

Какъ онъ выглядѣлъ? Средняго роста, немного тучный, іудейской наружности, еврей?

Да, совершенно вѣрно.

Жандармскій офицеръ показываетъ намъ фотографическую карточку нашего полицейскаго чиновника въ офицерскомъ мундирѣ, какъ онъ былъ въ поѣздѣ. Онъ ли это?

Да.

Жандармскій офицеръ откланивается и удаляется; онъ снова подходитъ къ обоимъ солдатамъ и тихо говоритъ съ ними. Потомъ онъ выходитъ на веранду и слѣдитъ глазами вдоль по дорогѣ, очевидно ожидаетъ ежеминутно полицейскаго чиновника.

Ты что-то очень блѣденъ, говоритъ мнѣ моя спутница.

Я встаю и также иду на веранду. Но я не схожу внизъ по ступенькамъ, чтобы не быть остановленнымъ громовымъ «стой!» Въ высшей степени разстроенный, я сажусь и дышу съ усиліемъ.

На верандѣ сидитъ кромѣ жандармскаго офицера и меня еще молодой англичанинъ, который направляется черезъ горы во Владикавказъ. Я завидую его несказанному спокойствію. Юный британецъ, какъ и всѣ его путешествующіе соотечественники, самодоволенъ, безмолвенъ и равнодушенъ ко всему на свѣтѣ. Онъ куритъ трубку, выкуриваетъ ее до конца, выбиваетъ, вновь набиваеть и снова куритъ, притомъ онъ такъ страненъ, что словно не замѣчаетъ присутствія насъ обоихъ. Я немного посмѣиваюсь надъ нимъ, чтобы позлить его, но онъ представляется, будто ничего не слышитъ. Гм! говорю я, но онъ не трогается. Въ это время ему попадаетъ въ глазъ пылинка, онъ вытаскиваетъ свое ручное зеркальце, разсматриваетъ свой глазъ и при этомъ благодушно продолжаетъ пускать клубы дыма.

Я желаю ему побольше пылинокъ. Конечно, жандармскій офицеръ врагъ мнѣ и скоро арестуетъ, но что же можетъ онъ лично имѣть противъ меня? Во всемъ виновата система. По крайней мѣрѣ, онъ смотритъ образованнымъ человѣкомъ, иногда поглядываетъ на меня и словно соболѣзнуя о моей судьбѣ. Но англичанинъ, сидящій тутъ же, поступаетъ такъ, словно я пустое пространство.

Вдругъ слышимъ мы шумъ экипажа, катящагося по песчаной дорогѣ; жандармскій офицеръ вскакиваетъ и ускользаетъ въ дверь, какъ будто хочетъ остаться незамѣченнымъ. Экипажъ останавливается у веранды, и нашъ полицейскій чиновникъ выходитъ изъ него. Онъ пріѣхалъ, какъ и предупредилъ, часъ спустя послѣ насъ. Проходя мимо меня, приподнялъ онъ по обыкновенію шляпу и замѣтилъ смѣясь:

Какъ я сказалъ, часомъ позже васъ.

Онъ пошелъ въ столовую и заказалъ себѣ поѣсть.

Я получаю, такимъ образомъ, отсрочку, пока онъ поѣстъ, думаю я. Потомъ онъ скажетъ одно лишь слово, укажетъ на меня, жандармы войдутъ и схватятъ меня.