Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Господинъ татарскаго типа, но въ европейскомъ костюмѣ разговариваетъ съ обоими. Онъ умѣетъ также немножко говорить по-нѣмецки и разсказываетъ намъ, что это два паломника изъ Бухары, направляющіеся въ Медину. Паломники, ѣдущіе во второмъ классѣ по желѣзной дорогѣ! Это богатые купцы, они могутъ себѣ это позволить.

Оба купца ведутъ себя странно; вслѣдствіе жары они стаскиваютъ сапоги и сидятъ съ босыми ногами. Впрочемъ, ноги у нихъ опрятны и очень красивы.

Когда проходилъ русскій кондукторъ, то приказалъ имъ коротко и ясно надѣть сапоги, что они послушно и сдѣлали. Послушно, но безъ смущенія. Естественно, они должны были подчиняться обычаямъ чуждой страны, но обычаи въ Бухарѣ все же были лучше. Они гордились Бухарой, ничто на свѣтѣ не могло сравниться съ ней. Они вытащили изъ двухъ бумажныхъ пакетовъ свой обѣдъ, состоявшій изъ твердыхъ, какъ камень, пшеничныхъ сухарей съ небольшими дырочками и сухого изюма. Они предложили поѣсть и намъ, говоря: покушайте, вѣдь это изъ Бухары! Ихъ чайникъ былъ красивой формы и, навѣрно, драгоцѣнный сосудъ, покрытый эмалью и украшенный каменьями.

Татаринъ, также и самъ магометанинъ, даетъ намъ объясненія относительно нѣкоторыхъ вещей, интересующихъ насъ.

Зачѣмъ эти богатые люди ѣдутъ такъ далеко? Вѣдь у нихъ и въ Бухарѣ есть священная гробница?

Татаринъ спрашиваетъ у купцовъ и получаетъ въ отвѣтъ, что у нихъ, разумѣется, есть въ Бухарѣ священная гробница, но это не гробница пророка. Зато нѣтъ у нихъ Мекки и нѣтъ горы Арарата.

Какой дорогой поѣдутъ они?

Черезъ Константинополь и Дамаскъ, гдѣ они примкнуть къ каравану.

Правда ли, что было бы болѣе заслуги ѣхать сухимъ путемъ? Это я гдѣ-то читалъ.

Пророкъ не запретилъ ѣхать также и водою.

Откуда же вы сами? — спросилъ я татарина.

Я изъ Тифлиса.

Гдѣ же научились вы говорить по-бухарски?

Я никогда не былъ въ Бухарѣ.

Гдѣ же вы, въ такомъ случаѣ, выучились по-бухарски?

Да вѣдь я не учился по-бухарски, я изъ Тифлиса.

Однако, вы говорите на языкѣ обоихъ этихъ купцовъ.

Нѣтъ, они говорятъ на моемъ языкѣ. Они купцы, а потому выучились ему. И тутъ же прибавляетъ съ большимъ презрѣніемъ: я не учился по-бухарски.

Но по-нѣмецки вы учились же? — спрашиваю я, такъ какъ теченіе его мыслей неясно мнѣ.

Я умѣю говорить также по-англійски и по-русски, возражаетъ онъ гордо. И, дѣйствительно, оказалось, что онъ знаетъ по-англійски нѣсколько заученныхъ фразъ.

То былъ передъ нами, навѣрно, современный татаринъ.

Онъ обращался съ обоими паломниками съ сознаніемъ своего превосходства и смѣялся, когда имъ пришлось снова надѣть свои сапоги. Нѣчто, несказанно насъ удивившее, былъ цилиндрическій револьверъ новѣйшаго образца, который онъ носилъ въ карманѣ. Онъ вынулъ револьверъ и показалъ его паломникамъ; но намъ казалось, что онъ сдѣлалъ это ради насъ. Интересно встрѣтиться съ такимъ человѣкомъ.

Время отъ времени, когда поѣздъ останавливался, оба паломника выскакивали изъ купэ и бѣжали къ одному изъ вагоновъ, гдѣ принимались выдѣлывать разныя кривлянья; они нагибались впередъ и назадъ, кланялись и скрещивали на груди руки. Татаринъ пояснялъ намъ, что эмиръ, ханъ Бухары, ѣхалъ въ томъ же поѣздѣ, и что они выдѣлывають свои странныя тѣлодвиженія передъ нимъ.

Какъ? Самъ Бухарскій эмиръ?

Да.

Онъ также ѣдетъ въ Медину?

Нѣтъ, въ Константинополь, къ султану.

Мы разговорились объ этомъ. Такимъ образомъ, мы ѣдемъ въ отборномъ обществѣ. Эмиръ сидитъ въ купэ перваго класса, въ самомъ хвостѣ поѣзда, объяснилъ татаринъ, а вся его громадная свита ѣдетъ, смотря по чину, кто во второмъ, а кто и въ третьемъ классѣ. Тутъ мы перестали удивляться, что поѣздъ былъ такъ длиненъ. Замѣчательно, однако, что не произошло въ Баку большого оживленія, въ виду присутствія самого эмира Бухарскаго.

Татаринъ находитъ это вполнѣ естественнымъ: эмиръ бухарскій вѣдь не царь. Однако, онъ все-таки, господствуетъ надъ большой, извѣстной страной съ милліонами жителей, сказали мы. Да, но царь господствуетъ и надъ нимъ, царь властелинъ многихъ земель и ста двадцати милліоновъ людей.

Я безкорыстнѣйшимъ образомъ защищалъ эмира бухарскаго, но татаринъ твердо держался за царя.

Мы сгорали отъ желанія какъ-нибудь взглянуть на этого настоящаго восточнаго владыку и совершили путешествіе къ единственному вагону перваго класса, чтобы, если возможно, хоть на мигъ увидѣть его; но намъ не посчастливилось. Наконецъ, мы были уже недалеко отъ Тифлиса, а все еще не удалось увидѣть эмира бухарскаго. Я рѣшился поэтому войти въ первый классъ, чтобы добиться своего.

У дверей нѣтъ стражи, а такъ какъ всѣ вагоны проходные, то я безпрепятственно дохожу туда. Я заглядываю во всѣ купэ перваго класса, но не нахожу ни одного человѣка, похожаго на эмира. Только европейцы въ бѣлыхъ шемизеткахъ сидятъ тамъ и сямъ по диванамъ. Тогда я иду дальше, вхожу въ третій классъ; тамъ также сидитъ множество мужчинъ, женщинъ и дѣтей на деревянныхъ скамьяхъ, но ни одинъ не выглядитъ принадлежащимъ къ свитѣ эмира.

Татаринъ надулъ меня!

Я пробираюсь назадъ черезъ всѣ вагоны; на длинномъ своемъ пути я слышу вдругъ, какъ поѣздъ свиститъ, въѣзжая въ Тифлисъ. Я дохожу до своего вагона, въ ту самую минуту, какъ поѣздъ останавливается. Оба паломника складываютъ свои матрацы и мѣшки; татаринъ исчезъ.

Безъ всякаго сомнѣнія татаринъ выдумалъ всю исторію съ эмиромъ бухарскимъ. Такимъ образомъ, пропала для насъ возможность видѣть и второго восточнаго властелина, если считать также и хана въ Баку.

Теперь стало намъ также ясно, почему оба паломника бѣгали постоянно съ переднему вагону: они хотѣли свершить свой молитвенный обрядъ и избирали для этой цѣли самый малолюдный изъ вагоновъ, гдѣ не смотрѣли изъ оконъ люди.

Паломники? Кто знаетъ, были ли то паломники; можетъ быть, проклятый татаринъ выдумалъ и это. Еслибъ мнѣ только поймать этого молодца, я бы собственноручно раздѣлался съ нимъ! Я желалъ бы только знать, къ чему устроилъ онъ съ нами такую продѣлку? Вѣроятно, лишь для того, чтобы часокъ-другой потѣшить собя самого. Я читалъ, что жители востока любятъ устраивать самыя дурацкія шутки съ путешествующими «англичанами» и катаются потомъ со смѣха, когда онѣ имъ удаются. Говоря откровенно, вовсе не такъ и страшно, что жители востока нѣсколько безжалостно относятся къ любопытству и навязчивости сѣверянъ. Сами они считаютъ ниже своего достоинства чему-либо хоть мало-мальски удивляться, а мы глазѣемъ на каждую замѣчательную вещь, показываемъ ее другъ другъ и испускаемъ крики изумленія. Я видѣлъ разъ въ Парижѣ араба. Онъ шелъ по улицамъ въ своей бѣлой, развѣвающейся одеждѣ, а парижане, этотъ смѣшной, взбалмошный народъ, были, натурально, въ конецъ поражены его страннымъ видомъ. Но арабъ спокойно шелъ своей дорогой.