Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Татаринъ, ты былъ правъ, давши намъ этотъ маленькій урокъ!

Но мнѣ хотѣлось выяснить, дѣйствительно ли мы ѣхали съ паломниками, или нѣтъ. Я становлюсь передъ бухарцемъ въ бѣлой одеждѣ, дотрагиваюсь пальцемъ до его груди, показываю затѣмъ на югъ и спрашиваю:

Медина?

Этого онъ не понимаетъ.

Я ищу въ своемъ словарѣ и нахожу имя на арабскомъ языкѣ. Тогда лицо его проясняется, человѣкъ въ сѣромъ кафтанѣ подходитъ также, и оба, указывая на себя, киваютъ, показываютъ на югъ и говорятъ:

Medinet el Nabi, Om el Kora, Medina и Mekka.

Я снялъ шапку и поклонился нимъ. Этимъ пріобрѣлъ я ихъ уваженіе, хотя ни единымъ словомъ не могъ пожелать имъ счастливаго пути.

Я отправляюсь одинъ въ Тифлисскій банкъ получить деньги и обѣщаюсь вернуться, какъ можно скорѣе. Но въ банкѣ мнѣ говорятъ, что еще слишкомъ рано, и занимающійся этими дѣлами чиновникъ приходитъ не ранѣе десяти часовъ; мнѣ нужно подождать. Такимъ образомъ, я брожу по городу, разглядывая людей и выставки на окнахъ, покупаю фотографическіе снимки. Между прочимъ, покупаю я и эмира бухарскаго, снятаго вмѣстѣ со своимъ первымъ министромъ. Солнце быстро поднимается на небѣ, и скоро становится жарко; утро прекрасное, птички громко распѣваютъ въ паркѣ. Когда часы мои показываютъ десять, я снова отправляюсь въ банкъ, разыскиваю нужное мнѣ отдѣленіе и нужнаго чиновника и подаю ему свой аккредитивъ. Я стою у прилавка, сдвинувъ отъ жары шляпу на затылокъ.

Мнѣ посылается приказаніе отъ имени директора снять шляпу. Я гляжу въ ту сторону, гдѣ сидитъ татаринъ, отдающій мнѣ такое приказаніе, — я вижу того самаго человѣка, который такъ нагло надулъ меня эмиромъ бухарскимъ. Когда я обращаю къ нему свои взоры, то онъ даетъ мнѣ понять посредствомъ отчаянныхъ жестовъ и гримасъ, что я долженъ обнажить голову.

Тутъ мнѣ вдругъ начинаетъ казаться, что надменный татаринъ не имѣетъ никакого права дѣлать мнѣ дальнѣйшія замѣчанія, наоборотъ, во мнѣ съ новой силой просыпается желаніе проучить его. Помимо того, я видѣлъ тотчасъ же при входѣ въ банкъ множество татаръ, грузинъ и русскихъ офицеровъ, сидѣвшихъ съ покрытой головой; почему же я долженъ былъ снять шляпу? Чтобы заставить директора подойти ко мнѣ, я весьма насмѣшливо снимаю шляпу, низко кланяюсь и затѣмъ вновь надѣваю ее. Кромѣ того, я еще раза два отдаю ему поклонъ чуть не до земли, чтобы отмѣтить мое глубокое почтеніе. Служащіе кругомъ начинаютъ пересмѣиваться и директоръ стремительно поднялся со своего стула и направился ко мнѣ. Развѣ я не видѣлъ, что у него въ карманѣ есть револьверъ? Подобному человѣку я осмѣливался сопротивляться? Однако, уже подходя ко мнѣ, онъ понемножку терялъ свою увѣренность, а когда подошелъ совсѣмъ близко, то сказалъ мнѣ весьма любезно, что здѣсь заведено снимать шляпу при входѣ въ домъ. На это онъ до извѣстной степени имѣлъ право, и разъ онъ ставилъ вопросъ на эту почву, у меня пропадало желаніе проучить его, а втайнѣ я даже радовался, что могу отказаться отъ этого. Но я сказалъ ему, что я вовсе не нуждаюсь въ его урокахъ, здѣсь онъ къ моимъ услугамъ, я оказалъ ему честь, взявши аккредитивъ на его дрянной банкъ. Въ концѣ-концовъ, онъ совсѣмъ смягчился и попросилъ меня садиться.

Ахъ ты, татаринъ! Ему, вѣроятно, хотѣлось продлить свою шутку надъ «англичаниномъ». Когда же шутка не удалась, онъ тотчасъ же сдался на капитуляцію. Онъ даже не полагался на силу своего револьвера, вещички, которой въ Европѣ платятъ дань уваженія; онъ сдался безпрекословно. Его чувство собственнаго превосходства не было, такимъ образомъ, врожденнымъ, а только заученнымъ, навязаннымъ; то была просто европейская деморализація. Очень вѣроятно, что онъ научился въ какой-нибудь европейской банкирской конторѣ держать себя въ банкѣ надменно и чопорно. Банкъ — не лавка: долой шляпу. Вотъ вѣсть, откуда первоначально появилась эта важность; вѣроятнѣе всего, вслѣдствіе преклоненія передъ золотомъ и деньгами. Входя въ банкъ, обыкновенно прочитаешь впередъ всѣ вывѣски надъ окошечками, чтобы знать, куда нужно обратиться. Однако, подойдя къ нужному окошку, почти непремѣнно услышишь, что нужно обратиться къ окошку «какъ разъ напротивъ»; тогда-то предстоитъ задача разыскать между всѣми окошками «какъ разъ напротивъ» именно то, въ которомъ нуждаешься. Отдаешь, наконецъ, свою милую маленькую бумажку, свой чекъ, который долженъ бы вызвать уваженіе, его заносятъ въ книги и отсылаютъ васъ ко второму и третьему окошку, гдѣ его снова заносятъ въ книги, что-то записываютъ, а въ концѣ-концовъ, кліентъ долженъ самъ отыскать то отдѣленіе, гдѣ онъ будетъ, наконецъ, имѣть счастье получить свои деньги. Среди всѣхъ этихъ важныхъ особъ и сановниковъ кліентъ чувствуетъ себя, совершенно, какъ проситель; уже у перваго окошечка, откуда его посылаютъ къ окошечку «какъ разъ напротивъ», онъ замѣчаетъ по тону, какъ много онъ причиняетъ затрудненій. И при всемъ этомъ вся эта процедура тянется съ такой убійственной медленностью, какъ ни въ одномъ другомъ, подобномъ ему, торговомъ дѣлѣ.

Насколько было бы пріятнѣе смотрѣть на банкъ, какъ на лавку, гдѣ совершается купля и продажа! Если бы служащіе въ банкѣ были просто приказчиками, конторщиками, какъ въ другихъ лавкахъ! Но осмѣлься-ка только кто-либо предложить подобную вещь! Что, если бы банки хоть немножко поучились бы у почтоваго вѣдомства? Почтовое вѣдомство имѣетъ дѣло съ суммами и цѣнностями, въ тысячу разъ большими, чѣмъ банки, однако не творитъ столькихъ глупостей. Пишешь свое имя на бумажкѣ, отдаешь записочку и получаешь свое денежное письмо.

Я не знаю болѣе пріятнаго и легкаго способа получать деньги, какъ по почтѣ. Деньги эти приходятъ рано поутру, раньше еще, чѣмъ встанешь съ постели, онѣ пробуждаютъ насъ отъ сна, словно сваливаются съ неба. И всѣ непріятныя ночныя сновидѣнія, въ родѣ того, что явились описывать вашу мебель, исчезаютъ, какъ дымъ.

Мы цѣлыми часами бродимъ по Тифлису, идемъ въ азіатскій кварталъ и глазѣемъ на мастеровъ по металлу, на ковры и на людей въ чалмахъ. Время летитъ. Когда я наконецъ, прихожу въ почтовую контору, чтобы отослать консулу Хагелину его сто рублей, то уже слишкомъ поздно. Отдѣленіе, гдѣ принимаютъ денежныя письма, закрыто. Мы снова получили такимъ образомъ отличный предлогъ посѣтить еще разъ нашъ азіатскій кварталъ.

Вечеромъ, однако, мы пришли къ убѣжденію, что еще не можемъ со спокойнымъ сердцемъ покинуть Кавказъ. Мы были теперь снова въ Тифлисѣ, нужно же было посмотрѣть также и западныя страны: Грузію, Гурію. — На другой день, послѣ полудня, мы уже сидѣли въ поѣздѣ, отправлявшемся въ Батумъ, на Черномъ морѣ.

Нельзя сказать, чтобы можно было хорошо разсмотрѣть страну изъ окошка вагона. Если бы было у насъ время и деньги, то мы сдѣлали бы это путешествіе на лошадяхъ съ большими уклоненіями въ сторону, по боковымъ долинамъ. Теперь же мы были вынуждены любоваться на ландшафты, по которымъ проносились, изъ окошка вагоннаго купэ, и наблюдать лишь людей, путешествующихъ съ нами вмѣстѣ, во всякомъ случаѣ — этого было даже болѣе, чѣмъ достаточно. Мы ѣдемъ часъ за часомъ, и мѣстность кругомъ пустынна; однако, мало-по-малу она мѣняется, и, въ концѣ-концовъ, мы ѣдемъ по одной изъ роскошнѣйшихъ мѣстностей Кавказа. Растительность такъ богата, какъ я нигдѣ не видывалъ. Лѣса кажутся непроходимыми, а когда мы останавливаемся на одной станціи и можемъ лучше разглядѣть, то дѣлаемъ открытіе, что они всѣ обвиты вьющимися растеніями. Здѣсь растутъ каштаны, грецкіе орѣхи и дубы, мелколѣсье состоитъ изъ кустовъ орѣшника. Между лѣсами разстилаются равнины, засаженныя кукурузою, виноградомъ и всякими фруктовыми деревьями, все это стоитъ и зрѣетъ на солнцѣ, растетъ и поспѣваетъ на стебляхъ, пахнетъ яблоками. Мы смотримъ изъ окна на несравненную, Богомъ благословенную страну, — она такъ богата и прекрасна, и намъ суждено было увидѣть ее. Луна взошла еще ранѣе захода солнца, проглянули цѣлые рои звѣздъ, и поѣздъ скользитъ надъ землей, весь облитый серебрянымъ сіяніемъ.