Залман Шнеур - Шкловцы

Левой рукой Файвка распахивает дверь стойла, а правой, в которой зажат обломок кочерги, нацеливает удар. Он уже предчувствует эффект от этого удара по черепу хряка, сладость мести за коровье пойло. Стратегический ход рассчитан до мелочей: стойло тесное, а в дверях стоит он, девятилетний богатырь с обломком кочерги в «простертой длани»… Выбраться хряк не сможет в любом случае, а ударить его надо прямо между обкорнанных ушей…

Но даже Наполеон при Ватерлоо переоценил свои силы, вот и наш Файвка, юный стратег, который уже учит Пятикнижие, тоже просчитался… В ту самую минуту, когда Файвка, окутанный клубами поднимавшегося от ушата пара, замахивался обломком кочерги и был уже уверен в победе, наглый Алешкин хряк на мгновение оторвал свое черное рыло от наполовину выхлебанных им помоев, намереваясь тут же снова погрузить его в гущу отрубей, и увидел прямо перед собой врага, маленького человечка на широко расставленных ножках, который целится ему прямо в загривок…

Вместо того, чтобы обрадованно завизжать и добросовестно принять подготовленный Файвкой удар, хряк издает ужасающий хриплый боевой рык, нечто вроде протяжного сигнала надтреснутой трубы, мучительно отрывается от ушата и бросается, как вихрь грязи и злобы, к открытой двери стойла; его измазанное рыло оказывается как раз между расставленных ног Файвки, и мальчик, как соломинка, взлетает на горбатую щетинистую спину хряка. И марш, марш! Одним махом, одним свиным прыжком хряк уносит опешившего мальчика, который учит Пятикнижие: тот сидит задом наперед, лицом к хвосту и с обломком кочерги в руке… Из стойла — во двор, со двора — к распахнутым воротам, а из ворот — на улицу.

Казалось бы, старый хрыч, гнилая утроба, мерзкий хряк, которого мучает икота! Откуда вдруг в нем взялась эта загадочная мощь? Кто мог ожидать, что он так понесется? Не иначе, он сам испугался такой необычной тяжести на спине… Правда, он за свою жизнь уже привык к тому, что на нем ездят то серая ворона, которая каркает в тумане как злая вещунья, то черная сорока с взъерошенными перьями и жадно раскрытым красным клювом — крылатая конкурентка на мусорных кучах возле еврейских домов… Но такую странную, ужасно тяжелую ворону, вопящую человеческим голосом «караул» и каркающую «мама, ма-ма!», нет, такую ворону он, Алешкин хряк, еще никогда на себе не возил… Он бежит, словно его подхлестывают, и из его глотки несутся дикие звуки.

Хряк рычит, а мальчик, который учит Пятикнижие, не рядом будь помянуто, визжит. И оба в вихре пыли несутся как злой дух, как неведомая тварь: полусвинья, получеловек, вроде кентавра задом наперед… Караул! Куда? Куда? Куда?

Последним Файвкиным отчетливым впечатлением был двор… Папин двор. Стоят братья, широко раскрыв глаза и рты, а в руках у них узелки с едой… И скотина, которая как раз пришла из стада, тоже здесь, стоит, вертит ушами торчком и смотрит с коровьим удивлением ему вслед… А дальше все несется кувырком. Земля взлетает как на качелях, по обеим сторонам улицы пляшут домишки. Куда-то убегают от него… А под ним и вместе с ним несется какой-то грязный, рычащий зверь, без головы… Вместо головы — закрученный хвостик, покрытый жесткой щетиной. Зверь несется все дальше и дальше… Сейчас из Файвки вытряхнет душу. Одной рукой он вцепился в щетину, другой — в кочергу… Все мелькает. Что-то кричат. Затем мир содрогается. И, и…

…………………………………

Воспою сына Ури, мальчика, который учит Пятикнижие, кадишу тети Фейги воздам хвалу.

Хвалебная песнь его геройству, хвалебная песнь его скачке!

Хвала ему: он сидит высоко, он скачет далеко.

Да здравствуют его победоносная отвага, его клич «Мама, мама!».

Отверзну уста в притчах, в намеках древлих.

И Навуходоносор скакал верхом, на льве он скакал; за гриву его держался, змеей его погонял… [93] Вавилонский царь (правил 604–561 гг. до н. э.), разрушил Иерусалим и Храм, увел иудеев в плен. Талмуд (трактат Шабат, 105 а) сообщает, что этому великому царю подчинялись не только люди, но и звери: ему прислуживал лев.

Но разве сравнится он с Файвкой, сыном Ури, обломок кочерги в руке его!

И Александр Македонский летел к солнцу на гордом орле. Манил его куском мяса, надетым на копье, шпорил его пятами своими… [94] Мотив из средневекового «Романа об Александре», откуда он широко проник в фольклор.

Но разве можно сравнить этот полет с полетом на спине Алешкиного хряка! Щетина была Файвке вместо вожжей, грязная спина — вместо седла.

И Мондришу оказали честь на улицах стольного града Сузы. Везли на коне, покрытом пурпуром, под уздцы вел коня Аман-злодей, облачили в шубу, в которой короновали Артаксеркса, везли с криком «Кохо еосе »… [95] Вот что делают <���для того человека, которому царь желает оказать почет> (Эстер (Есфирь), 6:11). Так по повелению Артаксеркса кричал Аман, ведя в поводу царского коня, на котором сидел Мордехай. Весь отрывок построен на аллюзиях к Мегилат Эстер, точнее к ее интерпретации в народной пьесе, пуримшпиле «Ахашвейреш-шпил (Артаксерксово действо)». Мордехай назван шутовским именем Мондриш, под которым он фигурирует в пуримшпиле. Шуба, надетая мехом наружу, — традиционный элемент костюма ряженых на Пурим.

Это прообраз величия Файвеле, благолепия его и почета , который обрел он, проскакав верхом! Прообраз кудахтанья разлетающихся кур, блеяния испуганных коз… Померкла слава стольного града Сузы перед триумфом на улицах Шклова.

Непричесанные девицы в восхищении выглядывали из окон. Хозяйки, сжимая поварешки, с которых еще капал крупник, выбегали из кухонь:

— Кто это? Что это? Где это? Свинья, оборотень, мальчик!.. Свинья? Тьфу на нее!

Сапожники бежали с шильями, штукатуры — с мастерками, меламеды — с ремнями и указками, хасиды — в талесах и тфилин:

— Ату! Его уносит… свинья! Мальчик, который учит Пятикнижие — на свинье! На Алешкином хряке, на том, здоровенном!

— Он его тащит, он его уносит, он его замучает!

— Ай-ай-ай, ах-ох, он его загрызет!

— Держи его, лови его, хватай его! Ой-ой-ой, держите его! Ай-ай-ай!..

И оглушительный хохот.

Хряк, напуганный еврейскими голосами, взял ноги в руки. Удвоил скорость, чтобы, с обмершим мальчиком на спине, убежать в гойские задворки.

Он стремительно несся, а потом — раз! — свалился в грязную канаву, отделявшую евреев от тех улиц, где гои кажут им «свиное ухо».

Там он споткнулся, упал, а вместе с ним свалился и всадник. Вниз — с высоты, кочерга в занемевшей руке… Перепуганный орел улетает, герой — в грязной канаве.

Про амалекитян [96] Согласно Библии, племя, напавшее на евреев в пустыне во время исхода из Египта. Символ абсолютного зла. такое будь сказано! Про гонителей из «Истории царя Фипокса»! [97] Народная книга об антиеврейских гонениях. Под царем Фипоксом имеется в виду французский король Филипп-Август (правил 1180–1223 гг.), при котором евреи Франции подверглись жестоким притеснениям, казням и были изгнаны из страны. Пусть их тоже обдадут водой из ведра, пусть им достанется не хуже.