Эмиль Золя - Западня

Труба, к которой он прилаживал колпак, была посередине крыши. Жервеза успокоилась и с улыбкой следила за его движениями. Нана вдруг увидела отца и, обрадовавшись, захлопала в ладоши. Она уселась на тротуар, чтобы было удобнее смотреть вверх.

— Папа, папа! — закричала она изо всех сил. — Папа! Посмотри на меня!

Кровельщик хотел нагнуться, но нога у него скользнула… И вдруг он покатился вниз — непонятно, нелепо, как кошка, у которой перебили лапы, покатился вниз по крыше, тщетно пытаясь за что-нибудь ухватиться.

— Черт возьми! — пробормотал он хриплым голосом.

И упал. Тело его описало чуть изогнутую дугу, два раза перевернулось в воздухе и с глухим стуком брякнулось на середину мостовой, как будто сверху сбросили тюк белья.

Жервеза дико закричала, всплеснула руками и словно окаменела. Сбежались прохожие, вокруг Купо собралась толпа. У потрясенной г-жи Бош подкосились ноги, но она схватила Нана, чтобы загородить от нее тело. А старушонка напротив, видимо вполне удовлетворенная, спокойно затворила окно.

Наконец четверо мужчин перенесли Купо в аптеку на углу улицы Пуассонье, и он пролежал там чуть ли не целый час на одеяле, пока бегали в больницу Ларибуазьер за носилками. Он еще дышал, но, глядя на него, аптекарь с сомнением покачивал головой. Теперь Жервеза стояла рядом с мужем на коленях и безудержно рыдала, ничего не видя от слез, оглушенная, отупевшая. Она осторожно протягивала руки и легонько прикасалась к нему, но тут же отдергивала их, оглядываясь на аптекаря, который запретил ей трогать пострадавшего. А через минуту, не в силах удержаться, она снова тянулась к мужу, чтобы убедиться, что он еще не остыл, не зная, как ему помочь. Когда наконец пришли с носилками, чтобы доставить Купо в больницу, Жервеза вскочила и отчаянно закричала:

— Нет, нет! Только не в больницу!.. Мы живем на Новой улице в квартале Гут-д’Ор.

Тщетно ее пытались отговорить: ведь если она возьмет больного домой, лечение обойдется очень дорого. Она упорно повторяла:

— Новая улица, Новая улица… Я покажу, куда нести… Вам-то что за дело? У меня есть деньги… Это мой муж. Я хочу, чтоб он был со мной.

И им пришлось отнести Купо домой. Когда носилки тащили сквозь толпу, собравшуюся возле аптеки, соседки с одобрением говорили о Жервезе: вот это баба! Даром что хромая, а своего добьется, молодчина, право слово. Уж она поставит мужа на ноги, а в больнице разве будут возиться с таким тяжелым больным? Известное дело, доктора от них отмахиваются, они не любят канителиться с калеками! Г-жа Бош уже отвела Нана домой и, вернувшись, вне себя от волнения рассказывала собравшимся все подробности происшествия.

— Я только вышла купить баранью ножку, я стояла вот здесь и своими глазами видела, как он упал, — повторяла она. — Это случилось из-за девчонки, он хотел взглянуть на нее, — и бабах! Ах ты господи! Не приведи бог увидеть такое еще раз… Однако мне все-таки надо сходить за бараньей ножкой…

Целую неделю Купо был совсем плох. Родные, соседи, все кругом, с минуты на минуту ждали, что он отдаст богу душу. Доктор — очень дорогой врач, который брал пять франков за визит, — боялся внутренних повреждений; эти слова всех пугали, соседи говорили, что у кровельщика от сотрясения оборвалось сердце. Одна Жервеза, побледневшая от бессонных ночей, серьезная и полная решимости, только пожимала плечами. У ее мужа сломана правая нога — это верно, все это знают; ну что ж, ногу ему залечат, вот и все. А что сердце будто оборвалось — это чепуха. Она сумеет укрепить ему сердце! Она знает, как это делается: нужны только чистота, заботливый уход и преданность. Она была твердо убеждена в этом и верила, что спасет его, если будет неотступно сидеть при муже, следить за ним, а когда начнется жар, класть руку ему на лоб. Она ни минуты не сомневалась, что выходит его. Целую неделю она провела на ногах, молчаливая, упорная, решив спасти мужа во что бы то ни стало; она забросила детей, забыла соседей, родных — всех на свете. Вечером на девятый день, когда доктор наконец сказал, что ручается за жизнь больного, Жервеза, сразу обессилев, упала на стул как подкошенная и залилась слезами. В эту ночь она согласилась соснуть часок-другой, положив голову на краешек кровати.

Несчастье с Купо поставило на ноги всю родню. Мамаша Купо проводила все ночи у Жервезы, но к девяти часам уже засыпала на стуле. Каждый вечер, возвращаясь с работы, г-жа Лера делала большой крюк, чтобы справиться о здоровье брата. Лорийе первое время забегали по два-три раза в день, предлагая подежурить у Купо, и даже принесли Жервезе кресло. Но они сразу стали затевать ссоры из-за того, как надо ухаживать за больным. Г-жа Лорийе утверждала, что на своем веку выходила немало больных, уж ей ли не знать, как браться за дело. Она обвиняла Жервезу, уверяя, будто та оттирает ее от постели брата. Понятно, что Хромуша хочет любой ценой спасти Купо, — еще бы, ведь если б она не пришла на улицу Наций и не помешала ему работать, он бы не свалился. Но если она будет лечить мужа по-своему, то наверняка доконает его.

Когда Жервеза увидела, что Купо вне опасности, она перестала так ревниво его оберегать. Теперь родные уже не могли угрожать его жизни, и она не боялась допускать их к мужу. И родственники заполнили комнату. Выздоровление шло очень медленно, доктор говорил, что оно протянется месяца четыре. Пока ослабевший кровельщик спал, супруги Лорийе честили Жервезу и называли ее дурой. Какой толк, что она взяла мужа домой? В больнице его поставили бы на ноги вдвое быстрей. Лорийе сам с удовольствием схватил бы какую-нибудь хворь, лишь бы доказать ей, что он, ни минуты не раздумывая, отправится в больницу Ларибуазьер. А г-жа Лорийе знала одну даму, которая недавно оттуда вышла. Так что же вы думаете? Ее утром и вечером кормили курятиной. И оба супруга в двадцатый раз принимались высчитывать, во что обойдутся Купо эти четыре месяца болезни: во-первых, пропавший заработок, во-вторых, доктор и лекарства, а позже хорошее вино и свежее мясо. Если Купо проедят лишь свои сбережения, они еще дешево отделаются; но им наверняка придется залезть в долги, будьте покойны. Ну, это уж их дело. Только пусть они не рассчитывают на родню: родные не так богаты, чтобы содержать больных за свой счет. Тем хуже для Хромуши, вот и все. Надо было поступать как все и отправить мужа в больницу. Вдобавок ко всему она, оказывается, еще и гордячка!

Как-то вечером г-жа Лорийе вдруг злобно спросила:

— А как же ваша лавка? Скоро вы ее снимете?

— И правда, — захихикал Лорийе, — привратник вас ждет не дождется.

Жервеза чуть не задохнулась. Она и думать забыла о лавочке. Но она видела, как злорадствуют родственники при мысли, что ее планы рухнули. С этого вечера Лорийе пользовались любым предлогом, лишь бы посмеяться над ее несбывшейся мечтой. Если речь заходила о каком-нибудь невыполнимом желании, они предлагали отложить его до тех пор, когда она станет хозяйкой шикарного заведения с витриной на улицу. А уж за ее спиной они издевались вовсю. Ей не хотелось слишком дурно думать о них, но, право, похоже было, что Лорийе радуются несчастному случаю с Купо, помешавшему ей открыть прачечную на улице Гут-д’Ор.