Генри Джеймс - Мадонна будущего. Повести

— Вы бы его не разглядели! — воскликнул я.

— А как же вы ухитрились?

— У вас это не получится. Должен предупредить, мистер Солтрам — отнюдь не красавец, — добавил я.

— Вот те на! А миссис Солтрам считает совсем наоборот.

Я не мог удержаться от нового приступа бурного веселья — вероятно, немало подивившего мою собеседницу. Неужто она могла принять слова миссис Солтрам всерьез и в своем порыве целиком положилась на вышеприведенное утверждение почтенной дамы, в высшей степени характерное для ее взглядов, но тем не менее вызывающее едва ли не самый энергичный протест?

— Миссис Солтрам, — пояснил я, — не понимает истинных достоинств своего мужа, но — возможно, для равновесия — явно переоценивает те качества, которыми он отнюдь не блещет. Избытком внешней привлекательности мистер Солтрам никак не страдает, уж поверьте: пожилой, грузный, черты лица расплывчатые — вот только разве глаза…

— Да-да, огромные глаза! — на лету подхватила юная леди. Похоже, она была о них уже наслышана.

— Глаза мистера Солтрама имеют трагическое, ни с чем не сравнимое выражение… Их можно уподобить маякам на скалистом берегу. Но движения его неуклюжи, одевается он кое-как и в целом впечатление производит диковинное.

Моя соседка призадумалась над моим описанием, потом выпалила:

— Можно ли назвать его настоящим джентльменом?

При этом вопросе я слегка вздрогнул: мне уже приходилось слышать его раньше. Задолго до нашей первой встречи и столь прямого, волнующего разговора в опустевшем зале точно о том же, безо всяких обиняков, спрашивал меня Джордж Грейвнер. Тогда его вопрос захватил меня врасплох, но сейчас я был готов к ответу: недаром я года два ломал над загадкой голову, пока наконец не разрешил ее и не отставил в сторону.

Девушку удивила незамедлительность моего отклика, но я тут же почувствовал, что передо мной отнюдь не Джордж Грейвнер.

— Вы потому так считаете, что он — как это у вас здесь в Англии принято выражаться — низкого происхождения?

— Вовсе не потому. Отец его был учителем в сельской школе, а мать — вдовой церковного сторожа. Но это не имеет никакого значения. Я говорю так о Солтраме только потому, что хорошо его знаю.

— Но разве это не чудовищный недостаток?

— Еще бы! Поистине чудовищный.

— И бесповоротно роковой?

— По отношению к чему? Только не к самому Солтраму. Жизнь в нем ключом кипит. Сила ее поразительна.

Девушка вновь задумалась.

— Не является ли эта поразительная жизненная сила источником его пороков?

— На ваши вопросы не так-то легко ответить, но я рад, что вы их задаете. Мистер Солтрам обладает потрясающим интеллектом. А его так называемые пороки, значение которых, безусловно, преувеличено, сводятся, в сущности, к одному-единственному врожденному недостатку, вполне понятному.

— Недостатку воли?

— Нет, недостатку чувства собственного достоинства.

— Он не признает взятых на себя обязательств?

— Напротив, мистер Солтрам даже слишком их признает, в особенности на публике. Он с улыбкой раскланивается с ними через улицу, но стоит им ее пересечь, как наш друг немедля отворачивает нос и старается поскорей затеряться в толпе. Солтрам осознает свой долг в чисто духовной плоскости, но это осознание ни в коей мере не толкает его на совершение реальных поступков. Обязанности по отношению к близким, заботу о них он с легкостью перелагает на чужие плечи. Зато он охотно принимает любые услуги, ссуды, пожертвования, отделываясь чувством мучительного стыда, но не более того. К счастью, наша небольшая, но сплоченная компания верных ему людей делает для него все, что в наших силах.

Я умолчал о трех отпрысках, произведенных мистером Солтрамом на свет в пору ветреной юности. Зато подчеркнул, что усилия он прикладывает неустанно — подчас самые неимоверные, впору исполину. Однако успехом они не увенчиваются. Ему всегда приходится отступать или признавать поражение: тут уж результаты поистине грандиозные.

— И в чем состоит грандиозность этих результатов?

— Я уже говорил, что вопросы вы задаете головоломные! Творческая деятельность гения направлена на создание великой поэзии или же ошеломляюще новой философской системы или умозрительной теории — на поиски небывалого открытия. Гений Солтрама состоит в умении капитулировать; выдерживать осаду он органически не способен.

— Но чего-то он все-таки достиг, в его-то годы?

— Вас интересует, есть ли у него признанные свершения, на которых могла бы покоиться его репутация? — перебил я. — Похвалиться ему, к сожалению, нечем, как и нечего особенно продемонстрировать: письменные его труды по большей части далеко уступают устным высказываниям. Более того, подавляющая доля его работ сводится к заявкам и проспектам — правда, самого широкого плана. Подать мистера Солтрама публике достойным образом не так-то просто. От вашего внимания, по-видимому, не ускользнуло, что сегодня вечером мы и пытались показать его достижения. Впрочем, если бы он удосужился прочесть лекцию, то сделал бы это божественно. Лекция его превратилась бы в очередной блистательный монолог.

— А в чем заключалась бы суть этого монолога?

Я, сознавая известную тщетность определения, с легким неудовольствием повторил:

— В демонстрации потрясающего интеллекта.

Моя собеседница, казалось, была не слишком удовлетворена ответом, и, не дожидаясь нового вопроса, я поспешил добавить:

— Вам представился бы огромный, высоко подвешенный кристалл — насквозь прозрачный, пронизанный ослепительным сиянием: медленно вращаясь, он отбрасывает по сторонам словно проникающие всюду лучи, все существующие на свете образы и впечатления, любые причудливые переливы мысли.

Слова эти настроили мою юную спутницу на задумчивый лад. Я проводил ее до сумрачного подъезда: фонари одинокой кареты светились как последний неопровержимый след вероломства Солтрама. Я подвел девушку к самой дверце экипажа. Поблагодарив меня и взобравшись на сиденье, она выглянула из окошка. Улыбка ее чаровала даже в темноте.

— Мне во что бы то ни стало хочется полюбоваться на этот кристалл!

— Так приходите не следующую лекцию.

— На днях мы с тетушкой уезжаем за границу.

— Отложите поездку на неделю, — посоветовал я. — Не пожалеете!

Лицо ее сделалось серьезным.

— Только в том случае, если лектор не подведет, как сегодня.

Карета тронулась с быстротой, достаточной для того, чтобы избавить меня от упрека в бесцеремонности, поскольку я, презрев тонкие манеры, крикнул вслед довольно громко:

— Неблагодарная!

Миссис Солтрам, на правах супруги, подняла настоящую бучу в попытках дознаться, где пропадал ее муж в тот вечер, когда вторично пренебрег вниманием аудитории. Она явилась ко мне домой в надежде что-либо выпытать, однако я ничем не мог ей помочь, поскольку сам, несмотря на все ухищрения, пребывал в полном неведении. Кент Малвилл, как вскоре обнаружилось, оказался более удачлив. Сохраняя неизменное благодушие, он с особой безмятежностью встречал наиболее мрачные сообщения. Причина исчезновения мистера Солтрама стала известна ему незамедлительно. Напустив на себя непроницаемый вид, он долго упорствовал в запирательстве, но в конце концов все же открыл мне суровую правду, поведать о которой я не решаюсь и по сей день.