Эмиль Золя - Собрание сочинений. Том 7. Страница любви. Нана

И, выхватив конверт, она бросила его Штейнеру в лицо. Осторожный еврей, с трудом нагнувшись, подобрал деньги и растерянно посмотрел на нее. Потом обменялся взглядом с Мюффа, в глазах у обоих застыло отчаяние, а Нана подбоченилась, готовясь к новой атаке.

— Ах, так! Еще оскорблять меня вздумали?.. Хватит! Кончено! Хорошо, что и ты, милый мой, заявился, очень хорошо! Я от вас обоих место очищу… Ну! Вон отсюда!

Они не двигались, они остолбенели.

— Что, по-вашему, глупость делаю?.. Наплевать! К черту! Хватит с меня благородство разыгрывать! Хватит. Может, с голоду подохну — наплевать, на то моя воля!

Они пытались ее утихомирить, умоляли успокоиться.

— Ну, раз, два!.. Не желаете убираться? Нет? Так нате вам, смотрите… У меня гости.

И она широко распахнула двери в спальню. Перед глазами изгоняемых предстал Фонтан. Не ожидая, что его выставят перед зрителями, он валялся в постели в одной рубашке, задрав кверху голые ноги. На белизне смятых кружевных подушек резко выделялась его черномазая козлиная морда. Однако он нисколько не смутился, ибо привык на сцене ко всему. Мигом оправившись от изумления, он нашел в своем репертуаре забавный номер и с честью вышел из положения: изобразил, как он выражался, кролика, вытянул губы трубочкой, сморщил нос и по-кроличьи задергал всеми мышцами лица. От этого бульварного фавна так и несло пороком. Ради этого самого Фонтана Нана целую неделю бегала в Варьете, поддавшись тому неистовому сумасбродству, которое вызывает у продажных женщин уродство и кривляние комиков.

— Вот! — воскликнула она, указывая на Фонтана жестом трагической актрисы.

Мюффа, который готов был стерпеть все, не вынес такого оскорбления.

— Шлюха! — пробормотал он.

Нана, уже возвращавшаяся в спальню, выскочила обратно: последнее слово должно было остаться за ней.

— Шлюха? Чем шлюха? А твоя жена?

И скрылась, изо всей силы хлопнув дверью и щелкнув задвижкой. Мужчины молча посмотрели друг на друга. Вошла Зоя. Она им не нагрубила, напротив — говорила олень рассудительно. Как женщина благоразумная, она находила, что хозяйка сделала глупость и зашла слишком далеко. И все же Зоя защищала ее: долго с этим шутом гороховым Нана не останется, надо выждать. Пускай перебесится. Посетители ретировались. Оба не сказали ни слова. Выйдя на улицу взволнованные, братски сочувствующие друг другу, они молча обменялись рукопожатием и разошлись в разные стороны, еле волоча ноги.

Мюффа возвратился наконец домой, на улицу Миромениль, и как раз в это время подъехала жена. Они встретились на площадке у широкой лестницы, в мрачной прихожей, от стен которой веяло ледяным холодом. Оба подняли глаза и посмотрели друг на друга. Одежда графа была в грязи, бледное растерянное лицо хранило следы какого-то сомнительного похождения. Графиня, видимо, была совсем разбита после ночи, проведенной в вагоне, и чуть не засыпала на ходу; прическа у нее сбилась, под глазами залегли черные круги.

Нана и Фонтан поселились на Монмартре, по улице Верон, в маленькой квартирке на пятом этаже. В канун крещенья они пригласили кое-кого из приятелей; въехали они всего три дня назад и заодно решили справить новоселье.

Все произошло внезапно, в пылу медового месяца, без обдуманного намерения устроиться по-семейному. На другой день после своей шалой выходки, когда Нана так решительно выставила за дверь графа и банкира, она почувствовала, что все рушится. Она сразу поняла, что ее ждет: в переднюю ворвутся кредиторы, начнут вмешиваться в ее сердечные дела, грозить, что все продадут с молотка, если она не образумится; придется пререкаться с ними до хрипоты, спасать свое жалкое имущество. Уж лучше все бросить. Да и надоела ей эта квартира на бульваре Османа. На что ей эти раззолоченные палаты? В припадке нежных чувств к Фонтану она мечтала теперь о маленькой светлой спаленке; воскресли прежние ее идеалы, идеалы тех времен, когда она была цветочницей, когда предел ее мечтаний составлял палисандровый зеркальный шкаф и кровать с голубым репсовым пологом. В два дня она распродала все безделушки и драгоценности, какие смогла вынести из дому, захватила с собой десять тысяч франков и, не сказав ни слова привратнице, ушла. Скрылась, исчезла бесследно, как в воду канула. Ну, теперь уж мужчины не станут цепляться за ее юбки. Фонтан был очень мил. Ни слова не сказав против, предоставил ей действовать. Даже повел себя как хороший товарищ. У него самого было около семи тысяч франков, и он, которого обычно обвиняли в скупости, согласился присоединить свои капиталы к десятитысячному вкладу Нана. Они решили, что располагают прочной основой для обзаведения, и начали устраиваться; взяв денег из общей кассы, сняли и обставили квартиру из двух комнат на улице Верон, все делили поровну, как старые друзья. Вначале действительно все шло чудесно.

На крещенский пирог мадам Лера пришла первая и привела с собой Луизэ. Фонтан еще не вернулся, и поэтому тетка позволила себе высказать племяннице свои опасения: она трепетала при мысли, что Нана отказалась от богатства.

— Ах, тетя, я так его люблю! — воскликнула Нана, трогательно прижимая к груди руки.

Слова эти произвели необыкновенное впечатление на мадам Лера. Она даже прослезилась.

— Уж это верно, — сказала она убежденно. — Любовь важнее всего.

И принялась восторгаться: какая уютная квартирка. Нана показала ей и спальню, и столовую, и кухню. Ну конечно, это не бог весть что, но все очень чистенько, везде побелили, покрасили, сменили обои, комнатки такие веселые, солнечные.

Потом мадам Лера увела племянницу в спальню, а Луизэ остался на кухне и пристроился возле кухарки смотреть, как та жарит курицу. Дело в том, что если мадам Лера и позволила себе сделать замечание, то лишь потому, что у нее недавно побывала Зоя. Из чувства преданности к хозяйке Зоя храбро стояла на посту; мадам, конечно, позднее отблагодарит ее, — на сей счет горничная не беспокоилась. И пока происходил разгром апартаментов на бульваре Османа, Зоя сражалась с кредиторами, стараясь отступить с честью, спасти обломки прежней роскоши; всем она говорила, что хозяйка уехала путешествовать и пока еще не сообщила адреса. Боясь, как бы ее не выследили, Зоя даже лишала себя удовольствия навещать Нана. Однако в тот день она не зря прибежала утром к мадам Лера: дела принимали новый оборот. Накануне явились кредиторы — обойщик, угольщик, белошвейка — и заявили, что согласны подождать, даже предложили дать Нана взаймы весьма значительную сумму, если только она пожелает возвратиться в свою квартиру и будет вести себя умно. Тетка передала племяннице слова Зои. Несомненно, за этими предложениями скрывается какой-нибудь поклонник.