Гарольд Роббинс - Мустанг

И тут же убедился в своей правоте. Перино буквально вылетел из кабины с чемоданом и плащом в руках и поспешил к дому. Движущаяся цель, легко и промахнуться. А вот у двери...

Внезапно дверь распахнулась. Две маленькие девочки выбежали навстречу Перино. Он тут же подхватил их на руки. Появилась еще одна девочка, подросток, схватила его за руку. Дети буквально облепили его.

— Святой Боже... — выдохнул Лен.

— Не хватает духу, — прошипела Триш.

— Нет.

— Выберем другое время.

— Придется выбрать. Двести пятьдесят тысяч мы уже получили.

— Давайте повременим, — решил Лорен. — Ситуация сейчас сложная. Пусть еще поживет, может, от этого будет толк. Но не думайте, что вам удастся положить мои деньги в банковский сейф и забыть о них. Я вам позвоню, рано или поздно.

Следующая возможность представилась нескоро. Анджело провел дома неделю, чтобы побыть с сыном, которого редко видел, и провести побольше времени с семьей. Они ездили в Нью-Йорк осматривать достопримечательности: Статую Свободы, Эмпайр-стейт-билдинг, Манхаттан.

Синди предоставила Анджело и Бетси возможность побыть вдвоем. Они ею не воспользовались.

На третий вечер пребывания Бетси в Гринвиче, лежа в постели, Анджело шепнул Синди: «Я не заслуживаю такую идеальную жену, как ты. Принять моего сына от Бетси...»

— Анджело, я тоже не святая.

— Я знаю. Во всяком случае, догадываюсь. Диц? Марк?

— Слушай, я же не задаю тебе много вопросов.

— Господи... Не то, чтобы мне без разницы. Но я только еще больше люблю тебя. Не меньше. Синди потянулась к его концу, нежно сжала.

— Мне представляется... наверное, все женщины клана Хардеманов. Включая Алисию. Господи! Мать и дочь. И... Мой Бог! Даже Роберту, да? Не потому ли иной раз от нее столько пользы?

Анджело улыбнулся, поцеловал жену.

— Бизнес есть бизнес.

— Но меня ты любишь больше, чем всех остальных вместе взятых, не так ли? Я вот люблю тебя больше всех, с кем мне довелось быть.

— Я люблю тебя больше всех женщин мира, — ответил Анджело.

В эти мгновения взаимной откровенности ее так и подмывало сказать ему об аборте. О перевязке маточных труб она ему рассказала раньше, назвав причиной совет доктора больше не принимать противозачаточных таблеток. Но аборт... Нет, о нем она сказать Анджело не могла.

Ван с трудом приспосабливался к американским нравам. Многое его изумляло. Он никак не мог поверить, что должен называть мистера и миссис Перино Анджело и Синди. Джон и Энн Перино познакомили его с молодыми американцами. Вана просто потрясли ругательства, которыми те щедро пересыпали свою речь. И плевать они хотели на общепринятые нормы приличия.

Когда Джон привел Вана в спальню родителей и показал ему картины, изображающие обнаженных миссис Перино и его самого, Ван покраснел до корней волос.

Прощаясь с матерью и маленьким Джоном, возвращающимися в Лондон, Ван поневоле задумался, а не оставляют ли его в варварской семье, живущей в стране варваров.

Впрочем, в одном из членов семьи Перино он сразу почувствовал родственную душу — в четырнадцатилетней Энн Перино. Такой красавицы ему еще не доводилось видеть. Не просто красавицы, но девушки нежной и отзывчивой. Она, судя по всему, понимала, в каком он смятении, и сочувствовала ему. Не прошло и недели, как Ван решил, что любит Энн. Но он понятия не имел, что ему теперь делать.

Удивляла Вана и свобода, которой вовсю пользовались американцы. Он и Шарль пребывали в постоянном страхе даже от мысли о том, что кто-то может прознать об их ночных проделках. Американцы не обращали внимания на такие мелочи.

Джон брал его с собой на вечеринки, где молодые американцы пили, курили травку, тискали друг друга, обнажались. Бог знает, что еще они выделывали. Это была свобода, о которой мечтали он и Шарль, свобода, которая никогда не стала бы для него явью, если в он остался во Франции. Ван понял, в чем разница между ним и Шарлем и этими молодыми американцами. Он и Шарль стыдились того, что делали, а вот американцы не испытывали ни малейшего стыда. Как зверята, они подчинялись своим инстинктам и желаниям, не задаваясь вопросом, а куда они могут их завести.

Джон Перино сожительствовал с девушкой, которую звали Баффи. Дружили они с Джеффом и Карой. Восемнадцатилетняя Баффи осенью приступала к занятиям в Уэлсли. Джон, на два года младше, оканчивал школу в следующем году. Джефф и Кара, им исполнилось по семнадцать, учились вместе с ним.

Отцу Кары, хирургу из гринвичской больницы, принадлежала тридцатипятифутовая яхта, швартующаяся у пристани Кос-Коб. Убедившись, как умело и ответственно Джефф управляется с яхтой, отец Кары разрешил юноше выходить в море по рабочим дням. И как-то в четверг в августе три пары, Джон и Баффи, Джефф и Кара, Ван и Энн, отправились на пикник, решив бросить якорь в одной из бухт в восточной части пролива Лонг-Айленд.

Девушки щеголяли в разноцветных бикини. Юноши — в белых, туго обтягивающих плавках.

Яхта «Финистер» управлялась как с мостика, расположенного над главной каютой, так и из рубки. Отваливая от пристани и выводя яхту из гавани, Джефф стоял на мостике, обеспечивавшем максимальный обзор. Двигатели работали на минимальных оборотах, яхта тихонько скользила по воде. И лишь когда гавань осталась позади, он включил двигатели на полную мощь.

Остальные пятеро собрались на кокпите. Джон открыл сумку-холодильник и раздал всем бутылки пива.

Когда от берега их отделяли две мили, Баффи скинула верхнюю часть бикини. Кара немедленно последовала ее примеру. Энн поначалу замялась, но быстро сообразила, что ей не остается ничего другого, и обнажила свои маленькие остренькие девичьи груди.

Кара взобралась на мостик с бутылкой пива для Джеффа.

Ван заметил полное отсутствие смущения. Вероятно, его новые друзья следовали давно заведенному порядку. И что теперь, подумал он, парни снимут плавки? Ван не мог сказать наверняка, способен ли он на такое.

Пока они шли по проливу, небо за их спиной потемнело, ветер усилился, стал холодным, по воде побежала рябь. Джефф спустился в рубку, включил радио, настроился на волну береговой охраны.

— Ничего страшного, — сообщил он остальным. — Проходящий шквал. Идем к островам и ищем бухту, где можно укрыться.

Девушки ретировались в каюту. Парни остались на палубе. Джон и Ван прошли на нос, чтобы по команде Джеффа бросить якорь. Когда они вошли в бухту, ливень снизил видимость практически до нуля. В каюту они спустились совсем мокрые. Кара достала из рундука полотенца, и юноши насухо вытерлись. Мокрыми остались только плавки. Джефф и Джон тут же их стянули. Ван тоже, но после короткой паузы, осознав, что он будет выглядеть белой вороной. Собрав плавки, Джефф открыл люк в перегородке и повесил их на крючки в машинном отделении, чтобы они быстро высохли.