Эдит Уортон - В лучах мерцающей луны

Вот только как насчет будущего? Как насчет того не очень далекого дня, когда свадебные чеки будут истрачены, бабушкины жемчуга проданы и ничего не останется, кроме неприкрытой зависимости от богатых друзей, роли признанных любителей поживиться на чужой счет? Неужели нет иного возможного решения, нового способа им устроить свою жизнь? Нет… ни единого: он не мог представить, чтобы кто-то из них жил подобно, например, Нату Фалмеру и его семейству! Он вспомнил убогое неопрятное бунгало в Нью-Гэмпшире, неряшливых слуг, несъедобную еду и вездесущих детей. Как он может просить Сюзи разделить с ним такую жизнь? Если бы попросил, у нее, наверно, хватило бы здравого смысла отказаться. Основанием их союза было краткое летнее умопомрачение; теперь пришла пора расплачиваться…

Он решил написать ей. Если им предстоит расстаться, лучше ему не видеться с ней, иначе может не хватить твердости. Он попросил официанта принести перо и бумагу и отодвинул кипу непрочитанных газет на угол столика, за которым пил кофе. Отодвигая их, он заметил среди них «Дейли мейл» двухдневной свежести. Как предлог, чтобы оттянуть написание письма, он взял газету, взглянул на первую полосу и прочитал:

«Трагическое кораблекрушение в Соленте. [16] Пролив между южным берегом Великобритании и островом Уайт в Ла-Манше; популярное место для занятий парусным спортом. Граф Олтрингем и его сын виконт д’Эмбле утонули при полуночном столкновении их яхты с другим судном. Оба тела найдены».

Он читал дальше. Отметил, что несчастье произошло в ночь накануне его отъезда из Венеции и что в результате тумана в Соленте их старый друг Стреффорд стал теперь графом Олтрингемом и обладателем одного из крупнейших частных состояний в Англии. При мысли, что у их вечно безденежного Стреффа так круто изменилась судьба, голова шла кругом. И какая ирония в этом двойном повороте колеса, которое в один день погрузило его, Ника Лэнсинга, в пучину несчастий, а другого вознесло к звездам!

Он снова, и еще более отчетливо, увидел Сюзи, выходящую из гондолы, услышал ее смех и подшучивание Стреффорда, как она подхватила его под руку и прижалась к ней, оставляя остальных мужчин позади. Стреффорд — Сюзи и Стреффорд!.. Не раз Ник замечал нежные интонации в голосе своего друга, когда тот разговаривал с Сюзи, и задумчивость в глазах, когда тот останавливал на ней свой ленивый взгляд. Защищенный своим семейным счастьем, Ник не придавал значения этим знакам. Единственный, к кому он по-настоящему ревновал, — это Фред Джиллоу из-за его безграничной возможности удовлетворять женские капризы. Однако Ник знал, что подобных материальных преимуществ теперь никогда не будет достаточно для Сюзи. В случае со Стреффордом все было иначе. Ей было приятно его общество, в то же время он был общеизвестно незавидной партией; не может ли быть так, что теперь она находит его неотразимым?

Нику вспомнились забытые условия брачного соглашения: их абсурдная договоренность, которую он и Сюзи торжественно поклялись соблюдать. Но было ли это абсурдным, в конце концов? Предложила внести этот пункт Сюзи (не он, слава богу!); и возможно, предлагая его, она была серьезней, чем ему воображалось. Возможно, даже не случись бы между ними этот разлад, неожиданное возвышение Стреффорда побудило бы ее просить отпустить ее на свободу…

Деньги, роскошь, высший свет, удовольствия — вот четыре краеугольных камня ее существования. Он всегда знал это — она сама признавала это, даже в их последнем ужасном разговоре; и когда-то он упивался ее откровенностью. Как он мог вообразить, что с такими приоритетами в жизни она со временем не опустится настолько, как еще не опускалась? Возможно, уступив ее Стреффорду, он спасет ее? Во всяком случае, прошлое сейчас отдавало такой горечью, что хотелось благодарить неведомых богов, подсунувших ему газетное сообщение о трагедии в море…

«Сюзи, дорогая (писал он), похоже, судьба распорядилась нашим будущим и избавила нас от необходимости делать трудный выбор. Если я был иногда настолько эгоистичен, что забывал условия, на которых ты согласилась выйти за меня, я вспомнил их за эти два дня одиночества. Ты одарила меня лучшим, чем может одарить женщина мужчину, и ничто никогда мне не будет дороже этого. Но поскольку я не в состоянии обеспечить тебя всем, что ты желаешь, то сознаю: я не вправе становиться у тебя на пути. Больше нет необходимости расплачиваться за венецианские дворцы тайными услугами. Из газет я узнал, что Стрефф теперь может купить тебе столько дворцов, сколько захочешь. Дай ему шанс, — полагаю, он ухватится за него, и он лучший из тех, кто есть. Хотел бы я оказаться на его месте.

Напишу тебе еще через день или два, когда соберусь с мыслями и смогу сообщить свой адрес. Ник».

Он добавил строчку о скромном состоянии их финансов, вложил письмо в конверт, надписал адрес и имя получателя: миссис Николас Лэнсинг, и тут заметил, что впервые написал замужнюю фамилию жены.

— Что ж… клянусь Богом! Ни одна женщина не будет носить эту фамилию после нее, — поклялся он, ища в бумажнике марку.

Он тяжело поднялся — жара была неимоверная! — и положил письмо в карман.

«Отправлю сам, так надежней, — подумал он, — а теперь хотел бы я знать, чем заняться». Он нахлобучил шляпу и вышел на слепящее солнце.

Сворачивая с площади возле главпочтамта, он заметил белый зонтик, которым махала ему из проезжающего экипажа Корал Хикс.

— Я знала, что найду вас, — торжествовала та. — Столько часов езжу по палящему солнцу, делаю покупки и заодно высматриваю вас.

Он озадаченно посмотрел на нее, слишком смущенный даже для того, чтобы удивиться, как она узнала о том, что он в Генуе; а та продолжала со сдержанной властностью, всегда заставлявшей его чувствовать себя в ее присутствии как музыкант оркестра под управлением деспотичного дирижера:

— Садитесь, пожалуйста, в экипаж, не заставляйте меня лишнюю минуту жариться на солнце. — Кучеру же крикнула: — Al porto . [17] — В порт (ит.) .

Ник Лэнсинг опустился на сиденье рядом с ней. Увидел груду пакетов у нее в ногах и почувствовал себя еще одним дополнением к ним. Он предположил, что она везет свою добычу на «Ибис» и его поднимут в салон на верхней палубе, чтобы продемонстрировать вместе с остальными вещами. Что ж, это поможет скоротать день — а к вечеру он придет к какому-нибудь решению относительно своего будущего.

На третий день после отъезда Ника почтальон доставил в палаццо Вандерлинов три письма, адресованные миссис Лэнсинг.

Первое было от Стреффорда, наскоро написанное в поезде и отправленное из Турина. В нем он коротко сообщал, что его позвал домой чудовищный несчастный случай, о котором Сюзи, вероятно, читала в ежедневных газетах. Он добавил, что напишет ей снова уже из Англии, и — в зачеркнутом постскриптуме: «Мне страшно хотелось увидеть тебя, чтобы попрощаться, но час был невозможно ранний. Привет Нику. Черкни мне словечко в Олтрингем».