Эдит Уортон - В лучах мерцающей луны

— Официант! Carte de vins! [28] Карту вин! (фр.) Какое шампанское предпочитаешь, Сюзи? — Он придирчиво выбрал лучшее из предлагавшегося ресторанным погребом, немного поворчал над буржуазным характером блюд. — Безусловно, еда сытная, но грубоватая, не находишь? Ну, я не возражаю… совсем не то, что кухня «Люкса». Новые ощущения… я целиком за новые ощущения, а ты, дорогая? — Он снова наполнил бокалы, закинул руку за спинку стула и улыбнулся ей со смущенной благожелательностью.

Его доверие росло пропорционально выпитому шампанскому.

— Полагаю, ты знаешь, по какому делу я здесь… по делу о разводе. Мы хотели устроить все тихо, без шума, и, конечно, Париж для этого самое лучшее место. Сам живи и другим жить не мешай; никаких вопросов не задают. Никаких тебе грязных газетенок. Великая страна. Никакого лицемерия… здесь понимают жизнь!

Сюзи смотрела и слушала. Она помнила, как люди думали, что Нельсон устроит скандал, когда все узнает. Он всегда был помешан на грубых анекдотах о неверных женах, и сама формулировка его вечных восклицаний — «Ага, застукал?» — словно намекала на постоянную озабоченность темой измены. Но сейчас было очевидно, что он, как говорится, проглотил горькую пилюлю, как все другие. Он и на миг не возвысился над собой обычным, взорвавшись негодованием, но остался, как был, мелким человеком среди мелких людей, и его рвение с улыбчивым оптимизмом заново отстроить свою жизнь напоминало Сюзи терпеливое усердие муравья, восстанавливающего разрушенный муравейник.

— Скажу тебе, эта свобода — великая вещь! В нынешние времена все по-другому, почему бы и браку не измениться? Человек может прекратить деловое сотрудничество; но священники хотят связать нас друг с другом на всю жизнь потому, что однажды мы приперлись в церковь и сказали перед одним из них «да». Нет-нет… это слишком легко. Мы уже ушли далеко вперед. Наука и все эти новые открытия… Знаешь, десять заповедей были созданы для человека, а не человек для заповедей; во всяком случае, в них ни слова нет против развода! Это я говорю моей бедной старой матушке, которая во всем полагается на Библию. Покажи, где там сказано: «Не разводись». Это ее бесит, бедную старушку, потому что она не может найти таких слов; и она не знает, как случилось, что не включили этот пункт… Мне думается, Моисей не включил его по той причине, что знал человеческую природу лучше, чем эти лицемерные нытики — нынешние священники. Не то чтобы они всегда строго следили за этим; но меня это ничуть не заботит. Сам живи и другим жить не мешай, так, Сюзи? Разве у всех нас нет права на увлечения? Я слышал, вы сами следуете нашему примеру. Превосходная идея: признаюсь, прошлым летом в Венеции я видел, что к этому идет. Застукал, так сказать! Старый Нельсон не так слеп, как люди думают. Давай-ка откупорим еще бутылочку за здоровье мистера и миссис Стрефф!

Сюзи поймала его руку, которой он делал знак сомелье. Этот жизнерадостный и говорливый Нельсон растрогал ее сильнее, чем какая-нибудь более героическая фигура.

— Хватит шампанского, пожалуйста, Нельсон. К тому же, — неожиданно добавила она, — это неправда.

Он уставился на нее:

— Неправда, что ты выходишь за Олтрингема?

— Да.

— Вот те на! Тогда почему же, черт возьми, ты бросила Ника? Увлечение, моя дорогая?

Она засмеялась и покачала головой.

— Уж не хочешь ли в таком случае сказать, что Ник во всем виноват?

— Я не знаю. Давай лучше поговорим о тебе, Нельсон. Я рада, что ты в таком бодром настроении. Я думала…

Он быстро перебил ее:

— Думала, я буду буйствовать… устрою стрельбу? Знаю — люди так думали. — Он покрутил усы, явно гордясь своей репутацией. — Да, может, день или два я был в ярости… но я философ в общем и целом. До того как заняться банковским делом, я сделал и потерял два состояния на Западе. И как я снова стал на ноги? Не застрелив никого, даже себя. Просто принялся за дело, начав все сначала. Вот так… вот так и сейчас. Начинаю все сначала.

Хвастливый тон его речи сменился унылым, неестественная оживленность сползла с лица, как маска, и на мгновение перед ней предстал настоящий человек, старый, опустошенный, одинокий. Да, именно так: одинокий, отчаянно одинокий, погружающийся в такие глубины неприкаянности, что любое лицо из прошлого было для него как обломок корабля для тонущего. Что бы он ни знал или о чем бы ни догадывался относительно роли, какую она сыграла в его крушении, вовсе не бездушие заставило его относиться к ней с такой всепрощающей теплотой, а то же ощущение собственной малости, ничтожности и изоляции, которое постоянно затягивало, как холодный туман, и ее горизонт. Неожиданно она почувствовала себя тоже старой — старой и невыразимо усталой.

— Приятно было увидеться с тобой, Нельсон. Но теперь мне надо домой.

Он не стал возражать, но попросил счет, опять принял беспечное выражение, раздавая щедрые чаевые официантам, и, вызвав такси, медленно вышел следом за ней.

Они ехали молча. Сюзи думала: «А как же Кларисса?» — но не осмеливалась спросить. Вандерлин закурил сигарету, мычал танцевальную мелодию и глядел в окно. Неожиданно она почувствовала его ладонь на своих руках.

— Сюзи… ты когда-нибудь видишься с ней?

— Вижусь… с Элли?

Он кивнул, не поворачивая к ней лица.

— Не часто… иногда… — выдавила она.

— Если увидишь, ради бога! скажи ей, что я счастлив… счастлив, как король… скажи, что сама могла убедиться в этом… — Голос его дрогнул. — Я… будь я проклят, если… если она будет переживать за меня… если возможно…

Сигарета выпала из его пальцев, он всхлипнул и закрыл лицо ладонями.

— Бедный Нельсон… бедный Нельсон, — прошептала Сюзи.

Пока их такси, гремя, проезжало Пляс-дю-Карусель и по мосту, он сидел рядом с ней, не отнимая рук от лица. Наконец он вытащил надушенный платок, вытер глаза и достал другую сигарету.

— Я в порядке! Так и скажи ей, Сюзи, хорошо? Было несколько моментов в прошлом, которые мне никогда не забыть, и из-за них я думаю о ней с благодарностью, а не со злостью. Прежде я не знал, что такое может быть… но это есть… А сейчас, когда все улеглось, я чувствую себя прекрасно — так и можешь ей сказать… Послушай, Сюзи… — он поймал ее руку, когда такси остановилось у ее гостиницы, — скажи ей, что я все понимаю, ладно? Я очень хочу, чтобы она это знала…

— Скажу, Нельсон, — пообещала она и поднялась одна в свою мрачную комнату.

Единственное, чего боялась Сюзи, так это того, что Стреффорд, вернувшись на другой день, отнесется к разговору предыдущим вечером как к «нервному припадку» и переведет все в шутку. Он, конечно, мог слишком сильно обидеться на ее выходку, чтобы искать встречи с ней сразу, — но нет, вряд ли, учитывая его легкий, современный подход к убеждениям и поведению. Возможно, больше всего его взволновало то, что она так открыто отказалась от обеда в посольстве.