Чарльз Диккенс - Прогулка на пароходе

Мистеръ Александеръ Бриггсъ не замедлилъ выразить несогласіе на это предложеніе. прѵ всемъ своемъ искреннемъ почтеніи къ мистеру Перси Ноаксу, какъ частному лицу, онъ полагалъ, что не должно было бы препоручать ему, мистеру Перси Ноаксу, такую огромную власть (всеобщее неудовольствіе). Мистеръ Бриггсъ полагалъ, что въ предназначаемомъ достоинствѣ мистеръ Перои Ноаксъ не будетъ дѣйствовать съ надлежащею справедливостью, безпристрастіемъ и благородствомъ; при этомъ онъ просилъ, чтобы слова его не принимались въ дурную сторону, потому что они сказаны были безъ всякаго намѣренія оскорбить особу мистера Перси Ноакса. Мистеръ Гарди защищалъ своего достойнаго друга голосовъ, сдѣлавшимся отъ душевнаго волненія и грога не совсѣмъ-то внятнымъ. Наконецъ, для скорѣйшаго окончанія дѣла, предложено было сдѣлать выборъ по большинству голосовъ: оказалось, что одинъ только голосъ изъявилъ несогласіе, а потому мистеръ Перси Ноаксъ провозглашенъ былъ избраннымъ, вслѣдствіе чего онъ и занялъ президентскій стулъ.

Дѣйствіе митинга продолжалось теперь съ величайшей быстротой. Президентъ объявилъ, по составленной имъ смѣтѣ, приблизительныя издержки на поѣздку, и каждый изъ присутствующихъ подписался на уплату своей доли. Потомъ слѣдовало разрѣшить вопросъ: должно ли нанять на этотъ случай пароходъ «Эндиворъ»? И снова мистеръ Александеръ Бриггсъ представилъ изъ себя оппозиціонную сторону: вмѣсто слова «Эндиворъ», онъ предложилъ написать «Фляй»; но предложеніе его было отвергнуто. Наконецъ началась самая важная церемонія, а именно: балотировка предлагаемыхъ членовъ общества. Для этой цѣди въ темномъ углу комнаты на столѣ поставили чайницу и каждому изъ присутствующихъ вручили по двѣ шахматныя пѣшки; одну черную, а другую бѣлую.

Вслѣдъ за тѣмъ президентъ съ величайшей торжественностію прочиталъ слѣдующій списокъ гостей, которыхъ предложилъ къ избранію: «мистриссъ Тонтонъ и ея двѣ дочери, мистеръ Визаль и мистеръ Симсонъ». Съ почтеніемъ приступили къ балотировкѣ, и оказалось, что мистриссъ Тонтонъ и ея двѣ дочери получили черныя пѣшки. Мистеръ Перси Ноаксъ и мистеръ Гардм обмѣнялись взглядами.

— Приготовленъ ли вашъ списокъ, мистеръ Бриггсъ? спросилъ президентъ съ соблюденіемъ величайшаго достоинства.

— Къ вашимъ услугамъ, отвѣчалъ Александеръ, передавая списокъ съ слѣдующими именами: — мистриссъ Бриггсъ и ея три дочери и мистеръ Самуель Бриггсъ.

Прежняя церемонія повторилась еще разъ, и — о, чудо! — на долю мистриссъ Бриггсъ съ ея дочерью выпали также черныя вѣшки. На лицѣ мистера Александера Бриггса отразилась безсмысленность, а остальное общество выражало крайнее изумленіе при этомъ непостижимомъ обстоятельствѣ.

Балотировка продолжалась; но одно маленькое обстоятельство, котораго мистеръ Перси Ноаксъ не предвидѣлъ при самомъ началѣ, помѣшало системѣ разработываться такъ, какъ онъ воображалъ: черныя пѣшки выпадали почти каждому. Мистеръ Александеръ Бриггсъ, побуждаемый чувствомъ возмездія, употреблялъ при каждомъ случаѣ дарованную ему власть исключать изъ общества предлагаемыхъ гостей, и результатъ былъ такого рода, что послѣ трехъ-часовой безпрерывной балотировки только три джентльмена удостоились избранія. Что прикажете дѣлать въ такомъ затрудненіи? оставалось два средства: или предоставить весь планъ совершенному разрушенію, или окончить дѣло полюбовнымъ образомъ. Послѣднему средству всего скорѣе можно было отдать преимущество, и потому мистеръ Перси Ноаксъ предложилъ прекратить балотировку, но чтобы каждый джентльменъ объявилъ попросту, безъ затѣй, кого онъ намѣренъ привести съ собой. Предложеніе было принято съ радостью. Тонтоны и Бриггсы получили право участвовать въ прогулкѣ, - и общество сформировалось.

Слѣдующая среда назначена была для торжественнаго дня, и рѣшено было единодушно, что каждый членъ комитета будетъ носить на лѣвой рукѣ бантъ изъ голубыхъ флорансовыхъ лентъ. Изъ объявленія мистера Перси Ноакса оказывалось, что пароходъ, предназначенный для поѣздки, принадлежалъ Общей Пароходной Компаніи и стоялъ у пристани подлѣ таможни, и такъ какъ мистеръ Перси предложилъ, чтобы обѣдъ и вина были доставлены лучшимъ оффиціянтомъ, то, cъ общаго согласія, рѣшили, что онъ, мистеръ Перси Ноаксъ, явится на пароходѣ къ семи часамъ утра назначеннаго дня, для наблюденія за распоряженіемъ, а остальные члены комитета съ избраннымъ обществомъ прибудутъ къ девяти часамъ. Грогъ повторился еще разъ; присутствующіе молодые люди произнесли нѣсколько праздничныхъ спичей; президентъ получилъ искреннюю благодарность, — и митингъ разошелся.

Во все это время стояла прекрасная погода, которая и продолжалась. Прошло воскресенье, и Перси Ноаксъ сдѣлался необыкновенно дѣятеленъ и суетливъ, и находился въ безпрерывномъ движеніи около пароходной пристани, къ крайнему изумленію писцовъ и къ величайшей выгодѣ голборнскихъ извощиковъ. Наступилъ вторникъ, и безпокойству мистера Перси Ноакса не было пpeдѣла: каждую минуту онъ подбѣгалъ къ окну посмотрѣть, не набѣгаютъ ли облачки на лазурное небо; а мистеръ Гарди привелъ въ изумленіе цѣлый кварталъ, заучивая, въ комнатахъ президента, новые куплеты, приличные предстоящему торжественному случаю.

Въ эту ночь тревоженъ былъ сонъ мистера Перси Ноакса: ему безпрестанно грезились смутныя видѣнія то отходящихъ отъ пристани пароходовъ, то гигантскихъ часовъ со стрѣлкой, указывающей на четверть десятаго, то безобразное лицо мистера Александера Бриггса, выглядывающаго черезъ бортъ парохода и оскалившаго зубы, какъ будто въ насмѣшку надъ его безплодными усиліями вскарабкаться на падубу. Наконецъ, мистеръ Перси Ноаксъ сдѣлалъ послѣднее усиліе — и проснулся. Яркое солнце весело озаряло его спальню, и мистеръ Перси Ноаксъ въ тотъ же моментъ схватился за часы, въ страшномъ ожиданіи увидѣть, что зловѣщія грёзы его осуществились.

Было только пять часовъ: Перси расчиталъ время, положивъ полчаса на туалетъ; а такъ какъ утро было прекрасное и отливъ былъ въ полномъ своемъ дѣйствіи, то мистеръ Ноаксъ рѣшился свободно прогуляться до переулка Страндъ и оттуда отправиться на лодкѣ къ пароходу.

Онъ одѣлся; торопливо представилъ извинительную причину, что не будетъ завтракать, и вышель изъ квартиры. Улицы имѣли такой опустѣлый видъ, какъ будто толпы народа въ послѣдній разъ наполняли изъ наканунѣ. Только изрѣдка показывались въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подмастерья, выбѣжавшіе на улицу съ заспанными глазами, чтобъ открыть ставни, изрѣдка встрѣчались блюстители порядка, или молочницы, медленно пробирающіяся по улицѣ. Слуги не начинали еще ни чистить дверей, и разводить огней, — однимъ словомъ, Лондонъ представлялъ изъ себя картину совершеннаго опустошенія.