Эдит Уортон - Век невинности

Но почему-то им не хватило времени, чтобы заехать еще и во Францию. Ачер вспоминал, как злился Даллас, когда вместо Реймса и Шартра ему предложили созерцать Монблан. Но Мэри с Билом с удовольствием отправились в горы, поскольку им предоставлялась чудесная возможность заняться альпинизмом. Они и без того уже достаточно долго умирали от скуки в Англии, неотступно следуя за своим старшим братом, который водил их по всем соборам и музеям. И Мэй, считая необходимым установить разумный баланс между физическими упражнениями своих детей и их интеллектуальной подготовкой, предложила компромиссное решение. После Швейцарии Ачер мог отправиться на пару недель в Париж, взяв с собой Далласа. Затем все встретились бы снова на итальянских озерах. Но Ачер отклонил это предложение.

«Нам нужно держаться всем вместе», — возразил он; при этом лицо Мэй просияло, ибо ее муж подавал благой пример их сыну.

После ее смерти два года назад, у Ачера больше не оставалось причин на то, чтобы жить по старинке. Дети уговаривали его отправиться в очередное путешествие: Мэри Чиверс надеялась, что «поход по галереям» позволит ему немного развеяться. Она ничуть не сомневалась в эффективности этого испытанного средства. Но Ачер отказался: старые привычки и воспоминания оказались сильнее его желания увидеть новые города.

И теперь, когда прошлое предстало перед его глазами, он с ужасом думал о том, что погряз в повседневной рутине. Человеку, изо дня в день послушно исполнявшему свой долг, сложно найти ему равноценную замену. Ему сложно адаптироваться к непривычным условиям. Во всяком случае, такого мнения придерживались люди его поколения. Они всегда проводили четкую линию водораздела между правдой и ложью, честью и бесчестьем, достоинством и ничтожностью. Поэтому, их горизонты всегда были закрытыми и не оставляли возможности для творческой фантазии. Но наступают моменты, когда воображение, обычно не выходящее за рамки повседневной жизни, вдруг раскрывает перед человеком еще ненаписанные страницы его будущего…

Ачер сидел в библиотеке и размышлял о том, что ему осталось в этой жизни. Как изменилось общество, в котором он вырос, и чьи устои согнули и поработили его? Он не раз вспоминал полушутливое пророчество бедняги Лоренса Лефертса, который много лет тому назад заявил в этой комнате, что, мол, если и дальше все так пойдет, их дети будут мечтать о браке с «Бьюфортовыми выродками».

Но именно это и делал сейчас его старший сын, которым он всегда так гордился! Собственно, он не только мечтал, но и готовился осуществить свою мечту в скором времени. И, как ни странно, его за это не порицали. Никто даже не удивился!

А тетя Далласа, мисс Дженни Ачер, которая и в бальзаковском возрасте выглядела почти так же, как и в молодые годы, достала изумрудное ожерелье и жемчуга своей матери и сама надела их на шею невесты трясущимися руками. И Фанни Бьюфорт вместо того, чтобы посетовать на то, что эти украшения не от парижского ювелира, вся просияла и долго расхваливала эти старинные драгоценности.

«Я в них буду в точности, как дамы на миниатюрах Исабея!» — воскликнула она.

Фанни Бьюфорт, возвратившаяся в Нью-Йорк в восемнадцатом году после смерти обоих родителей, легко завоевывала сердца мужчин, как и ее предшественница, мадам Оленская, тридцать лет тому назад. Но вместо того, чтобы отнестись к ней с недоверием, как к отверженной, общество с радостью приняло ее в свои ряды.

Она была очаровательным и интересным созданием. Разве еще что-нибудь нужно было девушке, чтобы покорять сердца? Кто из ее современников стал бы демонстрировать узость мышления, вменяя ей в вину полузабытые грехи отца и сомнительность ее происхождения? Только совсем пожилые люди помнили скандал, разразившийся в деловых кругах Нью-Йорка после неудачной махинации Бьюфорта, завершившейся его банкротством. Ходили слухи, что после смерти Реджины он сочетался тайным браком с известной особой по имени Фанни Ринг, и затем покинул страну вместе со своей новой женой и маленькой дочкой, унаследовавшей красоту матери. Одно время он жил в Константинополе, и потом уехал в Россию. Через двенадцать лет Бьюфорт объявился в Буэнос-Айресе, где, по словам очевидцев, обслуживал американских туристов, работая в одной крупной страховой компании.

Умерли Бьюфорты на склоне лет в достатке. И в один прекрасный день их осиротевшая дочь появилась в Нью-Йорке. Ее опекуном был назначен мистер Джек Велланд, брат Мэй, и его супруга привезла девочку обратно в Америку. Таким образом Фанни еще тогда породнилась с детьми Ньюлэндов Ачеров, и когда было объявлено о ее помолвке с Далласом, никто не был удивлен.

В наши дни страсть к путешествиям постепенно угасает. Появилось слишком много «деловых людей», озабоченных реформами и участием в различных движениях. Они слишком поглощены удовлетворением собственных прихотей, погоней за идеалами и удовольствиями, чтобы интересоваться жизнью своих соседей. И какое значение теперь имеет чье-либо прошлое в огромной калейдоскопе человеческой жизни? Все люди — атомы социума, вращающиеся в одном жизненном пространстве…

Ньюлэнд Ачер выглянул из окна своего номера в парижском отеле, и когда пред ним предстала все та же картина оживленных авеню, его сердце радостно забилось, как когда-то в молодые годы.

Ачер долго стоял так, прислушиваясь к биению сердца под жилеткой, и когда он вернулся в реальный мир, то почувствовал себя опустошенным и больным. Виски его горели. Он спрашивал себя, чем могло быть вызвано это легкое недомогание, и не находил ответа. Быть может, все дело в том, Что скоро Фанни Бьюфорт целиком и полностью завладеет его сыном? Нет, причина кроется совсем в другом.

«На самом деле, они все делают так же, как мы, только подходы у них несколько иные», — подумал он, вспоминая, с каким хладнокровием его сын объявил о своей помолвке, нисколько не сомневаясь, что семья одобрит этот выбор.

«Разница лишь в том, что эти молодые люди не сомневаются в том, что получат желаемое, а мы всегда думали, что не получим. И все же, почему так бьется сердце, если все уже заранее известно?»

День тому назад они прибыли в Париж, и теперь Ачер стоял у открытого окна, которое выходило на серебристый проспект, бравший свое начало от Вандомской площади. Он грелся в лучах по-весеннему теплого солнца и предавался размышлениям. Он согласился поехать за границу вместе с Далласом при одном условии: сын не должен был заставлять его посещать современные «дворцы».

«Конечно, нет проблем! — добродушно согласился Даллас. — Я поселю тебя в одном старомодном отеле. Его название — „Бристоль“».

Ачер потерял дар речи. Многовековая резиденция королей и императоров была превращена в «старомодный отель» со всеми удобствами!