Эдгар По - Мистер Вальдемар

Было уже за полночь, и я попросил врачей определить состояние м-ра Вальдемара. После самого тщательного исследования, они решили, что он находится в самом совершеннейшем магнетическом сне. Любопытство их было возбуждено в высшей степени. Д-р Ф. должен был уйти, но обещал воротиться с рассветом; д-р Д. решил продежурить всю ночь; студент-медик, фельдшер и сиделка тоже остались.

Мы не трогали м-ра Вальдемара до трех часов ночи; в это время я подошел к нему и нашел его совершенно в том же состоянии, в каком оставил его д-р Ф., а именно, пульс его был едва заметен, дыхание было уловимо лишь при приближении зеркала к губам, глаза были сомкнуты естественно, а члены были холодны и тверды, как мрамор. Но, в общем, перед нами был никак не труп.

Я стал водить своею рукою над рукой м-ра Вальдемара, с целью заставить ее следовать за моим движением. Такой опыт не удавался мне никогда, и я мало надеялся на успех и теперь, но, к моему изумлению, рука стала исполнять, хотя и слабо, все указываемые ей мною движения. Тогда я решился спросить: «Спите вы, м-р Вальдемар?» Он не ответил, но губы его слегка задрожали. Я повторил вопрос два раза, и при последнем моем возгласе по телу усыпленного пробежала легкая дрожь, веки его чуть-чуть приподнялись, обнаруживая линию белка, губы скривились, из-за них, едва слышно, раздались слова:

– Да… сплю теперь… Не будите… дайте умереть так.

Я дотронулся до его оконечностей; они были в том же окоченении, как и прежде. Правая рука повиновалась снова движениям моей руки. Я спросил снова:

– Чувствуете вы все еще боль в груди, м-р Вальдемар?

Ответ не замедлил в этот раз, но его едва уже можно было расслышать:

– Не чувствую… я умираю.

Я не счел нужным тревожить его еще более до прихода д-ра Ф., который явился на рассвете и крайне изумился, найдя м-ра Вальдемара еще живым. Пощупав ему пульс и поднеся зеркало к его губам, он попросил меня предложить замагнетизированному субъекту еще вопрос. Я исполнил его желанию, произнеся:

– Спите вы еще, м-р Вальдемар?

Как и прежде, прошло несколько мгновений, в продолжение которых усыпленный как бы собирал все свои силы, чтобы ответить. Я повторил вопрос раза четыре и, наконец, послышался тихий, почти неуловимый шепот:

– Да… сплю еще… умираю…

Доктора были того убеждения, что смерть наступит, действительно, через несколько минут, и потому находили, что надо оставить умирающего в покое; я не согласился с ними, однако, и повторил снова тот же вопрос, но, пока я еще говорил, наружность м-ра Вальдемара заметно изменилась. Веки его медленно приподнялись, глаза закатились вверх, кожа приняла совершенно белый оттенок, и два круглые пятна, ярко алевшие на его щеках, внезапно погасли. Я употребляю выражение «погасли», потому что это мгновенное исчезновение их невольно напомнило мне свечу, погашенную чьим-нибудь дуновением. В то же время, верхняя губа заворотилась вверх, так что зубы оскалились, а нижняя челюсть отпала, и рот открылся широко, выставляя на вид вспухший и посиневший язык. Все мы, бывшие в комнате, были привычны к страшным картинам людской кончины, но то, что представлялось теперь нашим глазам, было до того отвратительно и ужасно, что мы невольно отступили подалее от трупа.

То, что я буду рассказывать далее, покажется совершенно невероятным, я это знаю; тем не менее, считаю своим долгом продолжать.

Не замечая более никакого признака жизни в теле м-ра Вальдемара, – смерть была слишком очевидна, – мы хотели уйти, оставя покойника под присмотром фельдшера, но вдруг язык мертвеца быстро зашевелился. Это продолжалось с минуту, после чего из растянутого и неподвижного рта послышался голос, описывать который было бы только безумием с моей стороны. Я могу, конечно, сказать, что он звучал хрипло, глухо, отрывисто, но это не даст понятия о нем в том целом, для которого нет выражений, по той простой причине, что человеческий слух не поражался никогда подобными звуками. Две подробности могут, однако, характеризовать его отчасти, определяя его нечеловеческое свойство. Во-первых, этот голос слышался как будто издалека, из какой-нибудь подземной пещеры; во-вторых, он производил на меня то впечатление… – боюсь, что покажусь непонятным!… – то впечатление, которое мы испытываем, прикасаясь к чему-нибудь слизистому и липкому… Но слова выговаривались отчетливо, даже с резкой отчетливостью. Отвечая, очевидно, на предложенный мною последний вопрос, м-р Вальдемар произнес:

– Да… нет… я спал прежде… а теперь… теперь… я мертв.

Никто из нас даже не попытался скрыть своего ужаса при этих словах, произнесенных таким голосом. Впечатление было потрясающее. Студент-медик упал в обморок, фельдшер и сиделка убежали и не соглашались вернуться; что касается моих собственных ощущений, то я и не берусь передать их читателям. Мы провозились с час, стараясь привести в чувство м-ра Л., и лишь когда он опомнился, обратились снова к м-ру Вальдемару.

Он был все в том же положении; на зеркале, подносимом к его рту, не оставалось никаких следов, обнаруживающих дыхание. Попытка пустить ему кровь из руки оказалась безуспешной. Вместе с тем, эта рука не повиновалась более моей, как я ни старался заставить ее следовать за моими движениями. Единственным доказательством продолжения месмерического влияния на пациента, было дрожание его языка при каждом моем вопросе. М-р Вальдемар как бы старался отвечать мне, но у него не хватало на то силы воли… К вопросам, обращаемым к нему другими лицами, он оставался совершенно нечувствительным, несмотря на то, что я приводил каждого члена нашего общества в магнетическое сообщение с ним.

Полагаю, что я уяснил теперь достаточно, в каком состоянии находился м-р Вальдемар. Мы позаботились найти людей для присмотра за ним и ушли все: оба доктора, студент и я, в десять часов утра. Но среди дня, мы воротились опять, чтобы освидетельствовать нашего пациента. Положение его нисколько не изменилось, и мы стали рассуждать о целесообразности и возможности его разбудить, но сошлись без труда на том мнении, что это будет бесполезно. Было очевидно, что процесс смерти (или того, что называется обыкновенно этим словом) был остановлен влиянием магнетизма, вследствие чего, разбудив м-ра Вальдемара, мы только привели бы тело его к разложению.

На основании этого, мы оставили его в покое и, начиная с того времени и до прошлой недели, то есть, в течение семи месяцев, только навещали его ежедневно, приглашая с собою, иной раз, посторонних врачей или других знакомых. Положение м-ра Вальдемара не изменялось в продолжение всего этого периода.

Но в прошлую пятницу, мы решили попытаться его разбудить, и весьма возможно, что именно грустный исход нашего опыта послужил поводом ко всем толкам, распространившимся в публике, и к совершенно превратному, по моему убеждению, взгляду здешних светских людей на предметы науки.