Эдгар По - Ты убийца

Что касается до этого, то лучшего вожака нельзя было и выбрать, так как «Старый Чэрли» славился своим рысьим глазом. Но, хотя он водил свой отряд по таким трущобам и таким дорогам, о которых никто по соседству даже понятия не имел, прошла целая неделя, не подвинув дела ни на шаг. Никакого следа пропавшего Шотльуорти не оказывалось. Впрочем, «никакого следа» надо понимать не буквально. След был, именно оставленный копытами лошади (он распознавался, благодаря особой форме ее подков); видно было, что бедный старик отъехал мили на три от Рэтльборо по большой дороге, ведущей в соседний город, но здесь следы поворачивали в проселок, тянувшийся, через небольшой перелесок и укорачивавший путь на полмили. Руководствуясь следами, люди дошли до прудка с стоячей водою, полузакрытого камышами. Следы копыт исчезали здесь. Но, по-видимому, на этом месте происходила борьба, и какое-то большое тело, больше чем человеческое, было протащено от дороги к прудку. Обыскали баграми весь прудок, но не нашли ничего, и все хотели уже идти назад, когда небо внушило м-ру Гудфелло мысль, спустить воду из этого прудка. Такое предложение было принято с единогласным одобрением и все спешили поздравить «Старого Чэрли» с его находчивостью. Работа была выполнена очень скоро и с успехом, и когда дно несколько обнажилось, то среди ила показался черный, бархатный камзол, который был тотчас же признан всеми за принадлежавший м-ру Пеннифазеру. Этот камзол оказался изорванным и испачканным кровью, и многие из присутствовавших припомнили тотчас, что видели его на молодом человеке именно в то утро, когда уехал м-р Шотльуорти, а другие свидетельствовали с той же уверенностью, что в остальное время того дня Пеннифазер был уже в другом камзоле. Не находилось, наконец, ни одного человека, который видел бы на Пеннифазере «этот» камзол после рокового дня.

Дело принимало худой оборот для Пеннифазера и возникавшие против него подозрения перешли в очевидность, когда он страшно побледнел и не нашелся совсем, что ответить на предложенные ему вопросы. Тотчас же те немногие лица, которые знались еще с ним, не смотря на его распутство, отступились от него и стали требовать еще громче, чем его явные и давнишние недруги, чтобы его немедленно посадили под стражу. Но тут-то и выказалось во всем своем блеске великодушие м-ра Гудфелло. Он заступился горячо и красноречиво за юношу, напирая несколько раз в своей речи на то, что он, Гудфелло, охотно прощает свою обиду этому молодому джентльмену, – «наследнику достойного м-ра Шотльуорти», – обиду, нанесенную ему, Гудфелло, «в гневном порыве». – Я прощаю ему от всей души, говорит «Старый Чэрли», и вместо того, чтобы настаивать на подозрениях, которые, к сожалению, возникают против м-ра Пеннифазера, буду стараться из всех сил, употреблю все свое слабое красноречие на то, чтобы… чтобы… смягчить, по возможности, насколько позволяет мне совесть, несчастный оттенок этого дела… М-р Гудфелло продолжал говорить с полчаса в том же духе, к большой чести своего сердца и ума, – но горячность и доброта часто неудачны в своих выражениях; они вовлекают усердствующего на чью-нибудь пользу в промахи, в обмолвки, так что, при самых благих намерениях, такой адвокат часто более вредит своему клиенту, нежели обеляет его. Так и в данном случае, хотя «Старый Чэрли» серьезно старался на пользу подозреваемого лица, и произносил каждое слово вовсе не с целью возвыситься в глазах своих сограждан, оно попадала не в цель и только усиливало общие подозрения, доводя до ярости негодование толпы против Пеннифазера. Одним из самых непростительных промахов оратора было наименование заподозренного «наследником почтеннейшего м-ра Шотльуорти». Никто не помышлял о таком отношении до тех пор. Помнили только, что старик грозил племяннику года два тому назад, лишить его наследства (других родных у него не было), и все думали, что это дело уже и покончено, до того были просты жители Рэтльборо! Слова «Старого Чэрли» заставили их подумать, что угроза дяди так и могла остаться только угрозой. И непосредственно из этой мысли вырос вопрос: «Cui bono?…» вопрос, усиливавший подозрение против молодого человека еще более, нежели находка его камзола. При этом случае, ради того, чтобы быть хорошо понятым, я замечу, что простое и краткое латинское выражение: «Cui bono?» переводится и истолковывается всегда неточно. «Cui bono» во всех забористых романах, – например, в издаваемых мистрис Гор (автор «Сесиль»), которая приводит цитаты на всех языках, начиная с халдейского и кончая чикасавским (причем она руководится, в случае нужды, систематичным сводом Бекфорда) – во всех этих сенсационных романах – Бульвера, Диккенса и прочих, – два краткие латинские слова переводятся: «ради какой цели?» (что выражалось бы словами: «quo bono» ), между тем как, по точному переводу, следует разуметь: «кому на пользу?» Это юридическая фраза, применимая в случаях, подобных описываемому, то есть, таких, в которых вероподобие личности убийцы совпадает с вероподобием выгоды, которую он может извлечь из совершенного преступления. В данном случае «cui bono?» весьма говорило против Пеннифазера. Его дядя, сделав завещание в его пользу, грозил ему изменить свою волю, однако, как оказывалось, не привел в исполнение этого намерения. Если бы завещание было изменено, то единственным поводом к убийству могло быть мщение со стороны племянника; но и тут его удержала бы надежда снова заслужить расположение дяди. Но при наличности завещания и угрозы, висевшей над головой молодого человека, было ясно, что боязнь лишиться наследства могла вовлечь его в ужасное преступление. Так решили, весьма основательно, почтенные граждане Рэтльбора.

На основании этого Пеннифазер был тут же арестован, после чего все, поискав еще немного, повели его обратно в город. Дорогою случилось еще нечто, подтвердившее общие подозрения. М-р Гудфелло, шедший впереди всех, вдруг сделал несколько быстрых шагов еще далее, остановился и поднял из травы какой-то мелкий предмет. Поглядев на него, он хотел уже запрятать его в карман, но движение его было замечено, несколько человек успели подбежать к нему, и он был вынужден показать испанский нож, который человек двенадцать признали за принадлежащий Пеннифазеру. Да на черешке его был и выгравирован его вензель, а лезвие было запятнано кровью!

Нечего и говорить, что это разгоняло последние сомнения, и что Пеннифазер был немедленно предан суду. Положение его еще ухудшилось его ответами при допросе. Спрошенный о том, как он проводил утро того дня, в который пропал м-р Шотльуорти, он нагло заявил, что был на охоте, именно неподалеку от того прудка, в котором был найден его камзол, благодаря догадливости м-ра Гудфелло.