Эрнест Хемингуэй - Последние хорошие места

Он тихо подошел к шалашу. Сестра не услышала его шагов. Она лежа читала. Глянув на нее, он тихо, чтобы не испугать ее, заговорил:

— Что ты с собой сделала, ты, мартышка?

Она обернулась, увидела его, улыбнулась, тряхнула головой.

— А я их остригла,— сказала она.

— Чем?

— Ножницами. А ты думал, чем?

— Как же ты смотрела, где стричь?

— Брала и отрезала. Очень просто. Похожа я на мальчишку?

— На мальчика-дикаря с дикого острова Борнео.

— Я же не могла постричься под пай-мальчика из воскресной школы? Совсем по-дикарски выглядит? Ужасно здорово,— сказала она.— Теперь я по-прежнему твоя сестра, но я еще и мальчишка. Как ты думаешь, я стала теперь мальчишкой?

— Нет.

— Жалко.

— Ты чокнутая, Махоня.

— Может, и чокнутая. Я похожа на идиотика.

— Немножко.

— Можешь подровнять. Тебе видно, сделай под гребешок.

— Придется сделать поаккуратнее, но ненамного. Ты голоден, братец-идиотик?

— А можно, я буду братцем-неидиотиком?

— Я не хочу выдавать тебя за своего брата.

— Теперь уж придется, Ники, неужели не понимаешь? Это обязательно нужно было сделать. Я бы попросила тебя, но раз все равно надо, то я решила сделать тебе сюрприз.

— Мне нравится,—сказал Ник.— Черт с ним со всем, мне очень нравится.

— Огромное тебе спасибо, Ники. Я тут легла и хотела отдохнуть, как ты сказал, но я только все лежала и думала, что бы для тебя сделать. Решила достать тебе убойных капель в каком-нибудь салуне какого-нибудь города вроде Шебойгана, полную банку из-под жевательного табака.

— И кто бы тебе их дал?

Ник опустился на землю. Сестра села к нему на колени, обняла за шею и потерлась о его щеку стриженой головой.

— Мне их дала Королева Шлюх,— сказала она,— Знаешь, как называется салун?

— Нет, не знаю.

— Большой королевский отель-магазин-бар «Золотая монета».

— Что ты там делала?

— Была помощницей Королевы Шлюх.

— Что должна делать помощница шлюхи?

— Ой, она носит ее шлейф во время прогулок, распахивает дверцу кареты и провожает к нужному номеру. В общем, вроде фрейлины.

— Что она должна говорить?

— Все что захочет, кроме грубостей.

— Например, братец?

— Например, так: «О, мадам, в жаркий день, подобный сегодняшнему, должно быть, как утомительно ощущать себя птичкой в позолоченной клетке». Вот, вроде этого.

— Что отвечает шлюха?

— Она отвечает: «Да, о, ах, ну конечно же. Это безусловная прелесть». Потому что та шлюха, которой я прислуживала, низкого происхождения.

— А ты какого происхождения?

— Я не то сестра, не то брат мрачного писателя, причем я очень деликатно воспитана, что делает меня очень желанной, с точки зрения главной шлюхи и ее свиты.

— Убойные капли получила?

— А как же! Она сказала: «Душенька, возьмите эти никчемные капельки». Я говорю: «Спасибо». А она: «Передавайте привет вашему мрачному брату. Если он будет в Шебойгане, пусть непременно остановится в нашем отеле».

— Брысь с моего колена,— сказал ей Ник.

— Вот, точно так они и говорят в «Золотой монете»,— сказала Махоня.

— Надо заняться ужином. Проголодалась?

— Я сделаю ужин.

— Нет,— сказал Ник.— Ты лучше рассказывай.

— Как ты думаешь, Ники, нам будет хорошо здесь?

— Нам уже хорошо.

— Хочешь, расскажу, что я еще для тебя сделала?

— Перед тем как ты решила сделать что-то практичное и остриглась?

— Еще какое практичное. Ты подожди, пока я скажу. Можно, я тебя

поцелую, пока ты будешь готовить ужин?

— Я тебе чуть погодя отвечу. Так что ты хотела сделать?

— Наверно, я прошлой ночью морально пала, когда стащила виски. Как ты считаешь, этого одного достаточно для морального падения?

— Нет. И вообще, бутылка была открыта.

— Ага. Но я взяла на кухне пустую бутылку объемом в пинту и целую бутылку в кварту, налила пинтовую бутылку дополна, немножко пролила на ладонь, взяла и слизнула, а после подумала, что это и есть мое моральное падение.

— Понравилось?

— Ужасно крепко, щекотно, и немножко стало тошнить.

— Значит, ты еще не пала морально.

— Вот и хорошо, потому что если бы я морально пала, как бы я могла оказывать на тебя хорошее влияние?

— Не знаю,— ответил Ник.— Так что же ты собиралась сделать?

Он разжег костер, пристроил сковородку и нарезал на нее ломтиками бекон. Сестра, обхватив колени, наблюдала за ним, потом расцепила пальцы, опустила одну руку к земле, оперлась на нее, а ноги вытянула. Она тренировалась быть мальчиком.

— Надо учиться правильно держать руки.

— Не тяни их к голове.

— Я знаю. Было бы проще подражать какому-нибудь мальчишке — моему ровеснику.

— Подражай мне.

— Думаешь, получится правильно? А ты не будешь смеяться?

— Посмотрим.

— Ха, не хотела бы я опять стать девочкой, пока мы не дома.

— Об этом не беспокойся.

— Плечи у нас одинаковые, ноги тоже похожи.

— Что же ты собиралась для меня сделать?

Ник жарил форель. Он отколол от упавшего ствола новое полено и бросил его в костер. Полоски бекона свернулись бурыми спиралями. От костра пахло форелью, жарившейся в растопленном сале. Ник полил рыбу жиром, перевернул, полил с другой стороны. Темнело. Он завесил костер куском брезента, чтобы не был виден огонь.

— Что ж ты хотела сделать? — повторил он. Махоня, наклонившись, плюнула в сторону огня.

— Ну как?

— В сковородку не попала.

— Ой, жуткую штуку. Я это прочитала в Библии. Я хотела взять три кола, по одному для каждого, и вогнать в висок мальчишке и тем двум, когда они будут спать.

— Чем ты их собиралась вгонять?

— Молотом с заглушающей прокладкой.

— И из чего бы ты сделала прокладку?

— Еще как сделала бы.

— Тяжелое это дело — колы вгонять.

— Ну и что, та женщина в Библии смогла, а я видела, что они спят пьяные, и раз я ходила ночью рядом и виски украла, так почему бы не сделать все до конца? Тем более что про это есть в Библии.

— Насчет прокладок в Библии нет.

— Наверно, я с веслами перепутала.

— Может быть. Но мы решили никого не убивать, ты из-за этого и пошла со мной.

— Да, конечно. Но знаешь, Ники, нас с тобой так и тянет на преступление. Мы не похожи на остальных. И потом, я подумала, что если я морально пала, так чтоб хоть польза была.

— Ты чокнутая, Махоня. Послушай, тебе можно чай перед сном?

— Не знаю. Я дома только мятный пила.

— Я сделаю слабый и добавлю сгущенного молока.

— Ники, если у нас мало, не добавляй.

— Вкуснее чай будет.

Они сели ужинать. Ник отрезал четыре куска черного хлеба и два из них обмакнул в растопленный жир. Они съели хлеб и съели форель, с поджаристой корочкой сверху и очень вкусную и нежную изнутри. Скелеты они бросили в огонь, а потом доели бекон, положив его на оставшиеся куски хлеба. Когда Махоня выпила чай, Ник заткнул двумя щепками дырки в банке сгущенки.