Эрнест Хемингуэй - Последние хорошие места

— Можешь звать их искателями приключений, мне все равно,— сказала она ему однажды в постели,— Со мной чего только не бывало, но тебе, по-моему, до сих пор неплохо со мной, а?

Отдыхающие нравились ей за то, что некоторые из них были людьми культурными. Мистер Джон говорил, что она так же любит культуру, как лесорубы любят знаменитый жевательный табак «Несравненный». Тягу к культуре он уважал в ней по-настоящему, потому что, по ее словам, она так же тянулась к культуре, как он к хорошему виски. Она говорила:

— Паккард, это не твоего ума дело. Я не собираюсь докучать тебе своей культурой, но мне с нею лучше живется.

Мистер Джон отвечал, что она может набираться культуры, пока не лопнет, лишь бы ему не пришлось ездить в Шатокуа или на курсы самоусовершенствования. Ему доводилось бывать на загородных митингах и молитвенных собраниях, но в Шатокуа [1] Шатокуа — городок на берегу одноименного озера в штате Нью-Йорк, вошло в американский вариант английского языка как синоним культурно-нравственного движения в США в XIX веке. — никогда. Он говорил, что митинги и собрания тоже дрянь, но, по крайней мере, иногда те, кого они всерьез разжигают, вступают потом в интимные сношения. Он, однако, не помнил, чтобы хоть кто-нибудь по окончании митинга или собрания оплатил счет. Побывав на собрании, где выступал великий проповедник по имени Цыган Смит, говорил Джон Нику Адамсу, миссис Паккард наверняка бы забеспокоилась относительно спасения его, Джона Паккарда, бессмертной души, но оказалось, что он похож на Цыгана Смита, и все кончилось как нельзя лучше. А вот в Шатокуа делалось что-то совсем непонятное. Может, культура лучше религии, думал мистер Джон, не идя, впрочем, дальше холодных рассуждений. Все ж таки они по ней впрямь с ума сходят. Однако он понимал, что тяга к культуре — это не просто придурь.

— Для них это важно,— говорил он Нику Адамсу,— Для них это, наверное, вроде экстаза у трясунов, только идет от ума. Как-нибудь присмотрись и расскажи мне, что ты об этом думаешь. Раз ты собираешься стать писателем, тебе надо узнавать поскорей, не то они сильно опередят тебя.

Мистер Джон говорил, что любит Ника Адамса за неутраченный первородный грех. Ник Адамс не понимал, но гордился.

— Тебе нужно иметь в чем каяться, дружок,— говорил мистер Джон,— Это, может быть, лучшее, что бывает. Каяться или нет, ты потом решай сам, но иметь это нужно.

— Я не хочу делать ничего дурного,— отвечал Ник.

— А я тебе и не предлагаю,— говорил мистер Джон.— Ты просто живи и совершай поступки. Не лги и не воруй. Всем приходится лгать, но ты выбери для себя кого-нибудь, чтобы ему уже не лгать никогда.

— Я выбираю вас.

— Годится. Никогда не лги мне ни в чем, а я не буду лгать тебе.

— Попробую,— сказал ему тогда Ник.

— Нет, — сказал мистер Джон.— Здесь надо быть точным.

— Ладно,— сказал Ник.— Я никогда не буду лгать вам.

— Что с твоей девушкой?

— Говорили, что она работает где-то на Юге.

— Красивая была девушка. Всегда мне нравилась.

— Мне тоже,— сказал Ник.

— Старайся меньше переживать.

— Не могу,— сказал Ник, — Она ведь не виновата. Такая уж она есть. Если бы я ее опять встретил, я бы снова не удержался.

— Кто знает.

— Правда, я постарался бы удержаться.

Думая о Нике, мистер Джон прошел за конторку, где его ждали двое. Он оглядел их с высоты своего роста, и они ему оба не понравились. Местного инспектора Ивенса он не любил и не уважал, но при виде приезжего Паккард сразу почуял, что тот опасен. Он еще не успел понять, почему, но заметил, что у приезжего инспектора были очень холодные глаза и очень тонкие губы, тоньше, чем бывает обычно от жевания табака. На цепочке от часов у него висел настоящий лосиный клык. Великолепный клык, не иначе как от взрослого, пятилетнего быка. Отличный клык. Мистер Джон посмотрел снова на него, потом перевел взгляд туда, где оттопыривала плащ висевшая под мышкой кобура.

— Вы этого лося убили из пушки, которая у вас под плащом висит? — спросил мистер Джон.

Приезжий инспектор глянул на него неодобрительно.

— Нет, — сказал он,— Этого лося я убил в Вайоминге на шоссе из «Винчестера 45—70».

— Вы вообще знатный стрелок, видать, — сказал мистер Джон и посмотрел вниз. — И ноги подходящие. Так вам нужна эта пушка, чтобы охотиться на мальцов?

— Вы про каких мальцов говорите? — спросил приезжий инспектор. Он был настороже.

— Я про мальца, которого вы ищете.

— Вы сказали — мальцов,— напомнил приезжий.

Мистер Джон понял, что надо быть осторожнее.

— А что Ивенс припас для мальчугана, который дважды вздул его сына? Надеюсь, вы хорошо вооружены, Ивенс. Этот парнишка мог бы отколотить и вас.

— Почему бы вам не привести его к нам, мы бы померились,— сказал Ивенс.

— Вы сказали «мальцов», мистер Джексон,— повторил приезжий,— Что вы имели в виду?

— Тебя имел, сучий хвост,— сказал мистер Джон.— Мразь косолапая.

— Раз уж пришла охота так разговаривать, почему бы вам не выйти из-за конторки? — спросил приезжий.

— Ты разговариваешь с почтмейстером Соединенных Штатов,— сказал мистер Джон,— и у тебя только один свидетель, да и тот — Ивенс — говенное рыло. Надеюсь, ты понял, почему его зовут говенным рылом. Помозгуй. Ты же у нас детектив.

Паккард был счастлив. Бросившись в атаку, он ощутил себя как в былые дни, когда он еще не добывал свой хлеб, обслуживая и обихаживая отпускников, покачивавшихся в деревянных креслах на веранде гостиницы с видом на озеро.

— Ну, Косолапый? Теперь я тебя узнал. Забыл меня, Косолапый?

Приезжий снова посмотрел на него, но не вспомнил.

— Я видел тебя в Шайени, в день, когда повесили Тома Хорна,— сказал ему мистер Паккард,— Ты был с теми, кто заманил его лживыми посулами. Забыл? Забыл, кто держал салун в Индейском Логе, когда ты работал на тех, кто решил убрать Тома? Не потому ли ты кончил тем, чем ты кончил? Совсем память отшибло?

— Когда же ты вернулся сюда?!

— Через два года после того, как Тома вздернули.

— Провалиться мне на этом месте.

— Помнишь, как я тебе отдал лосиный клык, когда мы сматывались из Грейбулла?

— Еще бы. Вот что, Джим, мне нужно взять этого парня.

— Меня зовут Джон,— сказал мистер Джон,— Джон Паккард. Иди сюда, выпей. Тебе еще предстоит познакомиться с этим типом. Его зовут Ивенс — мерзкая рожа. Вообще-то здесь его все зовут говенным рылом. Я его так, по доброте душевной переназвал.

— Мистер Джон,— сказал мистер Ивенс,— почему вы не хотите вести себя лояльно и дружелюбно?

— Я тебя просто переназвал, верно? — сказал ему мистер Джон,— Чем, собственно, я вам могу помочь, ребятки?

Мистер Джон протянул руку назад, снял с полки бутылку и протянул приезжему.