Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом!

– Конечно. Непременно. С удовольствием, – сказал я.

– Вот и славно. Я сегодня обязательно должна вернуться в Лондон, у нас пирушка в Беркли, но я могу немного опоздать, это не страшно. Мы придем около половины восьмого, а после ужина можешь сводить нас в кино.

– Вас?

– Ну да, Клементину и меня.

– Ты хочешь сказать, что приведешь с собой это чудовище – свою кузину?

– Конечно. Неужели ты не хочешь доставить ребенку удовольствие в день его рождения? И она вовсе не чудовище. Напротив, очень милая девчушка. Она совсем не будет нам в тягость. Тебе только придется потом отвести ее в школу. Тебя это, конечно, не затруднит?

Я насторожился:

– В чем заключается процедура отведения ее в школу?

– То есть как – в чем?

– Как-то раз, когда меня залучили в школу для девочек, директриса, знаешь, такая строгая дама с глазами-буравчиками, настояла на том, чтобы я обратился к этим юным озорницам с речью о нравственном совершенствовании и будущем, которое их ждет. Надеюсь, сегодня этого не случится?

– Конечно, нет. Вы подойдете к парадной двери, ты позвонишь, и ее впустят.

Я задумался:

– Кажется, это не выходит за пределы наших возможностей, да, Дживс?

– Я хотел бы надеяться, что вы правы, сэр, – процедил Дживс сквозь зубы. Тон у него был холодный, на лице я прочел выражение: «Если бы вы ко мне прислушались…», которое меня ужасно раздражает. Иногда Дживс становится похож на одну из моих тетушек.

– Хорошо, – сказал я снова, и на этот раз подчеркнуто, пренебрегая сигналами, которые подавал мне Дживс. – Итак, жду вас в половине восьмого. Не опаздывайте. И проследи, – добавил я, чтобы показать, что под улыбчивой внешностью скрывается твердый характер, – чтобы ребенок помыл руки и чтобы он не шмыгал носом.

Признаюсь честно, я не горел желанием общаться с кузиной Бобби Уикем, Клементиной, но обязан сказать, что она оказалась не такой кошмарной, как можно было ожидать. Я давно заметил, что, знакомясь со мной, маленькие девочки обычно начинают хихикать. Хихикают и таращат глаза. Поднимаю взгляд, а девчушка уставилась на меня с таким видом, будто не верит, что такие люди бывают на свете. Мне кажется, они стараются хорошенько запомнить каждую особенность моих манер, чтобы потом передразнивать меня и смешить подружек.

К Клементине все вышесказанное не имело никакого отношения. Она была спокойным, ангелоподобным ребенком лет тринадцати – вернее, учитывая, что это был как раз день ее рождения, – ровно тринадцати лет. Ее взгляд выражал молчаливое восхищение. Руки были безукоризненно чисты, и носом она не хлюпала. За ужином, во время которого ее поведение оказалось просто безупречным, она сочувственно слушала, глядя мне в рот, когда я с помощью вилки и двух горошин объяснял ей, как сегодня мой соперник загнал меня в угол.

В кино она тоже вела себя выше всяких похвал и в конце вечера мило и искренне поблагодарила меня. Я остался очень доволен ребенком, о чем и сообщил Бобби, помогая ей усесться в ее спортивный автомобиль.

– Я же говорила тебе, что она прелесть, – сказала Бобби, нажимая на стартер и готовясь сломя голову мчаться в Лондон. – Я уверена, что в этой школе ее недооценивают. Там всегда всех недооценивают. Когда я там училась, меня тоже недооценивали.

– Недооценивают? Каким образом?

– Ой, да разные способы существуют. Но чего еще ожидать от такой дыры, как школа Святой Моники?

Я вздрогнул:

– Святой Моники?

– Ну да, так она называется.

– Значит, ребенок из школы Святой Моники?

– А что здесь такого?

– А то, что мисс Маплтон – старинная приятельница моей тетки Агаты.

– Знаю. Именно твоя тетя Агата убедила мою маму отправить меня в эту дыру, когда я была маленькая.

– Послушай, – озабоченно сказал я, – когда ты сегодня днем заходила в школу, ты никому не проговорилась, что встретила меня в Бингли?

– Нет.

– Слава Богу! – облегченно вздохнул я. – Понимаешь, если бы мисс Маплтон узнала, что я здесь, то, конечно, сочла бы, что я должен ее навестить. А так я уеду завтра, и кончено. Да, но вот проклятие, – сказал я, хлопнув себя по лбу, – как мне быть сегодня?

– А что сегодня?

– Разве я не должен ее повидать? Не могу же я позвонить, втолкнуть ребенка в дверь и смыться. Тетя Агата никогда мне этого не простит.

Бобби посмотрела на меня как-то странно, задумчиво, что ли.

– Кстати, Берти, – сказала она, – я как раз хотела обсудить с тобой этот вопрос. На твоем месте я бы не стала звонить в парадную дверь.

– Да? Почему?

– Ну, понимаешь, тут вот в чем дело. Считается, что Клементина уже спит. Они отправили ее спать как раз перед тем, как я пришла. Подумать только! В день рождения, можно сказать, в самый разгар дня рождения! И за что! Только за то, что девочка кинула кусочек шербета в чернила, чтобы послушать, как они зашипят!

У меня в глазах потемнело.

– Ты хочешь сказать, что паршивая девчонка сбежала без разрешения?

– Да. Вот именно. Улизнула, когда никто не видел. Ей так хотелось вдоволь поесть. Вообще-то я должна была сказать тебе об этом с самого начала, но мне не хотелось портить вечер.

В обхождении с прекрасным полом я, как правило, истинный рыцарь – учтив, добродушен, изыскан. Но бывают обстоятельства, когда я способен произнести язвительные, резкие слова, и сейчас я их произнес.

– Ах так! – сказал я.

– Не волнуйся, все будет хорошо.

– Да уж, лучше некуда, – процедил я сквозь зубы. – Какие тут волнения и тревоги? Я возвращаюсь с ребенком, эта Маплтон буравит меня взглядом сквозь очки в стальной оправе, минут пять приятного общения, я удаляюсь, а эта самая Маплтон бежит к секретеру и строчит подробный отчет тетке Агате. Представить, что за этим последует, мое воображение отказывается. Уверен, что на этот раз тетка Агата побьет все свои прежние рекорды.

Бобби укоризненно поцокала языком:

– Берти, не гони волну. Тебе надо научиться не нервничать по пустякам.

– По пустякам?!

– Все прекрасно устроится, вот увидишь. Правда, тебе придется прибегнуть к небольшой уловке, чтобы впустить Клементину в школу, но это совсем просто, только внимательно выслушай, что я тебе скажу. Первое – ты должен запастись прочной длинной веревкой.

– Веревкой?

– Да, веревкой. Надеюсь, ты знаешь, что такое веревка.

Я надменно фыркнул.

– Естественно, – сказал я. – Ты имеешь в виду веревку.

– Верно. Веревку. Ты берешь ее с собой…

– И надо полагать, выделываю с ней всякие фокусы, чтобы умилостивить эту Маплтон?

Знаю, мой ответ прозвучал с убийственной язвительностью, но я был возмущен до глубины души.

– Ты берешь веревку с собой, – терпеливо повторила Бобби, – и, войдя в школьный сад, идешь, пока не упрешься в оранжерею около здания школы. Входишь в оранжерею и видишь множество цветочных горшков. Берти, ты сможешь опознать цветочный горшок, если увидишь его?