Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

Первой заговорила Беатриса:

– М-да. Что-то ты мне не слишком обрадовался…

При этих словах Пэки опомнился и сумел до некоторой степени воспользоваться своими умственными и физическими способностями. До полной ясности ума было еще далековато, но здравый смысл, доковыляв на подкашивающихся ногах до своего трона, подсказал: требуется выказать хотя бы малую толику сердечного восторга. И Пэки кинулся выказывать. Мозги у него пребывали еще в отупении от грянувшей катастрофы, но он все-таки ухитрился нежно улыбнуться.

– Я ужасно рад, – выговорил он. – Просто не ожидал, что… я имею в виду… понятия не имел…

– Да. Наверное.

– Когда же ты приехала?

– Сегодня днем.

Потихоньку Пэки обретал надлежащую форму. Всеми силами, понимал он, надо избегать малейших проявлений нечистой совести. В конце концов все не так уж и плохо. К счастью, у него есть в качестве алиби яхта. Беатрисе ни к чему знать, что обретался он после своего приезда не на «Летящем облаке». Манеры его, не вполне еще уверенные, стали все-таки гораздо непринужденнее.

– Нет, как чудесно, что ты сумела приехать! – воскликнул он. – Я так и надеялся, когда сообщил тебе в письме, что я тут. Но боялся, что ты не сможешь оставить дом. Как, кстати, ваши гости?

– Прекрасно.

– Много интересных?

– Весьма.

– А как домашние?

– Прекрасно.

– Как твой отец?

– Прекрасно.

– А мать? Как она?

– Прекрасно.

– А тетя Гвендолин?

Столь дотошная внимательность не тронула леди Беатрису, а только раздосадовала.

– Может, сэкономим время? Тебя удовлетворит, если я скажу сразу, что все в Уорблсе, до единого, поживают распрекрасно?

Пэки признал разумность такого предложения.

– Да… Как же чудесно, что ты сумела выбраться сюда! – повторил он, оставляя тему здоровья ее родных. – Наверное, тебе нелегко было разыскать меня, я ведь не в отеле живу. Видишь ли, я приплыл сюда на яхте. Помнишь, я говорил, что, возможно, найму… или я в письме написал про яхту?

– Нет. В письме ты написал только, что уезжаешь в Сен-Рок.

– A-а… Ну так вот, я нанял яхту. Сейчас она на якоре в гавани.

– И ты живешь на яхте?

– Да, совершенно верно. Живу на яхте.

– Вот как… – протянула Беатриса. – А я так поняла, что гостишь ты в шато, выдавая себя за виконта де Блиссака.

Пэки снова почудилось, будто его крепко двинули в нос и даже что невидимый драчун, не удовлетворившись одним ударом, заехал заодно и в челюсть. Как сквозь дымку он слушал дальше.

– Я случайно узнала, что виконт де Блиссак гостит в шато своей матери у американцев по фамилии Гедж. А только что встретила одного старика, и он рассказал мне, что ты и есть тот самый виконт де Блиссак и помолвлен с его дочерью. Ты не считаешь, что тебе следует объясниться?

Один из существенных изъянов жизни в том, что иногда человек просто вынужден говорить правду. Такой вот момент, понял Пэки, наступил сейчас. Кое-какую правду ему никак не хотелось выкладывать, но никуда не денешься.

– Я тебе все расскажу!

– Жду с нетерпением.

– Этот старик – сенатор Опэл.

– Итак, ты помолвлен с мисс Опэл?

– Нет, нет и нет! Он только думает, будто я помолвлен.

– Из того, что он рассказал мне, ты, по-моему, даешь ему достаточные основания.

– Сенатор Опэл написал письмо…

– Какое любопытное совпадение! Я только что тоже написала письмо.

– …очень и очень компрометирующее его. А письмом этим завладела миссис Гедж и пригрозила отправить в газеты. Ему ужасно хочется заполучить письмо обратно. Я случайно познакомился с его дочкой…

– Как же?

– Ну, это долгая история. Подстригал старикану волосы, а…

– Что-что?

– Сейчас некогда вдаваться в подробности. Ну, в общем, когда я подстригал ему волосы, я с ней и познакомился. Она и рассказала мне про письмо. Ну, естественно, я вызвался помочь. А это натолкнуло сенатора на мысль, будто я – Блэр Эгглстон.

– Что?!

Пэки приостановился на минутку, стараясь выстроить мысли. Он видел, что рассказ получается не таким внятным, как хотелось бы.

– Когда я говорю, что он подумал, будто я Эгглстон, я имею в виду, что Джейн…

– Вот так, значит! Уже – Джейн!

– Ее зовут Джейн. Он подумал, будто я – тот человек, с которым мисс Опэл помолвлена. А помолвлена она с Блэром Эгглстоном.

– Вот это уж точно нет! Эгглстон, когда я встретила его в Лондоне, про помолвку ни словом не упомянул.

– Ну, естественно. Понимаешь ли, помолвка у них тайная.

– Да? Что ж, продолжай.

– Вот потому-то сенатор и подумал, что мы помолвлены.

Беатриса отбивала такт ножкой по ковру. Дурной знак.

– Пока что я поняла одно – сенатор Опэл написал письмо, а мисс Опэл желает, чтоб ты раздобыл его обратно.

– Ну, это все так и есть.

– Не совсем. Разве не рискованное занятие – красть письмо у миссис Гедж?

– Ох, рискованное! Это уж точно!

– Ты можешь угодить в весьма неловкое положение.

– Вполне вероятно, – подтвердил опять Пэки, тронутый ее заботливостью.

Губы у Беатрисы поджались.

– И тем не менее, – продолжала она ласковым, шелковым голосом, какой частенько пускают в ход женщины и какой ни одному мужчине не сулит ничего хорошего, – ты явно готов рискнуть ради мисс Опэл, которая ничего для тебя не значит.

Слишком поздно Пэки разглядел трясину, в которую Беатриса заманила его. На него навалилось бессильное отчаяние, словно на нервного свидетеля, запутавшегося в сетях перекрестного допроса.

– Да, но разве ты не понимаешь…

– Я все вполне понимаю. Вывод для меня очевиден. Эта девица вскружила тебе голову. Вот, возьми это письмо и прочитай. Избавит нас от лишних разговоров.

– Ты не понимаешь!

– О, вот как?

– Я ввязался в эту затею только ради развлечения!

– Какое же тут развлечение?

– Ну, видишь ли… дух приключений…

– Дух совершеннейшего идиотизма. Ты не только ухаживаешь за мисс Опэл за моей спиной, но вдобавок, как мне представляется, ты еще и слабоумный. И мне вполне очевидно, что ты не тот человек, с каким мне хотелось бы связать свою жизнь. Я воображала, будто могу что-то из тебя слепить, но все – пустые мечтания. С тем же успехом можно признать это сразу. Пожалуйста, как улучишь свободную минутку, дай себе труд, прочитай мое письмо. В нем сказано все. Прощай.

– Но послушай…

Неудобство вести интимные, сердечные разговоры на публике в том, что действия наши стеснены необходимостью соблюдать условности. Даже во Франции вы не можете гнаться за девушкой через вестибюль отеля. Беатриса столь скорым шагом устремилась к выходу, что у Пэки был один выбор – или позволить ей уйти, или припуститься за ней галопом. И он позволил Беатрисе уйти.

Конверт похрустывал у него в пальцах. Он вяло распечатал его, не рассчитывая, что письмо добавит что-то существенное к уже имевшейся у него информации. После последних Беатрисиных слов, таких типичных для нее, ясных и четких, он предположил, что письмо это – разрыв в письменной форме.