Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни

— Наконец-то! — воскликнул Лазар.

Доктор Казенов тут же приказал зажечь вторую свечу, чтобы осмотреть Полину. Лазар держал в руках одну свечу, а Вероника, растрепанная и по пояс в грязи, поднесла вторую к изголовью кровати. Г-жа Шанто стояла в стороне, наблюдая. Полина дремала, и когда ей велели показать горло, застонала от боли. Осторожно уложив ее, доктор Казенов, вначале очень встревоженный, отошел от постели с более спокойным лицом.

— Вероника изрядно напугала меня! — шепотом сказал он. — Она такое наплела, я решил, что это отравление… Видите, все карманы набиты лекарствами.

— Это ангина? — спросил Лазар.

— Да, простая ангина… Непосредственной опасности нет.

Госпожа Шанто сделала торжествующий жест, словно хотела сказать — так я и знала.

— Непосредственной опасности нет, — повторил Лазар, снова охваченный страхом, — значит, вы боитесь осложнений?

— Нет, — ответил доктор, с минуту поколебавшись, — но с этими проклятыми горловыми болезнями никогда нельзя быть уверенным…

Доктор объяснил, что сейчас ничего нельзя сделать.

Лучше подождать до завтра и тогда, может быть, придется пустить кровь. Но молодой человек стал умолять его по крайней мере облегчить ее страдания, и он согласился попробовать горчичники. Вероника принесла таз горячей воды, доктор сам обложил мокрыми листами ноги Полины от колен до щиколоток. Но это только причинило ей лишние страдания, температура держалась, головная боль становилась нестерпимой. Он прописал также смягчающее полоскание, и г-жа Шанто приготовила настойку из ежевичного листа; но от этого пришлось тут же отказаться, так как боль была нестерпима и Полина не могла полоскать горло. Было около шести, уже светало, когда врач уехал.

— Я заеду в полдень, — сказал он Лазару в передней. — Успокойтесь… Это больно, но не опасно.

— А разве боль, по-вашему, пустяки! — воскликнул молодой человек с возмущением. — Нужно избавить людей от страданий.

Казенов взглянул на него и только воздел руки к небу, изумленный столь странными претензиями.

Вернувшись в комнату Полины, Лазар сказал матери и Веронике, чтобы они пошли спать. Ему все равно не уснуть… И он стал наблюдать бледный рассвет в этой комнате, среди беспорядочно разбросанных вещей, — мрачную зарю после ночи агонии. Прильнув лбом к стеклу, он в отчаянии смотрел на свинцовое небо, как вдруг шум заставил его обернуться. Ему показалось, что Полина встает. Но это был забытый всеми Матье; он вылез наконец из-под кровати, подошел к Полине, рука которой лежала поверх одеяла, и так нежно лизнул эту руку, что глубоко растроганный Лазар обнял пса за шею и сказал:

— Видишь, мой бедный толстяк, хозяйка больна… Но ничего… Мы еще побегаем втроем.

Полина открыла глаза и, хотя лицо ее исказилось от боли, улыбнулась Лазару.

Началось тревожное существование, тот кошмар, который переживают близкие в комнате больного. Лазар, охваченный чувством горячей любви, выгнал всех; он неохотно разрешал матери и Луизе входить по утрам, чтобы справиться о здоровье Полины, и допускал лишь Веронику, так как верил в ее искреннюю привязанность. Первые дни г-жа Шанто пыталась втолковать ему, что не пристало мужчине ухаживать за молоденькой девушкой, но Лазар вспылил. Разве он не муж ей? Ведь врачи лечат посторонних женщин. Действительно, оба они не ощущали никакой неловкости, никакого стыда. Страдание, а быть может и близкая смерть подавляли чувственность. Лазар оказывал Полине всевозможные мелкие услуги, поднимал ее, укладывал с нежным состраданием, как брат. Он видел только, что это некогда желанное тело дрожит от лихорадки. То было как бы продолжением их здоровой детской дружбы, когда их не смущала нагота, когда они купались вместе и он обращался с ней, как с мальчишкой. Мир исчез, ничего больше не существовало, кроме тщетно ожидаемого с часу на час перелома к лучшему; самые низменные отправления человеческого организма приобрели вдруг огромное значение, в зависимости от этого день становился радостным или печальным. Ночи сменялись днями, Лазар как бы раскачивался над бездной, ежеминутно опасаясь, что рухнет во мрак.

Доктор Казенов навещал Полину каждое утро; иногда он приезжал даже вечером, после обеда. Осмотрев ее во второй раз, он решил сделать ей обильное кровопускание. Но температура лишь ненадолго понизилась, а потом снова подскочила. Через два дня он явно встревожился, — его озадачивало это упорство болезни. Девушке все труднее и труднее становилось открывать рот, и доктору не удавалось как следует осмотреть горло, — он видел лишь, что оно сильно распухло и багрово-синего цвета. Затем Полина стала жаловаться на все усиливающуюся острую боль, от которой, казалось, вот-вот разорвется шея. Как-то утром доктор сказал Лазарю:

— Я подозреваю флегмону.

Молодой человек увел его в свою комнату. Как раз накануне, перелистывая старый учебник патологии, Лазар перечитал главу о загадочных абсцессах, которые распространяются на пищевод и могут вызвать смерть от удушья вследствие сжатия трахеи. Побледнев как полотно, он спросил:

— Значит, Полина обречена?

— Думаю, что нет, — ответил доктор. — Там видно будет.

Но он уже не скрывал своей тревоги. Он признался, что в данном случае почти беспомощен. Как обнаружить абсцесс, когда больная не может даже разжать рот? К тому же, если вскрыть нарыв прежде времени, это грозит серьезными осложнениями. Лучше всего предоставить бороться организму, хотя это будет очень долго и мучительно.

— Я не господь бог! — воскликнул он, когда Лазар стал упрекать его, негодуя на бессилие медицины.

Привязанность доктора Казенова к Полине проявлялась у него в виде подчеркнутого грубоватого цинизма. Сердце этого высокого, сухого и язвительного старика было задето. Больше тридцати лет он странствовал, переходя с корабля на корабль, обслуживая госпитали в разных концах света, где расположены наши колонии; он лечил эпидемии на борту кораблей, чудовищные тропические лихорадки, слоновую болезнь в Кайенне, укусы змеи в Индии; он видел смерть людей всех цветов кожи; он изучал действие ядов на китайцах и бесстрашно проделывал сложные опыты вивисекции над неграми. А теперь эта девчонка с ее «бобо» в горлышке так растревожила его, что он потерял сон. Железные руки дрожали, привычка к смерти не помогала преодолеть страх перед роковым исходом. Поэтому, желая скрыть свое недостойное волнение, он делал вид, будто презирает страдания. Люди рождены, чтобы страдать, стоит ли волноваться из-за этого!

Каждое утро Лазар говорил ему:

— Умоляю вас, доктор, попытайтесь что-нибудь сделать… Это так ужасно, она уже не спит ни минуты. Всю ночь она стонала.