Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни

Все ели с большим аппетитом, но один Шанто смеялся от души; он так развеселился, что не замечал смятения своих сотрапезников. Они обращались друг с другом сердечно и предупредительно, и тем не менее в душе их осталась тревога и печаль, как бывает после тех размолвок, когда люди, простив друг друга, все же не могут забыть неизгладимое оскорбление. Почти весь остаток дня ушел на устройство гостьи. Она снова поселилась в комнате второго этажа. И если бы еще вечером спустилась своим торопливым шагом г-жа Шанто и села за стол, можно было бы подумать, что полностью возродилось прошлое.

Около недели длилась неловкость. Лазар не смел расспрашивать Полину и не мог понять этого, как он говорил, странного и безрассудного поступка; мысль, что это жертва, что ему просто и великодушно предлагали сделать выбор, не приходила Лазару в голову. Несмотря на страстные желания, обуревавшие его в дни праздности, он никогда и не помышлял жениться на Луизе. Поэтому с той поры, как они снова оказались вместе, втроем, создалось ложное положение, от которого все страдали. Были минуты тягостного молчания, недоговоренные фразы, паузы, — все они боялись неуместных намеков. Полина, изумленная этим, вынуждена была подыгрывать, казаться еще более веселой, чтобы вернуть былую беззаботную дружбу. Правда, вначале она очень обрадовалась, — ей показалось, что Лазар возвращается к ней. Присутствие Луизы как будто успокоило его, он чуть ли не избегал ее, старался не оставаться с ней наедине, возмущенный самой мыслью, что снова может обмануть доверие кузины; теперь он испытывал к Полине болезненную нежность и заявлял с умиленным видом, что она лучшая из женщин, святая, что он недостоин ее. Полина была наверху блаженства и наслаждалась своей победой, видя, что он уделяет так мало внимания Луизе. К концу недели она даже стала упрекать его:

— Почему ты убегаешь, как только видишь нас вместе с Луизой?.. Меня это огорчает. Она наша гостья, и мы должны быть внимательны к ней.

Лазар, не желая отвечать, сделал неопределенный жест рукой. Тогда она позволила себе намекнуть на прежнее, это вырвалось у нее только раз:

— Я привезла ее сюда, чтобы ты знал, — я давно уже простила вас. Забудем это, как дурной сон, от него ничего не осталось… И видишь, я уже не боюсь, я верю вам обоим.

Лазар схватил ее в объятия и крепко прижал к груди. Он пообещал быть любезнее с Луизой.

С той минуты они проводили дни вместе. Вернулась прежняя дружба. Казалось, Лазар уже не скучает. Вместо того чтобы убегать к себе и сидеть взаперти, как дикарь и нелюдим, страдая от своего одиночества, он придумывал всевозможные игры, предлагал прогулки, после которых они возвращались, опьяненные свежим воздухом. И незаметно Луиза мало-помалу опять целиком завладела им. Он осмеливался подавать ей руку, снова упивался волнующим ароматом, которым были пропитаны кружева ее платья. Вначале он боролся с собой, хотел бежать, как только почувствовал, что снова увлечен. Но Полина сама требовала, чтобы он поддерживал Луизу, когда они шли вдоль обрывистого берега или перебирались через ручей. Полина прыгала, как мальчишка, а Луиза, с легким криком подстреленного жаворонка, падала на руки молодого человека. На обратном пути он вел ее под руку и снова слышался их приглушенный смех и перешептывания. Пока еще ничто не тревожило Полину, она по-прежнему бодро шагала вперед, не понимая, что ставит на карту свое счастье именно тем, что не устает и не нуждается в помощи. Ее здоровье, ее сильные руки не нужны Лазару. С каким-то веселым озорством она заставляла их идти вперед, под руку, словно желая показать им свое доверие.

Впрочем, ни Лазар, ни Луиза не обманули бы ее теперь. Если он и поддался этому увлечению, то все же продолжал бороться с собой и проявлял еще большую нежность к Полине. Он уступал сладостному влечению плоти, но давал себе слово, что на сей раз игра не зайдет дальше дозволенного. Зачем ему отказываться от этой радости, раз он твердо решил выполнить свой долг порядочного человека? А Луиза была еще более щепетильна; не то чтобы она обвиняла себя в кокетстве, — это было врожденное свойство: она соблазняла бессознательно, каждым жестом, каждым вздохом, — но она не сделала бы ни одного шага, не произнесла бы ни одного слова, если бы думала, что это неприятно Полине. То, что Полина простила прошлое, растрогало ее до слез, она хотела доказать, что достойна этого, она прониклась к ней восторженным женским обожанием, изливаясь в клятвах, в поцелуях и страстных ласках. Луиза непрерывно наблюдала за подругой и немедленно бросалась к Полине, как только замечала облачко на ее лице. Иногда она тут же покидала Лазара и брала Полину под руку, огорченная тем, что на минуту забылась, она пыталась ее развлечь, ластилась к ней, даже делала вид, что дуется на молодого человека. Никогда Луиза не казалась столь очаровательной, как в эти дни непрерывной внутренней борьбы; то уступая потребности нравиться, то раскаиваясь в своем кокетстве, она заполняла дом шуршаньем своих юбок и ласковой истомой молодой кошечки.

Мало-помалу Полиной снова овладели прежние мучения. После воскресшей надежды, после минутного торжества они стали еще более жестокими: То уже были не вспышки ярости, не приступы ревности, которые лишали ее на время рассудка, а медленная непрерывная пытка, словно на нее свалилась тяжелая глыба, которая с каждой минутой все больше давила ее. Отныне уже не могло быть ни передышки, ни спасения: несчастье достигло предела. Ей даже не в чем было упрекнуть Лазара и Луизу; они окружали ее вниманием, боролись с увлечением, толкавшим их друг к другу, но именно от этой предупредительности Полина страдала больше всего; она прозрела с той поры, как они, словно сговорившись, щадили ее, старались избавить от страданий ревности. Эта жалость влюбленных была для нее нестерпима. Разве недостаточно красноречивы их перешептывания, когда они оставались наедине, и вдруг наступившее молчание, когда она входила, разве искренни пылкие поцелуи Луизы и нежное смирение Лазара? Она предпочла бы, чтобы они были виноваты, чтобы они предавали ее исподтишка; а эта бережность, великодушие, эти ласки в виде утешения, раскрывали ей все, обезоруживали ее, лишая воли и энергии, чтобы отвоевать свою собственность. В тот день когда Полина привезла соперницу, она готова была бороться с ней, если понадобится, но что поделаешь с детьми, которые терзаются раскаяньем от того, что полюбили друг друга? Она сама захотела этого, ведь она могла выйти замуж за Лазара, не рассуждая о том, любит ли он ее. Но даже теперь, несмотря на все муки, ее возмущала мысль, что можно так распорядиться его судьбой, потребовать, чтобы он сдержал слово, хотя, наверное, сожалеет об этом. Даже если это будет стоить ей жизни, она откажется от Лазара, раз он полюбил другую.