Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни

В тот день Полина спустилась вниз очень поздно. Утром она с радостью почувствовала, что принятое вчера решение стало еще определеннее, еще тверже. Ей пришло в голову, что она забыла о себе, ведь нужно все-таки подумать о завтрашнем дне, о новом положении, в котором окажется она сама. Если у нее хватит мужества поженить Лазара и Луизу, то никогда не хватит сил, чтобы оставаться подле них, видеть их близость, их семейное счастье. Самопожертвование тоже имеет границы, и она опасалась, что ярость снова овладеет ею, что она устроит какую-нибудь ужасную сцену. Разве мало того, что она уже сделала? У кого хватит жестокости подвергать ее этой ненужной пытке? Поэтому Полина сразу приняла бесповоротное решение. Она уедет, она покинет этот дом, полный мучительных воспоминаний. Пусть вся ее жизнь изменится, но она не отступит.

За завтраком Полина была, как всегда, спокойна и весела. При виде Лазара и Луизы, которые сидели рядом, смеясь и перешептываясь, мужество не покинуло ее, только сердце словно оледенело. Была суббота. Чтобы остаться одной к приходу доктора, Полина, воспользовавшись каким-то предлогом, отправила Лазара и Луизу в дальнюю прогулку. Они ушли, а она из предосторожности пошла встречать доктора на дорогу. Увидев Полину, Казенов предложил ей сесть в экипаж. Она отказалась и попросила его сойти. Они медленно шли рядом, а Мартен, опередив их на сто метров, ехал в пустом экипаже.

Просто, в нескольких словах Полина открыла доктору свое сердце. Она рассказала ему о своем плане отдать Лазара Луизе, о желании покинуть дом. Эта исповедь казалась ей необходимой, она не хотела поступить опрометчиво, а старый доктор был единственным человеком, с которым она могла поделиться.

Вдруг Казенов остановился посреди дороги и обнял ее своими длинными худыми руками. Дрожа от волнения, он крепко поцеловал девушку в голову и заговорил с ней на «ты»:

— Ты права, девочка… И, знаешь, я рад, потому что могло кончиться гораздо хуже. Вот уже много месяцев это терзает меня, у вас в доме я чувствовал себя буквально больным, — ведь я видел, что ты очень несчастна… Ах, эта милая семейка здорово обобрала тебя: сперва взяли твои деньги, потом сердце…

Полина пыталась остановить его:

— Друг мой, прошу вас… Вы о них слишком дурно думаете.

— Возможно, это не мешает мне радоваться за тебя. Ладно, ладно, отдай ей твоего Лазара, не больно хороший подарок ты делаешь… О, разумеется, он очень мил и исполнен лучших намерений, но я предпочту, чтобы другая была несчастна с ним. Этих молодчиков, которым все надоедает, трудно вынести даже на таких крепких плечах, как твои. Я лично выбрал бы тебе в мужья мясника, да, мясника, который хохотал бы с утра до ночи.

Видя, что у Полины на глазах появились слезы, он сказал:

— Ладно! Ты любишь его, не будем больше об этом говорить. Ну-ка, обними меня еще разок, уж очень ты у меня смелая и разумная… Только идиот может этого не оценить.

Он взял ее за руки и прижал к груди. И они пошли дальше, спокойно беседуя. Конечно, она поступит правильно, если покинет Бонвиль, а он берется подыскать ей место. Как раз в Сен-Ло у него есть богатая родственница, старушка, которая ищет компаньонку. Девушке будет там чудесно, тем более что дама эта, не имея детей, может привязаться к Полине, а потом когда-нибудь и удочерит ее. Они все обсудили, доктор обещал дать Полине окончательный ответ не позже чем через три дня, и оба условились, что она никому не скажет о своем твердом намерении уехать. Полина боялась, что Шанто примут это за угрозу, ей хотелось устроить свадьбу и потом, на другой день, когда она уже будет не нужна, незаметно уехать.

Вскоре Полина получила письмо от доктора: ее ждали в Сен-Ло как только она освободится. В тот же день, в отсутствии Лазара, она увела Луизу в глубь сада и уселась с ней на скамью, под кустом тамарисков. Впереди необъятный простор, пересеченный четкой линией горизонта.

— Дорогая, — сказала Полина своим материнским тоном, — поговорим, как сестры, хочешь?.. Ты меня немного любишь…

Луиза не дала Полине договорить, обняла за талию и воскликнула:

— Еще бы!

— Так вот! Если любишь, то напрасно не рассказываешь мне все… Почему ты не посвящаешь меня в свои тайны?

— У меня нет тайн.

— Есть, ну-ка, поищи получше… Открой мне свое сердце.

Они сидели совсем рядом. С минуту Полина в упор смотрела на Луизу, она ощущала ее влажное дыхание. Постепенно глаза одной затуманились под ясным взором другой. Молчание становилось тягостным.

— Расскажи мне все. Когда говорят начистоту, многое можно уладить, а когда скрытничают, это к добру не ведет… Не правда ли? Нехорошо, если мы снова повздорим и произойдет то, в чем мы потом так раскаивались.

Луиза разрыдалась. Она обнимала Полину дрожащими руками, она прильнула головой к ее плечу и, спрятав лицо, бормотала среди всхлипываний:

— О, не нужно вспоминать об этом. Не нужно об этом никогда говорить, никогда!.. Не причиняй мне такого горя, лучше выгони меня сейчас же.

Тщетно Полина пыталась успокоить ее.

— Нет, нет, я все прекрасно понимаю… Ты опять подозреваешь меня. Зачем ты говоришь со мной о тайне? У меня нет тайн, я делаю все, чтобы тебе не в чем было упрекнуть меня. Если что-либо и тревожит тебя, это не моя вина: я все время слежу за собой, за каждой своей улыбкой, хотя это и незаметно… А если ты не веришь, ну что ж, я уеду, сейчас же уеду!

Они были одни среди необъятного простора, огород, сожженный знойными западными ветрами, лежал у их ног, как первозданная земля, а вдали расстилалось бесконечное спокойное море.

— Выслушай меня наконец, — воскликнула Полина, — я ни в чем не упрекаю тебя, напротив, хочу тебя успокоить.

Обняв Луизу за плечи, она заставила ее поднять глаза и мягко, как мать, которая задает вопрос дочери, прошептала:

— Ты любишь Лазара?.. И он любит тебя, я знаю это.

Кровь прилила к лицу Луизы. Она еще сильнее задрожала, хотела вырваться и убежать.

— Бог мой, верно, я очень бестолковая, если ты не понимаешь меня. Разве я затеяла бы этот разговор, чтобы мучить тебя?.. Вы любите друг друга, не правда ли? Так вот! Я хочу вас поженить, это очень просто.

Растерянная Луиза перестала вырываться. От изумления она даже перестала плакать, она застыла, руки ее бессильно повисли.

— Как? А ты?

— Что до меня, дорогая, то вот уже несколько недель я допрашиваю себя, особенно по ночам, когда не спится и все становится яснее… И я поняла, что у меня к Лазару только добрые дружеские чувства. Разве ты сама этого не замечаешь? Мы товарищи, приятели, между нами нет влюбленности…

Она подыскивала слова, чтобы сделать свою ложь более правдоподобной. Но соперница все время пристально смотрела на нее и, казалось, поняла недосказанное.