Джордж Элиот - Сайлес Марнер

Лицо Сайлеса являло собой подобное преображение, когда он сидел в кресле и смотрел на Эппи. Она придвинула скамеечку к его ногам и оперлась на его колени, держа в своих руках его руки и не сводя с него глаз. На столе, освещенное пламенем свечи, лежало вновь обретенное золото, прежнее, столь любимое золото, разложенное на кучки, как обычно Сайлес раскладывал его в те дни, когда оно было его единственной радостью. Он рассказывал, как, бывало, каждый вечер пересчитывал его и какой одинокой оставалась его душа, пока Эппи не была послана ему.

— Сначала я боялся, — глухим голосом говорил он, — как бы ты опять не превратилась в золото, ибо, куда бы я ни повернул голову, оно всюду мерещилось мне, и я думал, что был бы счастлив, если бы мог вновь прикоснуться к нему и знать, что оно возвратилось ко мне. Но так продолжалось недолго. Вскоре я понял, что если бы золото вернулось ко мне, это было бы несчастьем: оно отняло бы тебя, а я уже чувствовал, что не могу жить, не видя тебя, не слыша твоего голоса и не чувствуя прикосновения твоих пальчиков. Ты не знала тогда, Эппи, ты была еще совсем малюткой, — ты не знала, как любил тебя твой отец Сайлес.

— Но я знаю это теперь, отец, — сказала Эппи. — Если бы не ты, меня отдали бы в работный дом, и не было бы никого, кто бы любил меня.

— Нет, мое дорогое дитя, это было счастьем прежде всего для меня. Если бы ты не была послана спасти меня, я от горя сошел бы в могилу. Деньги были отняты у меня вовремя; ты видишь — они сохранились, сохранились до той поры, пока не понадобились тебе. Это прямо чудо, вся наша жизнь — чудо.

Сайлес посидел немного молча, глядя на деньги.

— Теперь они уже не имеют надо мной силы, — задумчиво сказал он, — нет, не имеют. Любопытно, могут ли они когда-нибудь снова овладеть мною. Не думаю, чтобы это было возможно, даже если бы я потерял тебя, Эппи. Я стал бы думать, что снова покинут богом, и забыл бы о том, что бог был добр ко мне.

Тут раздался стук в дверь, и Эппи пришлось встать, не ответив Сайлесу. Как она была хороша, со слезами умиления на глазах и легким румянцем на щеках, когда пошла отворить дверьI Увидев мистера и миссис Кесс, Эппи покраснела еще больше. Она низко присела перед ними и широко распахнула дверь.

— Извини, моя милая, что мы беспокоим вас в такой поздний час, — сказала миссис Кесс, беря Эппи за руку и глядя ей в лицо с симпатией и восхищением. Сама Нэнси была бледна и дрожала.

Придвинув стулья для гостей, Эппи стала рядом с Сайлесом напротив них.

— Ну, Марнер, — сказал Годфри, стараясь говорить спокойно, — я очень рад, что ваши деньги, которые пропадали столько лет, теперь снова при вас. Вы пострадали по вине одного из членов моей семьи, это меня крайне огорчает, и я чувствую себя обязанным возместить вам ущерб, как могу. Что бы я теперь ни сделал для вас, это будет лишь уплатой долга, даже если бы я имел в виду только покражу. Но, кроме золота, я еще за многое другое был и буду обязан вам, Марнер.

Годфри замолчал, вспомнив, что заранее договорился с женой начать разговор о своем отцовстве очень осторожно и, по возможности, отложить раскрытие тайны на будущее, чтобы постепенно подготовить Эппи. Нэнси настаивала на этом, понимая, как болезненно воспримет Эппи разоблачение отношений между ее отцом и матерью.

Сайлес, всегда чувствовавший себя неловко, когда с ним разговаривали люди «знатные», как мистер Кесс, высокий, цветущий мужчина, которого обычно приходилось видеть только верхом на лошади, ответил несколько принужденно:

— Я и так за многое должен благодарить вас, сэр! Что же касается кражи, я не считаю это потерей для себя, а если бы и считал, это все равно, — вы не можете отвечать за то, что случилось.

— Вы, конечно, вольны так рассуждать, Марнер, но я смотрю на это иначе. И, я надеюсь, вы позволите мне действовать согласно моим понятиям о справедливости. Я знаю, что вы довольствуетесь малым и всю жизнь много работали.

— Да, сэр, да, — задумчиво ответил Марнер. — Мне пришлось бы плохо без моей работы. Только она и спасала меня, когда я потерял все остальное.

— Правильно, — подтвердил Годфри, относя слова Марнера только к его физическим потребностям. — Вы неплохо поработали здесь в деревне, где всегда хватало работы для ткача. Но теперь такой труд, утомительный для глаз, вам уже не по силам, Марнер. Пора оставить работу и отдохнуть. Вы изрядно сдали, хотя вам еще не так много лет, а?

— Лет мне пятьдесят пять, сэр, или около того, — ответил Сайлес.

— О, так вы еще вполне можете прожить лет тридцать, — посмотрите на старого Мэси! А эти деньги, что лежат на столе, не такая уж большая сумма. Они не так много принесут, если отдать их под проценты, и на них долго не проживешь. Конечно, будь вы человек одинокий — тогда другое дело, а вам еще много лет придется содержать двоих.

— Ничего, сэр, — возразил Сайлес, на которого слова Годфри не произвели никакого впечатления, — я не боюсь нужды. Мы с Эппи отлично проживем. Мало у кого из рабочего люда отложено столько. Я не знаю, много ли значит это золото для людей знатных, но для меня это большие деньги, пожалуй даже слишком большие. Ведь нам нужно очень мало.

— Только был бы у нас садик, отец! — сказала Эппи и вспыхнула до ушей.

— Тебе хотелось бы иметь сад, моя милая? — вмешалась Нэнси, полагая, что такой оборот разговора может помочь ее мужу. — Я тебя понимаю — я сама очень много времени вожусь в саду.

— Да, в Красном доме у нас немало возни с садом, — подхватил Годфри, сам удивляясь тому, как трудно ему высказать предложение, казавшееся столь легким на расстоянии. — Вы очень много сделали для Эппи, Марнер, за эти шестнадцать лет. И вы, наверно, были бы рады видеть ее хорошо обеспеченной, не так ли? Она выглядит цветущей и здоровой, но едва ли она пригодна для тяжелой трудовой жизни — она не похожа на крепких девушек из рабочих семей. Вам, наверно, приятно было бы видеть, что о ней заботятся люди, которые могут оставить ей неплохое наследство и сделать из нее леди? Она для этого подходит больше, чем для тяжелой жизни, какая предстоит ей через несколько лет.

Легкая краска выступила на лице Марнера и сейчас же исчезла. Эппи же просто не понимала, зачем мистер Кесс столько говорит о вещах, казалось очень далеких от действительности. Но Сайлес уже почувствовал обиду и тревогу.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр, — промолвил он, не располагая достаточным запасом слов, чтобы выразить те смешанные чувства, с которыми он слушал мистера Кесса.

— Вот что я хочу сказать, Марнер, — заявил Годфри, решившись наконец перейти к делу. — Мы с миссис Кесс, как вы знаете, бездетны, и нет рядом с нами никого, кто мог бы пользоваться нашим прекрасным домом и тем достатком, которого у нас больше, чем нужно для двоих. Вот почему нам хотелось бы иметь подле себя кого-нибудь, кто заменил бы нам дочь. Мы хотели бы взять Эппи к себе. Она будет для нас во всем как родная дочь. А вам, после того как вы положили столько трудов на ее воспитание, в вашем преклонном возрасте было бы большим утешением видеть ее счастливой. Кроме того, вы будете щедро вознаграждены. И Эппи, я уверен, будет всегда любить вас и сохранит глубокую благодарность к вам. Она будет часто навещать вас, и мы готовы сделать все возможное, чтобы обеспечить вам счастливую старость.